Екатерина Черкасова - Сладкая ночка

— Да. Мне угрожали смертной казнью. А затем ваши политические оппоненты перевезли меня в свой лагерь в пустыне. Я там была довольно долго.

— Зачем вы им были нужны?

— Не знаю. Наверное, чтобы использовать в какой-нибудь грязной игре… Они меня в свои цели не посвящали, — довольно честно ответила я, на самом деле не совсем понимая, что вокруг меня происходит.

— И как же вам удалось вырваться? — с подозрением спросил гость.

— Я бежала с помощью девушки из отряда Пантер, приговоренной к смерти, и пленного русского парня. Сама я, конечно, никогда не пересекла бы пустыню.

Второй араб молчал, делал какие-то пометки в блокноте.

— Откуда там русский? — недоверчиво спросил мужчина.

— Несколько лет назад был взят в плен в Чечне, прошел лагеря боевиков в Турции и Иордании. Он погиб. Пытался угнать вертолет, и машина взорвалась. Или ее взорвали… — с неподдельной горечью сказала я.

Потом я рассказала о том, как добралась до Туниса, опустив историю с Махмудом и нашими парнями.

Внимательно выслушав меня, мужчина, который, кстати, так и не представился, сказал:

— Что ж, немного фантастично, напоминает дешевое американское кино, но в целом может быть правдой. Вам повезло, не все выживают в пустыне. Но мы все проверим. Кстати, а откуда у вас тунисский паспорт?

Я сказала, как мне велела Катуса:

— Наверное, меня для чего-то готовили… Поэтому сделали паспорт и даже поставили британскую, американскую и шенгенскую визы. Я выкрала его вместе с некоторыми бумагами, думаю, очень для вас ценными. Собственно, поэтому я прошу о встрече с принцем.

— Почему именно с принцем? — поинтересовался мужчина. — Передайте их нам.

— Меня столько раз обманывали, что я не могу никому доверять, — правдиво объяснила я.

— А зачем вы решили украсть эти документы? — недоверчиво поинтересовался собеседник. — Разве вы так уж сочувствуете нашему движению?

— Я ненавижу их. Они заставили меня страдать, — коротко ответила я, чувствуя, как во мне на самом деле закипает гнев.

— Ваши чувства мне понятны… — согласился мужчина. — Что ж, мы все проверим и позвоним вам завтра ровно в полдень.

Я видела, что Катуса с утра находится в тревожном ожидании. Она не металась из угла в угол, не курила одну сигарету за другой, не вскакивала поминутно к телефону. Но я видела, как лихорадочно блестят ее глаза, как каменеют скулы и сжимаются губы.

Без двух минут двенадцать она подошла к телефону и встала около него, как часовой. Ровно в двенадцать телефон зазвонил. Я подняла трубку, пытаясь унять сердцебиение и дышать реже. Говорить практически не пришлось. Низкий голос сообщил мне, что в шесть вечера приедет машина, черный «Мерседес», который я уже видела, и меня отвезут на встречу.

Я положила трубку и передала его слова Катусе.

Она огляделась по сторонам, как будто что-то искала, хрустнула пальцами, чего за ней раньше не водилось.

— Садись. Повтори все, что ты должна сделать, — велела она.

Я почти спокойно пересказала инструкции. Спокойно, наверное, потому, что я не верила, что я это сделаю, не верила даже, что я должна это сделать. Вчерашний ливиец был прав: все слишком напоминало дешевый боевик. И что я, историк, египтолог, не имеющая ничего общего с этой страной и ее политическими проблемами, здесь делаю?! И где Саид, Саид, который уже спас меня однажды? Почему он не нашел меня? Разве он не читает объявления в арабских газетах? Но раз они все обо мне знали до момента, как меня забрал полковник Диаб, значит, он рассказал им. Он, и только он, больше некому… Я не сомневалась, что, если сделаю, что велела Катуса, за мою жизнь нельзя будет дать и тунисского миллима… О Ра! Освети мне путь! Что делать? Есть же выход! Молю тебя, Ра, укажи мне дорогу!

— Что ты там бормочешь? — спросила Катуса, прислушиваясь к незнакомому языку.

— Молюсь…

Машина миновала ближайшие пригороды Лондона и покатила по дороге между еще зелеными холмами и полями, которые так радовали глаз после безжизненной монотонной пустыни. Начало осени ощущалось в какой-то особенной прозрачности воздуха, прохладных порывах ветра, лиловых тенях. Наверное, за машиной следят люди Диаба, но делают это так профессионально, что заметить их невозможно. Кажется, мы были одни на пустынной дороге.

На мне было светло-серое трикотажное платье, в котором нельзя спрятать не то что оружие, но скрыть застежку от лифчика. Катуса решила, что так охранникам будет спокойнее. Несмотря на дизайнерский минимализм моей одежды, меня дважды подвергли унизительной процедуре досмотра. Тяжелые чеканные магрибские серебряные браслеты казались слишком массивными для тонких запястий, от таких же тяжелых серег начинала болеть голова. Зато они безукоризненно гармонировали с жемчужно-серым оттенком платья. Мне было велено оставить сумочку, даже очень маленькую, в которую с трудом поместились бы помада, пудреница и ключи. Но и это охранникам казалось источником опасности. Поэтому в моих руках была только тонкая папочка с двумя страничками. Собственно, эти странички и представляли особую ценность.

Спустя полтора часа мы подъехали к охраняемым воротам. Внимательно оглядев нас, здоровенные смуглые парни открыли ворота. Еще примерно километр мы ехали по аллее, обсаженной тополями. Двухэтажный особняк, у которого остановился «Мерседес», представлял собой ничем не примечательное здание в типично английском стиле конца прошлого века. Мои сопровождающие отворили высокую тяжелую дверь и пропустили меня в просторный холл. Я остановилась в нерешительности. Хозяин дома, вероятно, был страстным охотником. На стенах висели охотничьи трофеи, старинное оружие. Наверное, хозяин дома не араб, иначе преобладали бы мечи, сабли и кинжалы. Здесь же красовались пистолеты, мушкеты, ружья. Скорее всего жилище принадлежит обедневшему английскому аристократу, сдающему дом предков внаем.

Я подошла и потрогала тигриную морду, скалившую со стены длинные желтоватые зубы. В моем воображении возник офицер в пробковом шлеме, подстерегающий в индийских джунглях добычу.

— Нравится? — раздался у меня за спиной глубокий мужской голос.

Я резко обернулась.

Я никогда не видела такого красивого мужчины. Но… Нервный подергивающийся рот, слишком порывистые движения, болезненная бледность лица выдавали в нем человека с надломленной психикой, проведшего в заточении годы. Я представила, каково провести в тюрьме лучшие годы детства, юности… Каково быть запертым в четырех стенах вместо того, чтобы играть со сверстниками в футбол, слушать музыку, назначать свидания девушкам. Ему было уготовано блестящее будущее: обучение в самой привилегированной школе Англии и Королевской военной академии, престол богатой страны, купающейся в нефти… Но едва ему исполнилось семь лет, молодой лейтенант с группкой единомышленников изменил судьбу не только его семьи, но и этой страны. И потянулись долгие годы заточения. Я так сочувствовала ему. Даже недели, проведенные в африканской тюрьме, сломали меня.