Редактировать или удалить (СИ) - "Torry-Katrin"

Как же она ошибалась… Но я не мог ей отказать, я был послушным сыном. С опаской заходя в его комнату, я чувствовал, что воздух из этого помещения весь куда-то разом исчезает, а стены предательски сужаются, загоняя в безупречную ловушку. От одного его взгляда холодных невозмутимых глаз хотелось бежать, не оглядываясь. Нет, Билл никогда не прогонял меня, он вообще ничего не говорил, потому что знал, что долго я так не выдержу, и как всегда оказывался прав.

Потом я всё-таки решился на разговор. Подошёл к нему вплотную и взял за руку, как когда-то в детстве. Я думал, это поможет ему вспомнить, что он не один, что я всё так же люблю его. Но он отшатнулся от меня, как от прокажённого, резко выдернув свою ладонь, а потом одним грубым толчком вжал в стену и едко зашипел на ухо, словно взбешенная ядовитая змея:

- Не смей. Иди играй в свои игрушки и не лезь во взрослые дела. И ко мне тоже не лезь. Никогда.

В четырнадцать мне сделали сложную операцию. Я пролежал в больнице больше двух месяцев, мучаясь с осложнениями. Врачи дружно твердили, что я родился в рубашке. Билл явился навестить меня всего раз, и то, только потому, что его попросила об этом мама. Никто не говорил мне об этом, я просто знал. До сих пор не уверен, может, виной тому сильнодействующие препараты, вызывающие галлюцинации, но могу поклясться: когда он зашёл, я чётко увидел в его глазах беспокойство, неловкость и даже…стыд.

- Мам, не нужно было его заставлять.

- Знаешь, он плакал. Можешь себе это представить?

- Потому что не хотел идти.

Она устало прикрыла веки и потёрла виски.

- В тот момент он держал в руках твоё фото.

После выписки закрутилось нечто странное. Билл внезапно начал защищать меня в школе, совсем как раньше. Он жестоко наказывал любого, кто покушался на моё здоровье, кто представлял хоть какую-то, даже самую незначительную угрозу. И всё это без слов. Он был моим личным телохранителем и ничего не требовал взамен. Я благодарил, но он будто не слышал и невозмутимо проходил мимо, даже не глядя в мою сторону.

А несколькими месяцами позже началось что-то совершенно необъяснимое. Впервые за несколько лет он посмотрел мне прямо в глаза, да так, что захотелось кричать от волнения и пробирающего насквозь необъяснимого трепета. Билл пытался что-то рассказать мне, что-то очень важное, я чувствовал это, но никак не мог уловить суть, а спросить боялся. Я попросту был напуган и удивлён таким вниманием.

А однажды ночью он пришёл ко мне в спальню, молча залез под одеяло и не дал ни единого шанса сказать ему «нет». Так и начался новый этап наших отношений.

Как-то вечером он пришёл раньше, чем обычно. Это произошло осенью. Едва не выбив дверь, брат вихрем пронёсся мимо нас с мамой к себе в комнату. Он выглядел, как безумец. Будто за ним гналась стая адских псов…

Позже, делая уборку, мама обнаружила незнакомый нож, который лежал в крайне неудачном положении под отломанной половицей и предательски поблескивал. Случилось это зимой. А спустя какое-то время она подкараулила Билла ночью, предусмотрительно выключив везде свет и затаившись в самом тёмном углу коридора. Мама была настроена решительно, во что бы то ни стало намереваясь выяснить, где пропадает её сын и что с ним происходит.

Лёжа в постели на грани между сном и явью, я смутно услышал, как внизу что-то упало, что-то большое и тяжёлое. Звук был глухим и вызвал стаю мурашек по спине… Позже я узнал, что это была мама, упавшая в обморок от зрелища, которое я имею честь лицезреть регулярно. Билл явился с заляпанной чужой кровью одеждой, буквально пропитанный этой мерзопакостной багровой жидкостью, а с обуви его кусками отваливалась липкая грязь. Он стоял посреди холла, с дьявольской ухмылкой разглядывая обездвиженное тело мамы. Это было дико… Настолько дико, что я спустился по стенке на колени, не выдержав. Я был готов и сам помахать ручкой реальности, отбыв в спасительную черную бездну, отключившись на какое-то время вместе с мамой.

Эта картинка с окровавленным братом, словно вырванная из книги иллюстрация, до сих пор стоит у меня перед глазами. Можно было бы стереть её из памяти, перекрыть каким-нибудь счастливым моментом, но вышло так, что все последующие дни становились один чернее другого.

На следующий день по новостям сообщили об убийстве молодого бизнесмена, который в короткие сроки сколотил себе многомиллионное состояние на продаже каких-то левых акций. Тело было найдено в ту же ночь, в отличие от улик. Сопоставить все факты было так же просто, как сложить в уме два и два. Недостающие детали страшной мозаики нашлись, открывая для нас с мамой поистине ужасающую картину. Был грандиозный скандал. Мама кричала, плакала, колотила его кулаками и даже проклинала. Такой я её ещё никогда не видел. Помню свои эгоистичные мысли в тот момент, когда вдруг подумал: а что, если брат ответит, если с ней что-то случится? Я ведь останусь с ним наедине, только я и он. А это даже хуже, чем в одиночестве.

Но Билл никак не реагировал. Он терпел всё и даже ни разу не увернулся. Успокоившись, а точнее, просто-напросто выбившись из сил, мама ушла на кухню, а Билл поднялся почему-то в мою комнату. Я не пошёл за ним. Всё это время я не проронил ни слова и ни разу не вмешался. Не пытался утихомирить мать, когда она в беспамятстве наносила очередной удар. Она только что узнала, что её сын убийца, какое я имел право её останавливать? Точно так же не старался защитить Билла, который, до боли сжав губы, бледный, еле стоящий на ногах, терпел гнев родной матери, выкрикивавшей такие слова, от которых было в сто крат больнее, чем от самых мощных ударов. Как я мог быть на его стороне, узнав, что мой брат-близнец убивает по ночам людей, а потом, возможно даже не переодевшись и не приняв душ, насквозь пропитанный чужой кровью и страхом, залезает ко мне в постель, трогает, целует? Мне было противно… И стыдно.

Нельзя принимать решения на эмоциях. Легко сказать – трудно сделать. Жить под одной крышей с незнакомцем, который, как выяснилось, способен на всё, мама не смогла. Был поставлен ультиматум: либо она вызывает полицию, либо Билл навсегда исчезает из нашей жизни. Конечно, потом она горько сожалела о своих словах, умоляла вернуться, но было поздно. Он почти ничего с собой не взял. Его спортивная сумка, и без того небольшого размера, оказалась полупустой. Мы стояли в холле, мама обнимала меня за плечи и прожигала презрительным взглядом спину брата, застёгивавшего последнюю пуговицу на куртке. Наверное, она уже успела спланировать нашу дальнейшую, спокойную и беззаботную жизнь без него, вот только кое-что, о чём даже не догадывалась, всё-таки не учла.

- Билл, я с тобой!

- Куда ты? Том, очнись, ты не нужен ему! Ему никто не нужен.

- Мама, он же мой брат.

- Спроси его, помнит ли он об этом. Да ты посмотри на него, ему плевать на нас! Даже не думай, я никуда тебя не пущу. Он опасен!

- Он пропадёт без меня… Ты знаешь.

- А без тебя пропаду я.

- Мам, не надо. Я прошу… Всё решено.

- Никогда не думала, что когда-нибудь скажу это, но… Кто тебе важнее, он или я?

- Мама…

- Не смей оставлять меня одну! Он же убьёт тебя, он всю жизнь тебе покалечит!

Билл не вмешивался. Он просто стоял и слушал. А когда наши глаза встретились, протянул руку с открытой ладонью. И я, не раздумывая ни секунды, вложил в неё свою. Нет… То было не геройство и даже не попытка что-либо доказать. А зависимость, самая настоящая зависимость, вроде алкогольной или наркотической. Даже сильнее. Мой наркотик был самым мощным, дурманящим и намертво приковывающим к себе. Однажды попробовал – и все, ты влип. Основательно. По уши. Навсегда… Вместо обычного кайфа и эйфории, я получал от Билла плотское наслаждение и чувство полёта, которые накрывали меня каждую ночь. Возможность совершенно безнаказанно касаться его тела и делать всё, что захочется, без стеснения и страха. Я был уверен, что на моём месте мечтал оказаться каждый, кто хотя бы раз видел его, пускай даже издалека. Эти несколько часов, проваливаясь в удовольствие вместе с братом, я чувствовал себя властелином мира, способным обуздать бурю или остановить землетрясение. Чувство полной власти над ним - диким, непредсказуемым и необузданным. Всё это срывало крышу похлеще любого оргазма, но было всего лишь иллюзией, умело созданной братом. А я купился. Повёлся как ребёнок на простейший фокус. Продал душу за… Хотя нет, я её просто отдал даром, слепо веря, что она ему нужна.