Наталья Калинина - Семь сокрытых душ

Новости оказались неутешительными: стало известно, что у Бориса – инфаркт. Аде выпала задача звонить родным, разговаривать с женой Бориса, информировать ее о состоянии мужа. Джеку же оказали необходимую помощь и разрешили уйти.

– Всего бы чуть-чуть левее – и не жилец, – прокомментировал врач, который осматривал его ранение.

– Что со мной сделается, – пробормотал парень сквозь зубы. – Это мое проклятие…

В гостиницу они вернулись на попутной машине. По дороге оба молчали. Ада – переживая случившееся. Джек – потому что, видимо, разговаривать ему было больно. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. Ада его не беспокоила, но во время пути то и дело бросала встревоженные взгляды, стараясь по его лицу угадать, как он себя чувствует.

Администратор проводила их, идущих к лифту в обнимку, будто влюбленная парочка, любопытным взглядом. Но ничего не сказала.

В номере Ада усадила парня в кресло. Ее руки, когда она помогала Джеку снимать испачканную рубашку, дрожали так, что это не ускользнуло от его внимания.

– Досталось тебе, – ласково произнес он, вдруг накрывая ее ладонь своей. Ада замерла, словно прислушиваясь к теплу, исходящему от его ладони. Боясь расплакаться, закусила нижнюю губу.

– Я надеюсь, с ним все будет хорошо, – сказал Джек, имея в виду Бориса. Ада в этом уверена не была, поэтому отрицательно мотнула головой. На глазах появились предательские слезы.

– Он слишком много для тебя значит?

И она снова покачала головой. Отрицательно.

– Значил, – уточнила она после заминки и подняла на парня глаза.

– Я желаю ему выздоровления, – искренне сказал Джек.

– Спасибо, – невпопад ответила Ада.

– Не плачь…

– Он тебя ранил.

– Это вышло случайно.

– У него оказался пистолет… Он никогда не носил с собой пистолета! По крайней мере, когда был со мной. Зачем он его взял в этот раз? Хотел меня убить? За махинации, которые я не совершала? Я пыталась ему объяснить, что не виновата. Неужели он мне не поверил? Или взбесился, увидев рядом со мной тебя? Но пистолет уже был с ним…

– Ада, эта встреча вряд ли была связана с вашими рабочими проблемами, – предположил парень, осторожно потрогав на животе марлевую наклейку. – Но, думаю, имеет прямое отношение к тем событиям, что произошли с тобой. Он был в отчаянии. Так, словно загнан в угол. От него пахло страхом. Он боялся тебя. Или твоих воспоминаний. Понимаешь?

– Ты думаешь… что он специально караулил меня возле кладбища с пистолетом? Но ведь это… Парень из службы безопасности сказал, что это Борис попросил собрать информацию на моих соседок по спальне и Вовчика. Еще до их гибели. Листа с моими данными в папке не было. Потому что Борис и так назубок знал, где я живу. Он с ума сошел, если действительно убил этих людей! В чем они-то виноваты?!

– Не знаю, Ада, – сказал Джек.

И Ада устыдилась: не тот момент она выбрала для разговора. Ему нужно лечь. Он ранен. Его отпустили из больницы только потому, что он очень настаивал на этом. Под его ответственность.

– Джек, ложись, – попросила она, подходя к кровати и снимая с нее покрывало. – Тебе нужно находиться в постели.

– Успею, – отмахнулся он. – Меня беспокоишь ты. Ты еще в опасности. То, что таилось в кукле, теперь живет в тебе. Оно и толкает тебя на смерть. Я думаю, что могу тебе помочь.

– Что ты собираешься делать? – грустно усмехнулась она, замирая напротив окна и обхватывая себя руками так, словно ей было холодно. – Проводить сеанс экзорцизма?

– Я выберу такой способ, чтобы не причинить тебе никакого вреда. Мне только нужно твое согласие.

– Я должна знать, на что соглашаюсь…

– Я возьму себе то, что сейчас находится в тебе. Так будет и быстрей, и безопасней для тебя. Да и мне даст уверенность в том, что ты избавлена от зла.

– Нет, – тихо, но категорично ответила Ада.

Он тяжело поднялся из кресла. Держась за раненый бок, подошел к девушке.

– Послушай, – сказал он, глядя Аде в глаза и обнимая ее за плечи, – это единственный выход, который я вижу. Иначе ты погибнешь. Скоро. Понимаешь?

Она кивнула. И, вскинув на него глаза, упрямо повторила:

– Нет. Не согласна.

Он в отчаянии всплеснул руками.

– Почему?

– Потому что тогда погибнешь ты.

– Я? – усмехнулся он. – Нет. Я бы столько раз мог уже умереть, но этого все не случается.

– Ты… Ты до сих пор помнишь ту девушку?.. Королеву?

– Помнить – уже не значит любить, – резко ответил он.

– Хорошо, – сдалась она, хотя внутри все сжалось, протестуя.

– Не бойся за меня, – попросил Джек.

Она в его просьбе услышала одно: не стал бы он обрекать себя на верную смерть, если бы был простым смертным. Он стал бы им лишь в одном случае – если бы опять полюбил.

Он не любит. Поэтому ничем не рискует. Он просто ее охраняет. Выполняет миссию.

Но почему же ей так горько?

Он будто прочитал ее мысли, потому что вдруг улыбнулся краешками губ – ласково и виновато. И с сожалением вздохнул.

– Я не боюсь, – сказала она, постаравшись, чтобы ее слова прозвучали уверенно.

– Вот и хорошо, – сказал он, протягивая к ней руки и привлекая к себе. – Доверься мне…

И она доверилась. Как будто если бы любила. Прижалась к нему всем телом, чувствуя каждой клеточкой тепло, исходящее от его разгоряченной кожи. Закрыв глаза, она отдалась тем ощущениям, которые накрыли ее с головой, будто волна. Оглушили, закружили, ослепили, лишили возможности дышать. Она захлебнулась в этих новых для нее ощущениях – таких неожиданно острых, которых она не испытывала еще ни с кем, даже с Борисом. Тем более – с ним.

Ада никогда не знала, что такие невероятно сильные чувства может вызвать всего лишь одно целомудренное объятие.

А он прижимал ее к себе так крепко, что она уже ощущала себя его частью. Ее кожа сливалась с его кожей, их сердца стучали в одном ритме. Ее кровь бежала по его артериям, его боль стала ее болью. В этом объятии они стали неразлучней сросшихся сиамских близнецов, ближе друг другу, чем многолетние любовники, изучившие все сокровенные уголки друг друга.

А он, склонив голову, шептал ей на ухо неразборчивые слова – не любовные клятвы, а незнакомые вирши на чужом языке. Его теплое дыхание обжигало мочку ее уха, щетина на его скуле царапала кожу ее щеки. И не было ласк в ее жизни более сладких, чем эти. Вся чувственность, которую ей отдавал ее постоянный любовник за все долгие годы, что они были вместе, сейчас казалась ничтожной каплей по сравнению с обрушившейся на нее лавиной нежности, которую этот странный парень дарил ей лишь через одно объятие.

Сексуальность проигрывала целомудренности. Порочность уступала место невинности. Она будто умирала сейчас в сладких муках ради того, чтобы родиться другой. Чистой, светлой, избавленной от груза сожалений из-за совершенных ранее ошибок, нереализованных возможностей и неправильно выбранных путей. Ее страхи таяли, словно снег, упавший на горячую ладонь. Ее недоверчивость уходила, будто засидевшаяся неприятная гостья.