Кира Касс - Наследница

Как, впрочем, и мама.

– Скажи, а ты ни разу не пожалела об этом? – заметив плохо скрытую грусть в ее глазах, спросила я. – О том, что прошла через Отбор и стала королевой?

Мама не стала с ходу говорить «да» или «нет», а тщательно взвесила ответ, за что я была ей крайне признательна.

– Я не жалею о том, что вышла за твоего отца. Да, иногда я задумываюсь над тем, что стало бы со мной, если бы я не решилась пройти через Отбор или затерялась бы во дворце. Полагаю, у меня все было бы хорошо. Возможно, я осталась бы в счастливом неведении. Однако дорога навстречу твоему отцу оказалась тернистой, и в основном потому, что я не желала по ней идти.

– Совсем-совсем?

– Идея принять участие в Отборе принадлежала отнюдь не мне.

У меня буквально отвисла челюсть. Об этом она никогда не рассказывала.

– А кому?

– Не важно, – отмахнулась мама. – И, честно признаться, я понимаю твои сомнения. Но считаю, что Отбор поможет тебе лучше узнать себя. Надеюсь, ты мне поверишь.

– Я бы с радостью тебе поверила, если бы знала, что вы затеваете это ради меня, а не для того, чтобы такой ценой купить себе немного спокойствия. – Мои слова прозвучали чуть резче, чем хотелось бы.

Мама сделала глубокий вдох:

– Ты наверняка считаешь нас эгоистами, но когда-нибудь ты поймешь. Когда судьба нашего королевства окажется в твоих руках, ты тоже будешь готова пойти на все ради его спасения. Мне и в голову не могло прийти, что снова придется устраивать Отбор. К сожалению, планы изменились, и нам пришлось попросить тебя пойти на столь серьезный шаг.

– А вам не кажется, что вы слишком много от меня хотите? – огрызнулась я.

– Во-первых, следи за языком, – одернула меня мама. – А во-вторых, ты видишь только часть общей картины. Ты и понятия не имеешь, как тяжело сейчас приходится твоему отцу. – (Я сразу притихла. Теперь мне уже не терпелось уйти. Если ей не нравится мой тон, зачем тогда меня заводить?) – Идлин, так уж вышло, что тянуть с этим нельзя. Но, положа руку на сердце, рано или поздно нам все равно пришлось бы что-то предпринять.

– Что ты имеешь в виду?

– Со стороны ты кажешься чересчур замкнутой, слишком далекой от народа. Конечно, я понимаю, ты постоянно волнуешься из-за вызовов, которые ждут тебя впереди, когда ты взойдешь на трон. Вот почему сейчас самое время подумать о нуждах других.

– Неужели ты считаешь, будто я этого не делаю? И чем, по-твоему, я целый день занимаюсь?

Мама поджала губы:

– Нет, солнышко. Не делаешь, если это мешает твоей комфортной жизни.

Меня так и подмывало на нее наорать. Впрочем, и на папу тоже. Ну да, иногда я пытаюсь уйти от проблем, принимая ароматные ванны или выпивая бокал вина за обедом. Но с учетом того, чем приходится жертвовать, можно было бы и простить мне маленькие слабости.

– Вот уж никогда бы не подумала, что ты считаешь меня такой испорченной. – Я встала, собираясь уйти.

– Идлин, я совсем не то имела в виду.

– Именно то. Вот и отлично. – Я направилась к двери. Ее обвинения меня настолько разозлили, что перехватило дыхание.

– Идлин, дорогая! Мы лишь хотим, чтобы ты стала образцовой королевой, только и всего, – умоляюще произнесла мама.

– И стану. – Одной ногой я уже была в коридоре. – И я определенно не нуждаюсь в том, чтобы какой-то парень с улицы стал меня учить, как это делается.

Я попыталась успокоиться. Мне вдруг показалось, будто весь мир ополчился против меня и теперь наносит удар за ударом. Я продолжала мысленно повторять, что надо потерпеть только три месяца, только три месяца… И тут до моих ушей внезапно донесся чей-то плач.

– Ты уверена? – Голос вроде бы генерала Леджера.

– Я говорила с ней сегодня утром. Она решила его оставить, – всхлипнула мисс Люси.

– А ты сказала, что мы сможем дать ребенку абсолютно все? Что у нас больше денег, чем мы сможем потратить? Что мы будем его любить, невзирая на изъяны? – торопливым шепотом говорил генерал Леджер.

– Ну да. И даже больше того, – вздохнула мисс Люси. – Ведь это такой редкий шанс для ребенка с нарушением умственного развития. Я сказала ей, что мы в состоянии удовлетворить его потребности, что сама королева позаботится о нем. А она ответила, что говорила со своими родственниками, и что те согласились ей помочь, и что ей вообще не хотелось отдавать ребенка. А на усыновление согласилась исключительно из страха остаться одной. Она извинялась, словно это может хоть как-то исправить дело.

Мисс Люси втянула носом воздух, пытаясь остановить рыдания. Я подошла поближе к повороту коридора и прислушалась.

– Люси, прости.

– Мне не за что тебя прощать. Тут нет твоей вины, – ласково сказала она. – Думаю, нам надо смириться и понять, что все кончено. Годы лечения, выкидыши, три несостоявшихся усыновления… Пора отпустить ситуацию.

Повисла длинная пауза. Затем генерал Леджер нарушил молчание:

– Хорошо, если ты считаешь, что так будет лучше для всех.

– Да, считаю, – отрезала мисс Люси и снова разрыдалась. – У меня до сих пор не укладывается в голове, что мне не суждено стать матерью.

И уже через секунду плач ее стал звучать глуше. Генерал Леджер наверняка прижал мисс Люси к своей широкой груди.

Все эти годы я считала, что Леджеры просто не хотят иметь детей. При мне никто ни разу не заводил разговоров об отчаянных попытках мисс Люси стать матерью, а она, казалось, с удовольствием играла с нами, когда мы были детьми, но не более того. В жизни не подумала бы, что их семья стала жертвой столь прискорбных обстоятельств!

Быть может, мама права? Быть может, я не такая заботливая и внимательная, какой себя мнила? Ведь мисс Люси была одной из тех, кого я любила больше всех на свете. Тогда почему я оказалась настолько черствой, что не смогла понять всей глубины ее страданий?

В кабинете стояло тридцать пять огромных корзин с десятками тысяч заявлений, оставленных ради сохранения конфиденциальности в конвертах. Перед камерами я попыталась напустить на себя вид счастливого предвкушения, хотя, по моему ощущению, меня в любую минуту могло вырвать прямо в одну из этих корзин.

Что ж, неплохой способ уменьшить число кандидатов.

Папа положил мне руку на спину:

– Ладно, Иди. Просто подойди по очереди к каждой корзине и вытяни конверт. Я подержу их, чтобы у тебя были свободными руки. Сегодня вечером мы вскроем конверты в прямом эфире студии «Вестей». Все просто, как дважды два.

Если все так просто, то почему я совсем пала духом? Хотя, с другой стороны, чему удивляться? Ведь на меня столько всего свалилось после объявления об Отборе.

Я надела свою любимую тиару и расправила переливающееся серое платье. Сегодня мне хотелось быть особенно ослепительной, но, увидев девушку, смотревшую на меня из зеркала, я даже немного опешила.

– Итак, я в прямом смысле слова смогу сама выбирать каждого претендента? – прошептала я в надежде, что на звукозаписи этого не будет.

– Да, такой привилегии у меня не было, – тонко усмехнулся папа. – Дерзай, родная!

– Что ты хочешь сказать?

– Потом объясню. А теперь вперед. – И он махнул рукой в сторону бесконечных кип писем с заявками.

Я глубоко вдохнула. Я сделаю это. И пусть себе бедняги надеются. У них свои планы, у меня – свои. Причем железобетонные. Надеюсь, мне удастся выйти сухой из воды. Всего-навсего несколько месяцев жизни – капля в реке времени, – а затем я снова вернусь к своей основной работе – учиться править страной. В одиночестве.

Тогда почему ты трясешься как овечий хвост?

Заткнись!

Я подошла к первой корзине с заявками, если верить наклейке, из Клермонта. Под вспышки кинокамер вытащила с краю первое попавшееся письмо, и все присутствующие в комнате зааплодировали. Мама обняла Арена за плечи, а тот исподтишка состроил мне рожу. Мисс Марли восторженно вздохнула, но мисс Люси почему-то рядом с ней не было. Остена, само собой, тоже не было, а вот Кейден с интересом следил за происходящим.

Из разных корзин я вынимала письма по-разному. Из второй корзины я взяла верхний конверт. Из третьей выудила заявку из самой глубины, пошарив хорошенько рукой. Зрители пришли в крайнее возбуждение, когда я подошла к корзине с заявками из Каролины, маминой родной провинции, вытащила два конверта и, демонстративно взвесив их в руках, положила один назад.

И вот под шумные аплодисменты и фотовспышки я вручила папе последнюю порцию писем. Затем наградила наводнивших комнату репортеров чем-то вроде восторженной улыбки, и те радостно отправились делать эксклюзивные репортажи. Арен и Кейден удалились, с шуточками и прибауточками, а мама, на ходу чмокнув меня в голову, последовала за ними. Мы с ней снова разговаривали, хотя нам нечего было сказать друг другу.

– Ты была великолепна, – когда мы остались одни, заявил папа с искренним восхищением в голосе. – Я ведь отлично понимаю, какая это нервотрепка, но ты держалась замечательно.