Патрик Александер - Смерть зверя с тонкой кожей

– Ну, причин много, – начал Контролер.

– Нефть, – пояснил Смит.

– Были и другие причины…

– Уран.

– Конечно, конечно, – сказал министр, – как раз для того он теперь и здесь – для перерассмотрения своей доли.

– Должен всё-таки отметить, что были и другие причины, – настаивал Контролер.

– Оставьте, оставьте, – отмахнулся министр, – как бы то ни было, нам будет не слишком сложно остановить его? Эбботта, я имею в виду.

На несколько секунд повисло тяжёлое молчание. Все посмотрели на министра. Наконец заговорил Смит.

– Он работал на департамент пятнадцать лет. Досконально знает всё, что мы предпримем для защиты Нджалы и как это будет делаться. И ему, похоже, наплевать на собственную жизнь. Да, справиться с ним будет несложно. Не сложнее, чем остановить камикадзе.

– Да ладно вам, – сказал министр, – мы тут говорим о человеке, не об армии.

– С армией было бы проще. По крайней мере, её нельзя не заметить.

– Мне кажется, у нас есть хорошие шансы остановить его, – сказал Шеппард.

– Хорошие шансы? – взвился министр, – Чтоб было понятно. Мне нужна полная определённость. Не может быть и речи о каком-то риске для Нджалы. Он – не какой-нибудь голландский бизнесмен, он действующий глава государства, прибывший с оффициальным визитом.

Опять пауза.

– Тогда отправьте его домой близжайшим же рейсом, – посоветовал Контролер.

– Невозможно. Переговоры продлятся неделю, потом должны быть согласованы и подписаны договора. И Нджала не из тех, кого можно торопить.

Контролер пожал плечами. Он свою точку зрения уже высказал.

– Мы сделаем всё возможное.

– Меня не интересует, что возможно, а что нет. Мне нужно, чтобы Нджала был надёжно защищён – сколько бы людей и денег для этого не понадобилось. Так что действуйте.

Он сделал паузу, чтобы дать присутствующим проникнуться, обвёл их взглядом и добавил:

– Иначе будете уволены. Все. Прослежу лично.

Сказав это, он понял, что зашёл слишком далеко. Он был дилетантом, и профессионалы смотрели на него равнодушно и бесстрастно. Он растерянно вздохнул, убрал из голоса металл и подпустил «йоркширского мужичка»:

– Беру свои слова обратно. Я не собирался никого запугивать. Просто вся эта история… Это чёртов кошмар какой-то. Прошу прощения, джентльмены.

Он чуть было не сказал «парни», но вовремя остановился. Переигрывать не следовало. Тем не менее, чистосердечное признание плюс йоркширская простота вызвали одну или две одобрительные улыбки, и министр расслабился.

– На текущий момент Нджала больше всего озабочен состоянием своего счёта в швейцарском банке. Он очень любит делать запасы на чёрный день, и это делает его относительно удобной для нас фигурой. Относительно – потому что никто не может знать, что черномазым обезьянам взбредёт в голову завтра. Особенно этой.

При этих словах он улыбнулся, представив, как дико слышать их в наше время от известного социалиста и министра правительства. Но в компании этих реакционеров такие мысли не смущали. Ему казалось, что присутствующие должны развеселиться. Реакции не последовало, и он подумал, что опять ошибся. Широко улыбнулся, стараясь загладить свой промах.

– Теперь, – быстро проговорил он, – какие непосредственные меры предосторожности мы предпримем для безопасности нашего уважаемого гостя? Учтите, вчера он пил чай с королевой, а ужинал с премьер-министром. Будет большим упущением, если завтра его ухлопают. Не следует полагаться на чудеса.

Это было принято благосклоннее и министр снова расслабился.

– Ну, – сказал Контролер, – я предлагаю объединённую операцию Специального отдела и DII. Целью операции будет, разумеется, остановить Эбботта.

Министр заколебался:

– Остановить? Что это значит?

– Убить, – коротко пояснил Контролер.

Министр зачем-то выглянул из окна, будто не слышал ответа на вопрос, которого не стоило и задавать. Есть вещи, которых министру Её Величества лучше не знать. Своё удивление он будет выражать оффициально и позже, когда всё уже закончится.

Контролер заметил его смущение и быстро перевёл разговор на принятые им меры: усиление охраны у гостиницы Нджалы, наблюдение за квартирами друзей и родных Эбботта, полное описание и фотографии Эбботта, разосланные по всем полицейским участкам Лондона и графств, с указанием задержать и изолировать.

Министр слушал вполуха. Он чувствовал, что всё, от него зависевшее он выполнил: председательствовал на экстренном ночном совещании, воодушевлял, направлял, угрожал. Словом, сделал всё, чего можно ожидать от политика. Теперь ему хотелось только одного – вернуться в ту квартиру на Фалхэм-роуд и зарыться между двух шоколадных ножек.

Элис тоже не слушала. Она думала об Эбботте. Итак, его собираются убить. Что ж, это только его вина, он сам накликал на свою голову. В любом случае, она не станет переживать, – говорила она себе, а на душе было так же больно, как когда ей сказали, что Ричард в Англии. Нет, она не станет переживать. И всё же было что-то странное – сидеть и слушать, как планируют убить человека, которого она любила и с которым спала. Его тепло, его страсть – пуля превратит в ничто. Элис пыталась, как когда-то, вспомнить ту их ночь. Вспоминались какие-то обрывки. Прикосновение его рук, его губы, язык, «жар его чресел». Не вспоминалось главного – того ощущения, когда он заполнял её. Она могла представить, но не вспомнить. А ведь тогда ей казалось, что забыть это невозможно.

Её размышления оборвал голос министра:

– Какой он?

Шеппард взял со стола копию разосланного описания:

– Пять футов, десять дюймов, темноволосый, крепкого сложения…

– Как человек, – устало уточнил министр, – какой он человек?

Пауза. Ответил ему Смит:

– Хороший он человек.

В машине, припаркованной под окнами Джоан Эбботт сидело трое: двое из спецотдела и прикоммандированный местный констебль. Все устали. Двое из спецотдела – на самом деле, а констебль – за компанию. Если выдохлись они – значит выдохся и он, если зевают они – значит можно и ему.

– Не придёт он, – сообщил инспектор из спецотдела, – не идиот же.

Сержант кивнул:

– Он наверняка знает, что дом под наблюдением.

Констебль открыл рот, чтоб высказаться, но вовремя передумал и притворился, что борется с очередным зевком. Когда рядом такие большие парни, благоразумнее помалкивать.

С дальнего конца улицы донеслась какая-то возня и нестройное пение.

– Это ещё что? – спросил инспектор.

Констебль почувствовал, что настал его звёздный час: