Ирина Мельникова - Небо на двоих

Я присела на диван, и еще раз пробежала глазами список вещей. Нет, вроде ничего не забыла. Теплые вещи – свитера, носки, шапочка уложены. Две пары кроссовок, водонепроницаемая куртка, ветровка, джинсы, даже резиновые сапоги не забыла. На них настояла Любава. Что там еще? Белье, спортивный костюм, шорты и легкие сандалии… Жара в Абхазии, по словам Любавы, уже в конце мая доходит до сорока градусов. На всякий случай я захватила купальник и крем для загара. Может, получится выбраться на море, поплавать, позагорать… Не торчать же все время в горах!

В Интернете я нашла отзывы туристов об Абхазии и очень удивилась тому, что совсем недавно там шли кровопролитные бои. Народ отстаивал свою независимость. Народ не хотел входить в состав Грузии.

Честно говоря, об Абхазии я знала не больше, чем, к примеру, о Танзании или Республике Чад. Так уж получилось, что никогда там не отдыхала, ни с одним абхазом знакома не была. Зато, по доброй российской традиции, испытывала слабость к Грузии, на холмах которой лежит ночная мгла, дружила с грузинами – одноклассниками и однокурсниками, восхищалась их поэтами, актерами, певцами. А любовь Александра Грибоедова к юной грузинской княжне? Какая трогательная и романтичная история! А «Мимино»? Кто из нас не напевал песенку: «Чито гврито, чито маргалито да…»

А грузинские вина, чьи названия, как музыка, ласкали слух: «Хванчкара», «Ахашени», «Оджалеши», «Вазисубани», «Ртвели»… Но самый большой спрос в советские времена был, конечно, на «Киндзмараули» – возможно, потому, что оно считалось любимым вином Сталина.

Помню, как лет пять-шесть назад меня пригласили на дегустацию грузинских вин. Тонкие бокалы с вином, налитым чуть выше донышка, играли, как драгоценные камни. Одни отливали золотом, другие таинственно поблескивали рубиновой гранью, третьи будто отбрасывали розоватый луч утренней зари. Зал ресторана наполнял пряный аромат мягких грузинских сыров, смешанный с запахом свежеиспеченного хлеба – чуреков.

Первым делом нас предупредили: в Грузии вино пьют совсем не так, как в России. Им запивают пищу – закусывать вино, подобно водке, считается кощунством. Такой способ пития определяет грузинская кухня – пряная и острая, щедро приправленная жгучим красным перцем. А справиться с этим «пожаром», как мы убедились, под силу только хорошему вину. Словом, я любила Грузию по книгам и фильмам, слушая ее музыку и попивая ее вино, и меня совсем не смущал рассказ деда, служившего в Грузии в конце тридцатых годов. В город офицеры выходили только вдвоем и держались середины дороги. Под домами ходить было нельзя: сбрасывали цветочные горшки на голову, помоями обливали… Но бойцами грузины были отменными, этого дед не отрицал. Поэтому меня крайне удивили рассказы о жестокости, с которой грузинское правительство пыталось вернуть Абхазию в свои объятия.

Но в Абхазии война давно закончилась. В целом, несмотря на разруху и бедность, отзывы об отдыхе в тех благословенных краях – мечте советского отпускника, были неплохими, цены умеренными, а кое-где просто смешными.

Конечно, я не обольщалась, что горы встретят меня прекрасной погодой, но надеялась, что не будет хотя бы дождей. В Москве лето еще не наступило, но дня три уже стояла такая жара, что в редакции приходилось включать кондиционеры.

Я подошла к окну. В последнее время это вошло в привычку. Шел девятый час утра. Юра, несомненно, был уже на работе. Но, тем не менее, я бросила взгляд на автостоянку и ахнула от неожиданности. Знакомый серебристый внедорожник стоял под окнами. Из него вышел Юра, что-то сказал охраннику…

Я на рысях бросилась к зеркалу, пригладила ладонью волосы, схватилась за помаду, затем провела пуховкой по лбу и щекам. От волнения на лице выступили капельки пота. Все это время я прислушивалась, не раздастся ли шум лифта? У меня дрожали руки, и чтобы унять эту дрожь, я схватилась за книгу Стига Ларссона, которая с месяц пролежала на тумбочке в прихожей.

Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем раздался звонок. Я перевела дыхание, бросила быстрый взгляд в зеркало и открыла дверь. Я не ошиблась – на пороге стоял Юра. Помолодевший, постройневший, в новом светлом костюме и сиреневой сорочке. Все это стоило уйму денег, тут уж я не могла ошибиться. Так же, как и в оценке новых туфель. Тысячи две долларов…

Я немного удивилась: Юра никогда не был скаредой, но и не превращал одежду в фетиш, но тут мое внимание переключилось на другой объект, который находился за спиной бывшего мужа. Очень молодой и очень хорошенький объект, если так можно назвать высокую и стройную девушку в джинсах и короткой маечке. И даже не видя ее на фотографиях, я бы мигом догадалась, кто такая эта неземная красота, возникшая в проеме дверей с надменной улыбкой на пухлых губах.

Юра прибыл не один. В сопровождении Лизоньки. То ли боялся встречаться с бывшей женой в одиночку, то ли решил добить меня окончательно. В принципе, Лизонька была одета очень скромно, но эта скромность обошлась Юре тоже в немалые деньги. Одни джинсы, наверно, стоили дороже, чем весь новенький прикид мужа. Но не молодость и не красота соперницы сразили меня окончательно.

Лизонька, нисколько не стесняясь, энергично двигала челюстями, с отстраненным видом выдувала пузыри из жвачки, словно ничего, кроме липких пузырей, ее не интересовало. Но, вернее всего, больше одной мысли в хорошенькой головке девушки не задерживалось.

Схватившись за дверную ручку, я застыла на пороге.

– Может, пустишь нас в дом? – скривившись, спросил бывший муж.

И, отодвинув меня в сторону, вошел в квартиру. Следом продефилировала Лизонька.

Тут я, наконец, опомнилась.

– Что происходит? – спросила я высокомерно. – Я пока здесь живу!

– Вот именно, пока! – прыснула Лизонька.

Огромный пузырь лопнул и прилип к ее губам.

– Погоди, дорогая! – Юра ласково коснулся ее руки. И перевел взгляд на меня. – Нужно кое-что обсудить. – И кивнул на вещи в прихожей. – В отпуск уезжаешь? Я вчера в журнал звонил, сказали, что ты взяла очередной…

– Уезжаю, – сухо ответила я, хотя мне очень хотелось врезать Лизоньке по губам, а Юре – по уху.

Но я лишь обошла парочку по дуге и присела на диван.

– Что за дела? И так ли нужно было тащить сюда эту…

Я смерила презрительным взглядом Лизоньку. Но девица – ноль внимания на меня и мой тон – устроилась в кресле напротив и закинула ногу на ногу. И взгляд ее был по-прежнему безмятежным, а жвачка, видно, нескончаемой. Вместо ответа она снова выдула огромный пузырь и со звонким чмоком втянула его в рот.