Верь мне - Алёна Берндт

Уже собрался было Николай выйти со двора и отправиться во двор Антонины, как дверь её дома отворилась, и сама Антонина показалась на крыльце. Тусклый свет накрытого чем-то фонаря совсем немного осветил крыльцо, и стоявшая в дверях Антонина прикрыла его рукой, пытаясь разглядеть нет ли кого на пустынной ночной улице.

Николай пригнулся за растущую у забора калину и натянул капюшон до половины лица, стараясь остаться незамеченным. Впрочем, он был уверен, что в такую погоду, да тем более в тёмном плаще, Тоня не разглядела бы его и с пяти шагов.

Антонина же, не подозревающая, что за ней наблюдает три пары глаз — Николая из-за куста калины, Женькины и Василька — из окна кухни дома Тимофеевых — осмотрела внимательно двор и улицу, и вернулась в дом.

Буквально через пару секунд дверь её дома снова отворилась, и Антонина выпустила во двор своего ночного гостя. Николай Николаевич увидел, что это был действительно рослый и крепкий мужчина, одетый в тёмную куртку с капюшоном, а за спиной у него висел вещмешок.

Это было всё, что за короткое время удалось разглядеть Николаю — Антонина поспешно захлопнула дверь, тусклый свет фонаря исчез в доме, и двор и улица стали так темны, что ничего было не разглядеть за тёмным полотном дождя.

Николай, прижавшись спиной к мокрому штакетнику, слышал, как торопливо прозвучали осторожные шаги незнакомца, старавшегося не очень громко шлёпать по лужам. Шаги замедлились немного возле соседского с Тимофеевыми дома, где жила одинокая бабушка Поля Волоконникова, которая сейчас лежала в стационаре местной больницы. Шаги стихли, но после зазвучали еще сильнее — незнакомец почти бежал вниз по улице. Да и неудивительно — ливень явно заканчивался, а на востоке тонкой ниточкой обозначилась ранняя летняя заря.

Николай Николаевич, стараясь держаться в тени садовых деревьев, чтобы его не увидели из соседнего дома, проскользнул в сени и снял мокрый плащ. Осторожно стукнув в дверь, он подал голос, и Женька отворила ему.

— Дедуль, что там? Всё хорошо? С тётей Тоней всё нормально?

— Всё хорошо, внученька, это к ней кто-то в гости приходил, но уже ушел. А сама она в порядке, я видел, как она гостя проводила и дверь за ним заперла. Иди-ка спать. Уже утро скоро, а ты еще не ложилась!

— Хорошо, дедуль, — Женька собралась было идти к себе, как вдруг вернулась и со всей силы обняла деда, крепко прижавшись и обхватив могучую фигуру своими ручонками, — Ох, я боялась за тебя! А вдруг что? Не ходи больше, а то я не стану говорить, если что и увижу!

— Ну, что ты, внученька! Я же не просто так пошёл, топор вон взял! Не бойся, малыш, иди спи уже, — дед прижал к себе тоненькую девчушку, нервно обнимающую его холодными от страха ладошками.

Женька прижала к себе пушистого Василька и ушла в комнату. Дрожа всем телом, она кое-как согрелась, натянув на себя одеяло и прижав тёплого кота, и только тогда сон и усталость сморили её, она заснула.

А вот Николай Николаевич не сомкнул больше глаз до самого рассвета. Он плотно затворил ставни в комнате, зашторил окно и зажег на столе небольшую лампу. Достав из комода аккуратно перевязанные бечёвкой бумаги, над которыми так часто сидела Ульяна, он достал что-то, разложил на столе и стал внимательно читать, водрузив на нос очки.

Рассвет катился на село, запели в подворьях петухи, заскрипели ворота, отворяемые хозяйками. Просыпалось село, озаботилось обычными своими делами и нуждами, и только тогда потухла маленькая лампа на столе, дед Николай отправился в кухню, чтобы согреть чайник. Вскоре во дворе чуть стукнула калитка, по мокрой дорожке осторожно ступая, чтоб не намочить ног, прошла к дому Меланья Фёдоровна.

— Маняш, ты что так рано поднялась? — встретил её муж на крылечке, — Девчонки еще спят. А я чай налаживаю.

— Да что-то не спалось мне, такая гроза ночью была, сердце не на месте. Тесто завела, вот, ватрушек напекла. Вадим и Ляля тоже спят еще, и Егорка, вот я и пошла до вас — пока ватрушки горячие.

— И я не спал. Идём, чайку заварим. Женька сегодня, наверное, долго проспит, а Ульяна скоро встанет — она в больницу на прием собиралась сегодня.

Дед Николай взял из рук жены закутанное в льняной рушник блюдо с ватрушками, а сам краем глаза заприметил, как с соседнего двора, из отворенного настежь окна на них смотрит Антонина. Не повернув в ту сторону и головы, он прикрыл дверь и вошёл в кухню.

Усадив Меланью за стол, Николай рассказывал о своём ночном приключении, и о том, что он намерен предпринять дальше.

— Я ничего не утверждаю, это пусть органы разбираются, но только это всё неспроста! Добрый человек не станет ночью, в грозу, словно тать со двора на двор пробираться, — говорил он жене, — А я внучку расспросил, что она видела. Получается, что этот человек пришёл к Антонине пустой. А после вышел с мешком. Так вот, я думаю, он провиант унёс. Скрывается где-то неподалёку, а продукты она ему даёт! Сегодня пойду в участок, пусть Гришенькин в город звонит срочно! Не уйду, пока не разъяснится всё! А тоя ему про случай в Тарасовке говорю. А он мне — мол, кто знает, может эти два происшествия и не связаны! Говорит, не мешайте органам разбираться! Вот и пусть разбираются!

— Ох, Коля, да неужто это Тоня во всём замешана?! Это она, получается, Сергея оговорила…. Я конечно думала про неё такое, но…

— Ты смотри, ни слова, ни полслова никому! Поняла? Иначе он так схоронится, что никто не найдет. А нашему срок дадут за чужие дела! И бровь не веди в сторону Антонины! И девочкам, и Вадиму — никому! Поняла?

— Поняла, что ты! Не скажу ни слова! И вида не подам! — Меланья покачала головой, после глянула на стоявшие в углу образа и с надеждой перекрестилась.

Меланья Фёдоровна не находила себе места в тот день. Николай ушел в участок, заодно провожая Ульяну до больницы. Женька, какая-то сонная, сидела во дворе дома бабушки и деда, наблюдая за весёлым Егоркой, который шастал по двору — малыш только недавно научился ходить. Ляля и Вадим уехали в город, предварительно переговорив с Николаем Николаевичем. Женька подумала, что