Владимир Ераносян - Суфлёр

Только сейчас, во время Реставрации, стало ясно, что цензура при Дуумвирате являлась ягодками. Малинка ждала впереди. Только теперь, при поистине тотальном контроле левого правительства, цензура обрела механизмы и рычаги. Правда, мне позволялось говорить намного больше, чем другим. Я стал исключением. Разве не об этом я мечтал?..

Я решил не думать о плохом довольно действенным способом – заняв себя предсвадебными хлопотами. Мы с Инессой венчались в Свято-Троицкой Лавре с благословения Патриарха. Избранница была хороша собой и неподражаема. После свадьбы она оставила карьеру телеведущей, приняв решение посвятить себя обустройству нового очага.

В тот пентхаус, что был мне дарован Лордом, но отвергнут по моральным соображениям, по настоянию Инессы все же решено было поселиться. Чего добру пропадать!? На «ауди-купе» ездила теперь моя супруга…

В угоду настроениям народных масс новый президент устроил в Кремле торжественную церемонию награждения отличившихся в ходе подавления мятежа военных, сотрудников органов госбезопасности и внутренних дел. Среди награжденных был и я. Мне вручили орден «За заслуги перед Отечеством» 1 степени. В своем приветственном слове к собравшимся президент Гонзюев сказал:

- Это уже вторая волна награждаемых. Правительство вынесло такое решение неспроста. У прежнего руководства в связи с предвыборными баталиями, по-видимому, не хватило времени на более внимательное отношение к людям, усилиями которых оно вообще дошло до выборов. Вклад этих людей в сохранение государственности России, по нашему мнению, не был до сих пор по достоинству оценен. Высокие награды прежняя власть вручила в основном генералам и приближенным, забыв о рядовых ратных тружениках, истинных героях, кто непосредственно рисковал жизнями, оставшись один на один с бандитами. Поздравляю, друзья…

Этим широким жестом Гонзюев окончательно реабилитировался в глазах как масс, так и интеллигенции. Хотя и чувствовалось в этом нечто приторное и предельно лицемерное. Ну да ладно, политика… Главное, произносить все с умным видом. Недаром говорят, что самые чудовищные злодеяния делаются исходя из добрых побуждений, иногда даже религиозных, а самые большие глупости делаются с умным лицом...

В 2013-ом узников Лефортово выпустили на свободу. Доказательства, строящиеся на цифровых записях были опротестованы адвокатами в суде. Амнистия.

Церемонию награждения Инесса записала на видео. С этими видеодисками и флэшками мы с ней натерпелись. Ту роковую карту памяти с камеры HD мы отдали, куда следует. Копию оставили. Чтобы было, что вспомнить на старости лет. Как свадьбу, венчание, как вот эту церемонию вручения мне ордена…

Инесса смотрела запись. Она любовалась мной. Я стоял важный, серьезный, в дорогом приталенном костюме. Президент жал мне руку, прикалывал награду. Не умел еще держаться перед камерами как полагается хозяину страны, отцу новой номенклатуры, ниспровергателю капиталистической элиты. Лишние телодвижения. Неловкость. Не стоит поворачиваться затылком к камере. Оператор, как на зло, норовил взять крупным планом эту заметную плешь на черепе Гонзюева. Будто поиздеваться решил. Плешь… Лысый затылок… Что-то до боли знакомое ворохнулось в памяти Инессы. Нет! Не может быть!

Она в паническом испуге добралась до кровати, где я спал и где я еще не выспался, так как вчера были ночные съемки. Инесса не отставала. Хотела сообщить что-то очень важное. Я нехотя поднялся. Она потащила меня к телевизору. Чего я там не видел?

Для того, чтобы убедиться, что тот лысый затылок на диске с ритуалом убийц и плешь Гонзюева принадлежат одному и тому же человеку, мы просмотрели оба носителя еще раз по десять. Открылась страшная правда. Новый президент в одной упряжке с бандитами. Шок… Страх… Безвыходная ситуация… Мы не уснули той ночью.

Прошло три месяца. Я вернулся домой с работы. Принес Инессе апельсины и ее любимую шоколадку «Аленка». Жена встретила мужа преданным взглядом и нежным поцелуем. Не спросила, почему я опять пришел так рано.

В последнее время я стал наплевательски относиться к работе. Ходил на телецентр с таким настроением, будто шел на каторгу. Отрабатывал повинность. Передачи стали тускнее. Утренняя заря давно сменилась блеклым закатом. Моя звезда закатывалась. Рейтинги падали. Ничто не вечно под Луной. Мне было все равно. На редколлегиях меня не осмеливались порицать. Кто станет спорить с человеком года? Все удивились, когда в один прекрасный день я сообщил, что принял решение оставить карьеру телеведущего и собираюсь создать кукольный театр для взрослых и детей, где у меня будут свои марионетки… Мне предложили финансирование проекта с куклами в ТВ-формате, но я отказался, выразив желание устраивать спектакли в режиме закрытого просмотра. Только для своих. Но, так как свои и чужие перемешались до неузнаваемости, премьеру я отложил на неопределенное время. Зато придумал песенку о несуществующей стране Ламандии, где живется весело, беззаботно и безопасно:

Через пару недель мне уже редко кто звонил. Зато пришло нежданное письмо из Лондона. Мне писал мой сынишка Макс. Как он оказался в Англии? Видно, его путешественница мама снова нашла какого-нибудь кавалера ордена чужого государства, или наконец отыскала своего принца, учреждающего ордена…

«Папочка! Я живу в Лондоне и учусь в элитной школе. У меня синий пиджак с эмблемой. Здесь классный теннисный корт и чудесный бассейн. Я играю в пинг-понг. Читать уже люблю. И тебя очень люблю. Я так скучаю по тебе, папуля. Раньше я хоть видел тебя по телеку – у нас с мамой спутник дома. А теперь тебя перестали показывать. Вернись, пожалуйста, в телевизор. Вот и новый друг мамы говорит, что без тебя плохо. Ты всем очень нужен. Я знаю, что ты не желаешь больше быть звездой, но ты ведь можешь сделать это ради меня?»