Татьяна Устинова - Подруга особого назначения

— Васю можно домой забрать? — крикнула напоследок подруга. — Он без Димки весь извелся и деда с бабкой извел!

Варвара не имела понятия, можно ли забрать Васю.

— Подожди пока, — сказала она тихонько, — хотя бы до завтра. Я тебе позвоню.

— Ты где ночевала?

Варвара вздохнула.

— А? У него, что ли?

— У кого?

— У того, который на тебя наехал. Да?

— Да.

— Ты не можешь говорить, — догадалась умная Танька, — ты мне потом позвонишь?

— Да.

— Он нашел бандита?

— Он не нашел. Я нашла.

От неистового Танькиного любопытства завибрировал телефонный провод, и Варваре даже показалось, что затряслись ручки в высоком стакане, стоявшем на Ольгином столе.

— Я все тебе объясню, Тань, только не сейчас, ладно? Вечером. Или завтра.

— Ты опять к нему поедешь?!

У Варвары не было сил отвечать, и она осторожно положила нагревшуюся трубку.

Ну вот. Она все теперь знает. И что ей делать? Как ей быть? Кому кричать «держи, а то уйдет!»?

Около трех часов Варвару вызвал шеф.

Полдня он просидел в кабинете, никого не принимал и все только шушукался с Иларией, которая то входила, то выходила и ни разу не посмотрела в сторону Варвары.

«Знак беды» — так назывался роман, который читала Варвара в самолете. Она читала роман под названием «Знак беды», а рядом чихал и утирался платком Иван Александрович Берсенев.

Господи, что ей теперь делать? Она весь день задавала себе этот вопрос, упорно и монотонно, и до сих пор не придумала на него ответ. Что ей делать, господи?!

«Господь, — говорила бабушка Настя, — не соседская коза. Его просто так не зовут. Только если уж дело какое важное…»

У Варвары было очень важное дело. Она знала, что беда уже стряслась, и все-таки умоляла того, который — не соседская коза, чтобы он помог.

— Ну вот что, — сказал шеф, когда Варвара осторожно прикрыла дверь в его кабинет и по неслышному ковру пошла к столу, как будто ее волокли на невидимом аркане, — все мы люди, и у нас бывают разные… ситуации. Что вы стоите как столб? Садитесь.

Варвара неловко приткнулась на золоченый стул и сложила на коленях руки. Руки были большие и неухоженные. Варвара посмотрела на них, как будто это были чьи-то чужие руки.

— Так вот, — продолжил шеф, как будто не сразу вспомнив, о чем он хотел сказать. Очки сверкнули неумолимо. — Вы меня раздражаете, Варвара.

Она улыбнулась. А что ей еще оставалось делать?

— Да, — повторил он с нажимом. Кажется, ему не понравилось, что она улыбнулась. — Вы раздражаете меня. Вы неплохой работник, но я не могу с вами работать. Есть два варианта. Или вы подаете заявление по собственному желанию, и не надо мне никаких историй про то, что вы работаете в компании уже много лет и так далее, — он повысил голос, словно Варвара уже открыла рот, чтобы затянуть какую-нибудь историю, а он хотел ей помешать, — или я перевожу вас в дочернюю структуру. Машинисткой.

— В… какую структуру? — спросила Варвара. Голос подвел. Оказался хриплым и жалким, странно прозвучавшим в тишине и тепле богатого кабинета. Впрочем, так, наверное, и должен звучать голос работника, которого увольняют потому, что он раздражает шефа.

Не он, а она. Она, Варвара, раздражает шефа.

— На Мичуринский проспект, — буркнул он. Очки опять сверкнули.

— Спасибо, Альберт Анатольевич, — сказала Варвара и откашлялась. Теперь самое главное не зареветь в его присутствии. Потом можно. Потом — сколько угодно. До утра, накрывшись с головой одеялом, с подвываниями и тяжкими всхлипами, оплакивая свою пропащую жизнь. Сейчас — нет. Нельзя.

— Спасибо, Альберт Анатольевич, но на Мичуринский проспект я не хочу. Я напишу заявление, конечно же.

— Пишите, — приказал шеф и подвинул к ней заготовленный заранее листок бумаги. Варвара посмотрела на листок, удивляясь предусмотрительности шефа. — Я подпишу, и вы отнесете его в кадры. Я хочу, чтобы завтра же вас здесь не было. Я не могу работать, когда вы все время попадаетесь мне на глаза. Простите.

— Завтра в десять совещание, — тихо сказала Варвара, делая над собой усилие. Нужно было писать, а руки были такими холодными, что пальцы не слушались. Примерившись, она поудобнее перехватила ручку.

Господи, как это пишется? Прошу освободить меня… Прошу вас освободить меня… Прошу вас разрешить мне… С такого-то числа стать безработной и никому не нужной. Так, что ли?!

— К совещанию подготовит все Владислава, — проинформировал ее шеф скучным голосом, — она приедет, и Лара введет ее в курс дела. Вы можете не задерживаться, Варвара.

— Я постараюсь не задерживаться, — четко ответила она и положила перед ним кое-как написанное заявление. Он размашисто подписал.

— До свидания.

— До свидания, Альберт Анатольевич.

Владислава! Владислава, которая носит леопардовые юбочки до половины ягодиц и по четыре золотых браслета на каждом запястье! Владислава с ее овощными рагу и тушеным мясом! Владислава с ее малороссийским выговором и вечным поминанием «ихних и ейных»!

«Мне о-очень, о-очень понравилось ейное платье!»

Она сядет на Варварино место, к ее компьютеру, к ее столу, к ее телефону, к ее цветам, к ее стакану темного стекла, который она привезла из Карловых Вар и держала в нем ручки!

Нет, вот стакан Варвара заберет с собой! Пусть думают что хотят, стакан она заберет.

Господи, Владислава!.. Ольга Громова, управляющая делами, в обморок упадет!..

Но что она может, Ольга Громова, когда начальник уже все решил и даже заявление подписал!

Варвару еще никогда не выгоняли с работы, и поэтому она не знала, как должен вести себя человек, которого только что выгнали. Человек, у которого кончилось все — любовь, работа, жизнь. Впрочем, любовь почти не начиналась. Или началась, и именно от этого так ужасающе, так невыносимо больно?

В приемной пахло кофе, духами и еще чем-то синтетическим и сложным — может, жидкостью, которой уборщица мыла ковры, — привычным, знакомым миром, в котором Варвара прожила столько лет и из которого ее только что выгнали.

Машинисткой на Мичуринский проспект!..

— Ну что? — спросила Илария, выглянув из своей комнаты. — Вы все решили, Варварочка?

— Решили, Лара, — ответила Варвара тихо.

— Надеюсь, что до конца дня вы доработаете, — весело проговорила Илария, — вы не обиделись на нас?

Из всего, что произошло, это «нас» было обиднее всего.

— Нет, — уверила ее Варвара и улыбнулась, — что мне обижаться!

— Ну и прекрасно. В пять придет Владислава, вы не могли бы к этому времени освободить стол от своих… личных вещей?