А. Харрисон - Тихая жена

Вскрытие происходит по дороге домой. Корин начинает с заявления, что Тодд был бы доволен тем, как все прошло.

– Народу собралось множество. Сзади даже стояли.

– Я многих из них не знаю, – говорит Джоди, – наверное, с работы. Может, кто-то просто прочитал в газете и пришел из любопытства.

– Наверное, среди них и родственники, – предполагает Джун.

– У Тодда никого не было, – отвечает Джоди.

– Совсем?

– Ну, может, где-нибудь какой-нибудь кузен или кузина. О которых он сам не знал.

– А твои родственники?

– Я упросила их не приезжать. Впрочем, это было не так уж трудно.

– Как ты думаешь, это Наташа организовала? – спрашивает Корин.

– Наверняка. Мне все показалось несколько безвкусным. Мне было даже немного стыдно за Тодда.

– А что не так?

– Очевидно, что все по дешевке. Ну, понятно. Гроб закрытый, чтобы за бальзамирование не платить. Выбрала кремацию, чтобы на гробе сэкономить. А Тодд не хотел, чтобы его кремировали, он был за погребение. Возможно, он предпочел бы и настоящую католическую мессу.

– Не знала, что Тодд был католиком, – говорит Джун.

– В церковь он не ходил. Но по воспитанию – католик.

– Наверное, и гроб напрокат взяла, – предполагает Корин. – Думаю, все, кто выбирает кремацию, так делают.

– Разумеется, напрокат, – соглашается Джоди.

– Интересно, был ли он сам, – продолжает Джун. – Ну, говорят, что люди приходят на собственные похороны. Летают по залу, смотрят, кто пришел, слушают, что о них говорят.

– Ему наверняка тут же захотелось бы доплатить и сделать все лучше, – отвечает Джоди.

– Наверное, прах отдадут Наташе, – предполагает Корин.

– Ну и пожалуйста, – говорит Джоди.

– Ты с ней вообще разговаривала?

– Нет. К счастью. Она предпочитает держаться от меня на расстоянии.

– Додумалась.

– Да и что она мне скажет, если поводов для злорадства больше не осталось?

– Здорово, что все сложилось в твою пользу, – напоминает Корин, – ну, в плане завещания. Джоди, я так за тебя рада. Ты столько вытерпела, так что заслужила.

– Неисповедимы пути господни, – добавляет Джун.

После похорон жизнь возвращается в привычный ритм. Джоди снова начинает выгуливать собаку по утрам, заниматься фитнесом, принимать клиентов, обедать с подругами. Хотя ее привычное равновесие и уверенность в себе пропали. Живет в своем мире она уже неспокойно, время идет, и ей становится противно от того, что она наделала, Джоди не понимает, как такое могло получиться. Просыпаясь по утрам, она вспоминает об этом не сразу, секунда-другая проходит мирно, но потом ее настигает это осознание, и всегда одинаково: словно экстренный выпуск новостей. Время идет, но факты все не оседают в голове и не сглаживаются памятью.

Джоди чувствует, что, убив его, убила и что-то в себе. Хотя в глубине души она понимает, что этого не стало уже давно – простодушия и доверчивости, чистосердечности и преданности. Какие-то части ее души, ранее живые, теперь обескровлены, став мертвыми пятнами в тканях ее психики, они поддались некрозу, который вторгся и на ту территорию, которая не принадлежала отдельно ни Джоди, ни Тодду, а была общей, самими их отношениями. Может казаться, что уж она-то, психолог, могла положить этому конец, спасти и себя, и их пару, но все происходило так изощренно, подкралось так коварно, совершенно незаметно. Это как лицо меняется с возрастом: ты смотришься в зеркало ежедневно и ничего не замечаешь.

Джоди не видела смысла бороться с человеком, которого было не изменить. По идее, принимать мужчину таким, какой он есть, хорошо – дай мне душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Да и компромисс тоже, это вам скажет любой семейный терапевт. Но цена оказалась высокой – увядающие ожидания, упадок духа, обреченность, пришедшая на смену энтузиазму, цинизм, выживший надежду. Подобное тление обычно не заметить и не остановить.

Есть и проблемы практического характера. Во-первых, теперь Джоди должна полностью сама себя обеспечивать, заботиться о доходах. Ее заработка хватает на хозяйство, в остальном можно продолжить продавать безделушки, но рано или поздно они закончатся, и ее поглотят неоплаченные счета. Да, возможно, закон признает Джоди наследницей Тодда, но пока она далеко в этом не уверена. Как бы ни хотелось, но ей никак не удается отделаться от ощущения, что время работает против нее. Тот семейный мужчина находится в настойчивом поиске улик, он беседует со всеми, разнюхивает, словно превосходно натасканная ищейка. Это Джоди узнает от друзей. Всем, как и ей, он кажется до жути методичным и ненормально вежливым. Джун, Корин и Элен в этом согласны. Элисон так и не выходит на связь, но это не значит, что ее обойдут стороной. Он умеет искать. Он даже на похороны приходил; Джоди заметила его после службы, он стоял один, с краю. Поняв, что она на него смотрит, улыбнулся, давая понять, что он о ней не забыл, что наблюдает, что еще вернется с новыми вопросами – или с теми же. А то вдруг она подумала, что уже от него избавилась.

Вспомнив об обещании, данном Стефани, она звонит Гарри Ле Груту, чтобы узнать подробности касательно недвижимости Тодда. Он предлагает встретиться и обсудить это за обедом. Джоди не особо рада такой перспективе, но когда они садятся за столик в «Блэки», он берется ее очаровывать. Приносит извинения за ордер на выселение; у него не было выбора, он лишь следовал указаниям клиента. Он понимает, что жить с таким человеком, как Тодд, было непросто. Он, Гарри, постоянно уговаривал Тодда угомониться и побольше времени проводить дома. Распутство для тех, кому досталась страшная или скучная жена, в то время как Джоди и красивая, и образованная. Вообще непонятно, почему Тодд так себя вел. Было в нем что-то необузданное. Гарри считал Тодда инакомыслящим одиночкой, который неустанно преследовал постоянно ускользающий идеал, даже не имея четкого о нем представления. Чего бы он ни добился, этих достижений всегда было бы мало.

Гарри продолжает в том же духе, и Джоди потихонечку сдается. Он очарователен, убедителен, умен. Как адвокат он специализируется в двух областях – недвижимости и семейном праве, и как раз именно в них ей необходима помощь. Гарри не просто на ее стороне, он вполне оптимистично смотрит на ее перспективы. Но ей, тем не менее, надо подготовиться к борьбе. Хотя согласно завещанию Джоди должна получить все, а составлено оно по всем правилам закона, несомненно, Наташа Ковакс выдвинет претензии в пользу себя и еще не родившегося ребенка. Она будет стоять на том, что погибший собирался переписать завещание после свадьбы. И ее заявление будет рассматриваться. Но Гарри с подобным уже сталкивался, к тому же, нельзя доверять молоденькой женщине, если она спуталась с мужиком старше себя. Да, видит бог, он человек циничный – обожжен в печах многочисленных молодых жен, – но он не удивится, если узнает, что у Наташи были и другие любовники.

– Посмотрим, – говорит Гарри.

И добавляет, что волноваться все равно не о чем, даже если подтвердится, что Тодд – отец. Она, Джоди, сможет позволить себе определенную щедрость. От небольшого пособия на ребенка она не обеднеет.

Гарри очень хочет защищать ее интересы. Составит иск на официальное утверждение завещания. Узнает насчет доверенности. Начнет готовиться. По просьбе Джоди он свяжется со Стефани и позаботится о том, чтобы она могла продолжить работу с этим объектом.

Джоди ежедневно ждет возвращения семейного человека, ловит себя на этом, несмотря на решение выкинуть его из головы. Но следующий ход оказывается все же неожиданным. Когда раздается стук в дверь – перед обедом, в то время как она составляет список покупок, – Джоди отдается в руки неизбежности, открывает дверь и видит мужчину, только это не он, а коллега, тощий, как жердь, не старше тридцати, но он все равно показывает полицейский значок и представляется Следователем Таким-То. У него глаза как у психа, настолько светло-голубые, что почти бесцветные, зрачки колючие, а под радужкой белые полукруги. Он отталкивает ее и проходит в гостиную без приглашения. Как и всех, его привлекает вид из окна, что дает Джоди время оценить его со спины: черные джинсы и нейлоновая куртка. Тонкие ноги, узкий зад, покатые плечи, большая голова. Но стоит у окна он недолго.

– Мисс Бретт, – говорит он. – Джоди.

Он нервничает, дергается. Обходит комнату, берет какие-то вещи, кладет их на место. Пепельница из Мон-Сен-Мишель, пресс-папье в технике миллефьори, пачка дисков. Листает журнал «Американский психолог». Потом продолжает, так и не глядя на нее:

– Я по поводу убийства вашего. Бывшего. Надо. Кое-что обсудить, – говорит он рвано, будто не может сконцентрироваться на том, что хочет сказать. У него грубый контральто, застревающий в горле. Глазные яблоки на неподвижном плоском лице крутятся безостановочно, словно маяки, предостерегающие тех, кто ничего не подозревает.