Дафна Дюморье - Таверна «Ямайка»

Такие мысли были у Мэри в ту ночь, она молила Бога послать ей хоть короткий сон. Каждый шорох врезался в ее ноющее тело, как удар ножа. Она лежала, считая долгие минуты, потом часы, и когда первые петухи пропели где-то на дворе, она, наконец, забылась мертвым сном.

Когда Мэри проснулась, дул сильный западный ветер, солнце едва пробивалось сквозь тучи. Ее разбудил скрип ставен на ветру, и она увидела, что уже довольно поздно, видимо, больше восьми утра. Выглянув в окно, девушка обратила внимание, что дверь конюшни открыта, а на земле видны свежие следы от подков. Мэри с облегчением подумала, что хозяин, должно быть, куда-то уехал, и хоть ненадолго она сможет побыть с тетей Пейшенс наедине.

Торопливо распаковав чемодан, достала толстую старую юбку и фартук, тяжелые башмаки, в которых работала на ферме, и через десять минут была уже в кухне и мыла посуду.

Тетушка Пейшенс вошла через заднюю дверь, неся в фартуке свежие яички из курятника.

— Вот посмотри, что я тебе принесла, — сказала она многозначительно. — Ведь ты не откажешься от этого угощения? Вчера ты была слишком измучена, чтобы думать о еде. И я припасла тебе сметанки.

Сегодня тетя вела себя вполне нормально, несмотря на покрасневшие веки и темные круги под глазами — след тяжелой ночи… Она явно старалась выглядеть бодрой. Мэри заключила, что Пейшенс теряла над собой власть лишь в присутствии мужа, вела себя как напуганный ребенок, а когда его не было, она с той же детской незлобливостью готова была все забыть, и у нее снова появлялась способность радоваться жизни и получать удовольствие от повседневных приятных забот, таких, например, как приготовление завтрака для Мэри.

Они обе старались не говорить о вчерашнем, не упоминать имени Джоза. Куда он поехал, по какому делу, мало интересовало Мэри, ей было все равно, она просто радовалась, что его нет дома. Она видела, что тетушка старается избежать разговора о своей жизни в этом доме, казалось, боится ненужных вопросов, и Мэри, идя ей навстречу, начала подробно рассказывать о Хелфорде, о болезни матери, ее смерти, о том, как ей было тяжело все это пережить.

Пейшенс слушала внимательно, то кивала головой, то сокрушалась, поджимая губы и издавая восклицания, но Мэри не была уверена, что она понимала все, как нужно. Казалось, что годы жизни, проведенные в постоянном ужасе и тревоге, повлияли на эту женщину: страх никогда не покидал ее и мешал ей сосредоточиться на чем-то одном.

Утро прошло в заботах по хозяйству, что дало Мэри возможность ближе ознакомиться с расположением помещений в доме. Это была темное, плохо спланированное здание. В бар вел отдельный ход с боковой стороны дома, и хотя там сейчас никого не было, воздух был тяжелый и спертый, напоминая о последней попойке: пахло старым табаком, стоял кислый запах дешевого вина, и можно было легко представить, что здесь происходит, когда в комнату набиваются посетители, заполняя все эти темные, не очень чистые скамейки.

Несмотря на неприятные ассоциации, которые вызывал бар, это было единственное помещение в доме, где ощущалась жизнь, оно не наводило тоску, скуку. Остальные комнаты выглядели необитаемыми, запущенными, даже гостиная на первом этаже, казалось, давно стояла без употребления, она словно и не помнила уже, когда в последний раз в нее заглядывал утомленный путник и согревался у горящего очага. Комнаты для посетителей наверху были одинаково плохо отделаны и требовали ремонта. Одна из них была превращена в складское помещение, там вдоль стен громоздились какие-то ящики, валялась мешковина, изъеденная крысами и мышами. В комнате напротив на проломанной кровати стояли мешки с картошкой и репой.

Мэри догадалась, что и ее комната до сих пор использовалась как кладовка, и если там вообще как-то можно жить — это дело рук тетушки Пейшенс, она постаралась для племянницы. В комнаты тети и дяди она не осмелилась зайти, они находились в дальнем конце дома, а под ними был другой коридор, такой же длинный. В противоположной стороне от кухни была еще одна комната, дверь в нее заперта. Мэри вышла во двор и хотела через окно посмотреть, что находится внутри, но оно оказалось заколоченным, и ей не удалось туда заглянуть.

Дом с постройками занимали три стороны квадратного двора, посреди стояло корыто с проточной водой, из которого поили лошадей, и небольшой стог сена. Прямо за двором начиналась дорога, длинной лентой уходившая за горизонт, а по обеим сторонам ее простирались болота, темные и разбухшие от обильных дождей.

Мэри вышла на дорогу и огляделась. Насколько хватало глаз — только холмы и болота. Таверна была единственным обитаемым местом на фоне мрачного ландшафта. К западу от «Ямайки» виднелись скалистые горы, некоторые из них с совершенно ровными, стертыми временами склонами, и чахлая трава казалась желтой в лучах зимнего солнца. Другие горы выглядели мрачными и неприступными, с вершин их свисали гранитные глыбы. Когда облака закрывали солнце, длинные тени ползли по болотам, похожие на щупальца. Солнце окрашивало болото в разные цвета — то пурпурный отблеск падал на гранитные склоны, то чернильные пятна начинали мелькать тут и там, то, выглянув из-за тучи, солнце вдруг начинало сиять золотисто-коричневым багрянцем на одном холме, в то время как другие оставались погруженными во мрак. Пейзаж постоянно менялся. В восточной части болото напоминало вечную пустыню, а с запада на холмы уже опускалась арктическая зима, ее приносили с собой густые парящие облака и разбрасывали по земле градом, колючим дождем и снегом. Воздух был холодным, как в горах, но ароматным и необыкновенно прозрачным. Для Мэри это было приятным открытием. Она привыкла к теплому и мягкому климату Хелфорда. За деревьями и высоким сочным кустарником ветер почти не ощущался, даже его порывы с востока не доставляли особенных хлопот, так как местность была защищена лесом со стороны моря, и только река начинала бурлить при сильной непогоде.

Как ни неприглядно выглядела эта новая местность, в воздухе чувствовался какой-то вызов, он придавал Мэри силы и звал к приключениям. Он бодрил ее, румянил щеки, в глазах загорались искорки, волосы блестели — девушка с напряжением втягивала в себя пьянящий аромат утра.

Она подошла к источнику и погрузила руки в струю. Вода была чистой и холодной, как лед. Мэри выпила из ладони и удивилась странному вкусу этой воды: горьковатой и пахнущей торфом. Было в ней что-то необычайное и приятное — она так быстро утоляла жажду.

Мэри вдруг почувствовала прилив сил, мужество вернулось к ней. Она пошла в дом, ей страшно хотелось есть: с жадностью набросилась на тушеную баранину и пареную репу, приготовленные тетушкой Пейшенс, и впервые наелась досыта за последние дни. Теперь она чувствовала, что может рискнуть и кос о чем расспросить тетю, каковы бы ни были последствия.