Фокусник из трущоб (СИ) - Бельская Луиза

      - Это ты! Фома, это ты! - с облегчением и слабой улыбкой выдохнул он.

      - Я, - гость сделал шаг вперед, приближаясь к несвежему ложу.

      - Мне подумалось, что это чужой, - растерянно произнес Ян, зачем-то снимая и надевая очки снова.

      - Кто? Маньяк? - Фома неторопливо опустился на продавленный матрас. Ян начал казаться ему беззащитным котенком, забившимся в самый неподходящий для него угол, как раз облюбованный коварным врагом.

      Фома хохотнул, продвигаясь ближе и заставляя Яна интуитивно напрячься.

      - Не бойся, - Фома пристально посмотрел в его широко распахнутые глаза. Лучи падали так удачно, освещая овал лица Яна, что его черты казались абсолютно правильными.

      - Я почти не боюсь за себя, - грусть прозвучала в негромком голосе, - я боюсь за тебя!

      - За меня?! - Фома расхохотался, запуская пятерню в рассыпавшиеся по плечам Яна пшеничные пряди и с силой наматывая их на кулак. Ян даже не дернулся, глаз не сводя с его ожесточенной физиономии.

      - У тебя кровь, - дрожащей рукой он прикоснулся к разбитой губе - Фома мотнул головой, чуть отстраняясь, - Фома, наверно, это он, Клим, это он всех убивает. Он - опасный человек, он богу молится и тут же грешит снова...

      - Ты обкурился! - рявкнул Фома ему прямо в лицо, заставляя Яна вдохнуть ядовитые пары алкоголя.

      - Еще нет, - Ян обреченно смотрел на него, не делая ни малейших попыток сопротивляться.

      - У него целый дом для бомжей! Он церкви строит!

      - Вспомни, что он сделал с тобою! - уже на повышенном тоне возразил Ян.

      Фома сделал паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха.

      - У меня вот другие соображения по этому поводу, - Фома ловко перекинул ногу и оседлал Яна, вздрогнувшего от такого напора, - ты - самый мутный чел в этом притоне, ты молишься непонятному богу, ты, появившийся из ниоткуда! С тобой что-то явно не так, скажи, ты очень любишь столовые приборы?! - Фома с такой злостью дернул Яна за волосы, что тот даже зашипел, - куча трупов, Князь, тетя Маша, скажи, кто следующий? - он наконец-то отпустил его волосы, оставив в своей руке длинную прядь.

      А пока Фома с удивлением рассматривал настолько легко выдранный локон, Ян, морщась и потирая больное место на голове, твердо произнес:

      - Фома, это не я, поверь.

      - Тогда кто?! - тот с брезгливостью стряхнул с ладони светлые волосы, - Клим, Захар, Шурик? Кто?

      - Да не знаю я точно, - голос Яна ослаб, - Фома, уходи, - здесь ты точно в опасности.

      - Если опасность прямо здесь, то почему не уходишь ты? А? Почему! - Фома вцепился Яну в худые плечи и начал с яростью трясти абсолютно не сопротивляющееся тело. - Почему ты беспокоишься обо мне?

      - Потому что я... ты мне нравишься, - Ян с трудом выдавил из себя то, что так давно крутилось в его голове.

      Фома остановился. Ему стало не по себе. Он ошалело смотрел на Яна, не зная, как ему нужно реагировать на подобное признание, все еще продолжая сжимать его костлявые плечи. Вид Яна был извиняющимся. Он словно просил простить себя за это сильное чувство, за то признание, что дивной куколкой зародилось в его душе и мотыльком упорхнуло с приоткрытых губ.

      - Фома, послушай, мне недолго осталось, у меня рак, - Ян говорил спокойно. Все нехорошие эмоции он уже пережил, оставив где-то позади, в прошлой жизни, - рак печени, понимаешь? - Фома глядел на него как завороженный. Так вот почему цвет лица бал таким желтым... и волосы лезли, и он почти не кушал... - вот, потрогай! - Ян обхватил его руку своими тонкими, художественными пальцами и запустил ее под одеяло, под свитер и футболку, прижав теплую ладонь к своему боку, - вот, чувствуешь?

      Фома чувствовал. Под его рукой жил роковой росток, пустивший свои гиблые, гнилые корни по всему организму. Смертельный росток жил за чужой счет, с каждым месяцем расширяясь, увеличиваясь в своих размерах - Фома чувствовал этот крупный сгусток, выпирающий из-под ребер, сгусток, которого там не должно было быть.

      - Я не мутный, - продолжал Ян, убирая его ладонь со своего тела, - я на улицу умирать ушел, как собака, я устал семью мучить. Мне уже совсем мало осталось. Это не остановить, понимаешь? Это печень проклятая, сложная штука, любая операция только спровоцирует рост... Фома, я бы вырвал ее с корнем, я бы гвоздь забил в нее, лишь бы она прекратила меня донимать! Я бы вбил гвоздь, понимаешь, пусть будет просто больно, но только сразу, и ему, раку, пусть тоже будет больно, пусть он сдохнет первым, а я уже потом!

       Яна колотило, словно в лихорадке. Он еще никому и никогда не говорил этих слов, а Фома просто смотрел на него и покрывался холодным потом, руки его безвольно повисли, лишь только пальцы слабо подрагивали при этом - ему стало по-настоящему жутко. Он впервые разговаривал с обреченным.

      Ян все говорил о том, что дурман-трава продляет ему жизнь, что Джа Растафарай и добро - это одно и то же, что только на улице, на свободе, пусть и без нормальной крыши над головой он чувствует себя настоящим человеком. Он говорил, а Фома все смотрел и смотрел, и крупные слезы одна за другой текли по его лицу. Губы пекло, а сердце горело, и душа пылала от сожаления и угрызений совести. Он ведь подумать смел, что Ян и есть тот самый маньяк, он смел подумать, что этот человек умел меняться, как виртуозный актер, что он безжалостно убивал слабых! Но убивал не он, а его, его самого убивало то, что невозможно посадить в тюрьму, изолировать, расстрелять, разорвать в клочья. Ян умирал - теперь Фома ясно понимал это, понимал, не отвергая этого факта, мгновенно смирившись с жестокой судьбой.

      Он не стал говорить банальные фразы о чудесных докторах и волшебных лекарствах, не стал лгать про небесное царство и очень скорое избавление от страданий. Внезапно ему захотелось сделать что-то такое посильное, что на самом деле могло заставить забыться Яна от постоянной боли и чувства скорого конца.