Татьяна Устинова - Олигарх с Большой Медведицы

Вышеупомянутый Федор Петрович отогнул занавеску и выглянул. Синие всполохи разливались совсем близко.

– Лиза, – спросил он проникновенно, так проникновенно, что она освободилась от объятий Белоключевского и уставилась на него, – а вы не знаете, где коллекция Фаберже? На сегодняшний день это самый главный вопрос. У кого? У вас или у вашей сестры?

Лиза понятия не имела, где коллекция, она про нее и думать забыла, а тут вдруг вспомнила.

Господи, ну, конечно, конечно, она вспомнила! Коллекция! Дунька после ремонта решительно не знала, куда деть эту красотищу, которая не вписывалась ни в один интерьер – особенно такой стильный, как у нее! – и отдала ее Лизе.

Лиза тоже не очень понимала, куда ее сунуть, и приткнула на кухне, на полочку, за электрическим самоваром. Там она и стоит. За самоваром.

– Ну ясно, – протянул Федор Петрович. – Вот из-за этого и весь сыр-бор. Понимаете?

Лиза решительно ничего не понимала.

– Вы мне разрешите, – все так же проникновенно попросил Федор Петрович, – забрать ее? От греха подальше? Я расписку оставлю.

– Да делайте что хотите.

– А ключи? Или у вас там открыто?

Лиза точно этого не помнила, и Федор Петрович исчез, как растворился в синем лунном свете. Белоключевский молчал, и она молчала тоже. А потом он сказал:

– Спасибо тебе.

– За что? За то, что я убила человека? Которому всю жизнь доверяла и у которого просила помощи?

– Ты застрелила бандита и убийцу.

– Мне было все равно, кто он, – подумав, сказала Лиза. – Понимаешь, мне и вправду было все равно. Если бы в тебя целился кто-то другой, я бы его тоже убила. Я бы убила любого. Веришь?

Белоключевский внимательно посмотрел на нее.

– Я не знал.

– Ну вот. Теперь знаешь.

Затем одновременно произошли три события – вернулся Федор Петрович, истошно затрезвонил чей-то мобильник и засигналила машина.

– Это ваш, – сказал Федор Петрович, водружая на шаткий столик, рядом с мобильником, поднос, на котором стояли три пыльных расписных яйца. – Он все время звонит, я и принес.

Федор Петрович полюбовался на пыльные яйца и подмигнул Белоключевскому – мол, посмотри, какая красота.

Лиза нажала кнопку на аппарате:

– Да. Да, это я.

Она слушала некоторое время, а потом схватилась за горло. Машина все сигналила.

– Выйди к ним, – попросил Федор Петрович Белоключевского, – что они там надрываются!

– Дима… – сказала Лиза. Глаза у нее стали страшными и жалкими. – Это из больницы. Дунька у них. Нам надо ехать.

Федор Петрович перестал сдувать пыль с принесенных предметов. Белоключевский остановился, так и не дойдя до двери. Машина опять засигналила.

– Она… жива?

– Да. Нам надо ехать, Дима.

Снег шел всю ночь, и утром невозможно было выехать с участка. Лиза проснулась, Белоключевского не было рядом, и она поняла, что он на улице, только когда услышала далекие шаркающие звуки – знакомые, привычные и такие забытые.

Он чистит дорожки, поняла она. Он чистит дорожки, чтобы можно было выехать.

Лиза приготовила завтрак, думая только о том, что им предстоит, постояла под душем и принесла сухое полотенце – Белоключевскому тоже понадобится в душ, а все полотенца были мокрыми. Он никогда не вешал полотенце на батарею, все время швырял куда придется, вот оно и не высохло за ночь!

Она почти не спала и знала, что непременно заснет в машине, как только пригреется, и радио голосом Максима Леонидова запоет про любовь и верность, и проснется, лишь когда машина остановится, а Белоключевский станет ее дразнить тем, что она храпит.

Лиза страшно оскорблялась, выходила из себя и говорила, что не храпит никогда, а он все повторял, что как же не храпит, когда он сам слышал!..

Потом позвонила Дунька, изнемогавшая от безделья в своей больнице, и хнычущим голосом стала рассказывать, что ей хочется домой, и апельсинов, и в парикмахерскую, и вообще она не знает, какой дурак все это затеял! Разве никак нельзя обойтись?

– Нет. – Лиза придерживала плечом телефонную трубку и заваривала кофе. Шарканье за окнами прекратилось, и Лиза поняла, что мужчина ее жизни уже закончил свои утренние мужские дела и она должна быстренько доделать свои женские. – Никак нельзя, Дунь. Ты не волнуйся только. Не будешь?

– Лиза, не разговаривай со мной как с душевнобольной. Может, я и получила по голове, но я же не сошла с ума!

– Кто тебя знает.

– Как?!

– По-моему, – быстро сказала Лиза, – мы с тобой обе слегка полоумные.

– Это точно, – подтвердила Дунька с удовольствием. – Ты убиваешь профессиональных киллеров, а я…

Хлопнула дверь, по полу пошел сквозняк, шевельнулись занавески на окнах.

– Лиза! – крикнул Белоключевский. Голос был сердитый. – Лиза, нам надо собираться. Столько снега, что мы ехать будем до вечера!

– Я собираюсь! – крикнула в ответ Лиза. – Уже почти готова!

Она помешивала одной рукой кофе, который поднимался в кофейнике, а во второй держала трубку. Из одежды на ней были трусики, лифчик, колготки и фартук с оборкой вокруг кармана и бантом на заднице. Белоключевского этот фартук приводил в экстаз. Собственно, только на это и был расчет, ибо собираться она даже не начинала.

Он вошел и увидел задницу с бантом. И замер, Лиза спиной это почувствовала.

– Лиза, – бубнила в трубке Дунька, – а может, вы как-нибудь без меня, а? У меня голова грязная, а здесь мне помыть все равно не дадут. Кретины. Ну, Лиза-а!..

– Нет, без тебя никак.

– Скажи ей, что мы приедем часам к двенадцати, – распорядился Белоключевский, подошел и обнял ее сзади холодными здоровыми ручищами. Лиза прислонилась к нему спиной. Он сунул ухо к трубке, чтобы тоже послушать Дунькины причитания, и некоторое время терпеливо внимал им.

Лиза «подавала реплики» – так у них с сестрой называлось сочувственное мычание и поддакивание, когда ничего другого уже невозможно придумать, и они обе это знают. Дунька должна поныть, а Лиза должна ее нытье выслушать, по-другому никак.

Потом Белоключевскому надоело, он трубку у Лизы забрал и сказал в нее, что они скоро приедут и пусть Дунька их ждет.

Потом они некоторое время судорожно целовались – фартук не пропал зря! – и за поцелуями Белоключевский забыл, что нужно ворчать по поводу того, что им пора уезжать, а она еще не готова. Он забыл и вспомнил, только когда допил кофе и докурил сигарету, а Лиза все еще не спустилась сверху, продолжала топать и ронять какие-то предметы – как будто мебель переставляла!

Вот и пойми этих женщин! Что им нужно для того, чтобы просто собраться и выйти из дома?!

Конечно, они выехали с опозданием, и всю дорогу он курил и сопел, но она уже нискрлько не боялась его сопения и быстро уснула, как только «Вог» выполз на МКАД и встал в длинную очередь желающих ехать.