Юлия Шилова - Руки прочь! Он мой, или Как стать счастливой с чужим мужем

– Никто тебя не продаст, тигр, – прошептала я. – Не бойся. Скоро и у тебя, и у меня появится новый кормилец, и нам не нужно будет думать о том, чем сегодня перекусить.

Припарковав машину у входа в мастерскую, я зашла в помещение, подошла к последней, ещё не законченной картине. Да… Что-то не складывается с вдохновением… Видимо, сказывается нервное перенапряжение. Взяв в руки кисть, я тут же положила её на место – кто-то буквально выносил двери моей мастерской. По дверям чем-то били.

– Кому это делать нечего?! – бросилась я к двери и открыла её, приготовившись к скандалу.

За дверью стоял Михаил. Оставив охрану в коридоре, он влетел в мастерскую, хлопнул дверью и, схватив меня за шею, чуть не задушил. Сама не знаю, как вырвалась из его рук. Я подбежала к окну, дав ему понять, что если он сделает ко мне хотя бы шаг, я выброшусь. А это шестой этаж.

– Миша, какая муха тебя укусила?!

– И ты ещё спрашиваешь?! – Он шагнул ко мне.

Я запрыгнула на подоконник и предупредила:

– Если сделаешь еще один шаг, я выброшусь из окна!

– Ты что, совсем дура?

– Считай, что совсем.

– Ты газеты сегодняшние видела?

– Нет. Я вообще газет не читаю и тебе не советую. А что там?

– Я тоже не читал до сегодняшнего дня, но пришлось. Заставили!

Михаил раскрыл газету, с которой влетел ко мне в мастерскую, и затрясся, как в лихорадке.

– Как снимки вчерашнего вечера могли попасть в газеты?! Откуда вообще могли взяться снимки? Кто фотографировал? У тебя дома камеры?!

– Нет у меня никаких камер. А про фотографии ничего не знаю. Я не имею к этому отношения.

– А кто имеет?!

Михаил был в таком сильном гневе, что буквально захлёбывался от возмущения. Мне казалось, ещё немного, и у него изо рта пойдёт пена.

– Не знаю.

– А кто знает?

– Миша, я действительно не знаю. Какое я могу иметь отношение к фото, если на них мы вдвоём?! Не могу же я тебя целовать и фотографировать одновременно!

– Я и не говорю, что ты фотографировала. Был кто-то третий. Вот уж не думал, что вчера нас в квартире было трое.

– Нас было двое.

– Значит, мы были под прицелом камер.

– Я тебе ещё раз говорю, нет у меня никаких камер. Зачем они мне в собственной квартире? Если не веришь, пусть твои охранники обойдут всю квартиру и проверят.

– В этом уже нет необходимости. Нужно было вчера проверять квартиру на предмет камер и посторонних людей, сегодня поздно. Наташа, я пальцем тебя не трону. Слезь с подоконника.

– Я тебе не верю. Ты меня чуть не задушил.

– А что я должен был сделать после того, что произошло?

– Повторяю: я не имею к этому никакого отношения. Возможно, у тебя есть враги и это дело их рук.

– Врагов у меня полно, но как бы они попали в квартиру?

– Было бы желание. Если кому-то нужна какая-то информация, он чёрту рога скрутит, лишь бы её получить.

– Моя охрана этому фотографу в самом деле скрутит рога и узнает, каким образом снимки попали в газеты, а главное, кто их сделал.

– У меня в семье большие проблемы, – расстроенно произнёс Михаил.

Он ещё раз заверил, что не тронет меня пальцем и я могу спокойно слезть с подоконника. Я так и сделала.

– Не будет ведь твоя жена с тобой разводиться из-за такого пустяка? – осторожно спросила я.

– Не знаю, – буркнул Михаил. – Но скандал жуткий. Самое страшное, что эти статьи увидели мои дети. Они много сидят в Интернете, сама понимаешь. Так вот, весь Интернет как сговорился. Повсюду эти проклятые снимки. Теперь все в курсе – жена, дети, многочисленные знакомые, партнеры. Ужас… У меня волосы на голове дыбом встают, когда я об этом думаю.

– А у тебя дети большие?

– Сыну шестнадцать. Дочке пятнадцать.

– Ну, вообще-то да. Дети достаточно взрослые.

– И самое страшное то, что у меня жена беременна.

– Как беременна?

Я растерялась. Новость – как гром среди ясного неба!

– А что тут удивительного?

– А… зачем? Ведь дети уже взрослые. Разве не хочется пожить для себя? – говорила я, жадно глотая воздух, пытаясь найти нужные слова, которые от растерянности куда-то улетучились.

От этой новости мне стало жутко нехорошо. Скорее всего, в семье Михаила были серьёзные проблемы, и его жена решила удержать супруга подобным образом. У меня в голове не укладывалось, зачем нужен третий ребёнок в браке, где уже есть двое взрослых детей. Беременность его жены совсем не входила в мои планы.

– Ребёнок запланированный?

– Да. Это наше общее решение с женой. Дети вырастут, покинут отчий дом… Чтобы он не стал пустым, мы решили завести малыша.

– А какой срок?

– Пять месяцев. Понимаешь, Люсе нельзя нервничать. У неё и так тяжёлая беременность. И тут эти поганые статьи…

– Всё обойдётся, – только и смогла сказать я, не в силах скрыть чудовищного разочарования.

– Теперь уже дело чести узнать, какая тварь сделала фото и продала их. Я эту гадину задушу собственными руками. – Он вновь занервничал, кашлянул. – Наташка, если узнаю, что ты каким-то боком к этому причастна, то и тебе пощады не будет. Обещаю.

– Да ты с ума сошёл?! Я здесь при чём? Сам подумай, зачем это мне надо?

– Чёрт тебя знает. Ты ещё та лиса. Темная лошадка. Каким образом ты Самуила на себе женила, хотя это было невозможно? Кто знает, может, ты действуешь запрещенными методами.

– Самуил женился по большой любви, он был свободен как ветер. Нам ничто не мешало вступить в брак. – Я поправила упавшую на лоб прядь волос и, стараясь скрыть волнение, запинаясь, спросила:

– Миш, ты что вечером делаешь? Может, посидим где-нибудь? Если не хочешь в общественном месте, приезжай ко мне. Я что-нибудь вкусненькое приготовлю.

– Наташка, ты полная идиотка или прикидываешься? – нервно бросил Михаил, и его опять затрясло, как в лихорадке.

– Я хотела как лучше. Хотела, чтобы ты немного развеялся, отдохнул, выкинул из головы дурные мысли.

– Я уже развеялся! Я вчера так развеялся, что чуть семью не потерял!

Разъярённый Михаил вновь замахал газетой и, позеленев от ярости и злости, выскочил из мастерской.

– Придурок! – только и смогла сказать я, когда дверь за ним захлопнулась. – Какой кретин… Дитятко он настругал, третье по счету… Дурень. Так бы оставил жену с двумя детьми, а так оставит с тремя.

Я подошла к холсту, взяла кисть и стала писать портрет… бабки Антонины. Не знаю, сколько часов я провозилась, но на полотне она выглядела как живая и смотрела на меня укоризненно. На минуту мне показалось, что портрет ожил и заговорил:

– Ну что, не передумала? У него, как-никак, еще ребёнок будет…

– А почему я должна передумать? Антонина, мы же с тобой обо всем договорились. Передумывать не собираюсь, даже если его жена двойней беременна.