Елена Арсеньева - Париж.ru

Мирослав задумчиво хмыкнул:

– Интересный парень этот «гасконец». Очень интересный! Он сказал: дурак ты, что признался, дескать, что паспорт не твой. Получил бы деньги – и все тут. А теперь положение осложнилось...

– Это в каком смысле? – насторожился Данила.

– Не знаю, он не сказал. Может быть, что-то у них там случилось, а может... может быть, Себастьен Моран понял наконец, как он запутался. Понял, что нас ни в коем случае нельзя было брать. Теперь мы их знаем в лицо. И даже если я подпишу эту чертову бумагу, мы ведь с тобой не уйдем, как побитые собаки, поджав хвост, верно? Нам захочется взять реванш... Это до Морана, похоже, наконец-то доехало. Что мы заявим в полицию, что будет судебное разбирательство... Если бы им удалось меня сломать тогда, сразу после приезда, когда я еще ничего не знал, – это одно. А теперь – теперь так или иначе придется прятать концы в воду, понимаешь? Видимо, Моран пока не готов к двойному убийству. Но постепенно начинает понимать, что если не заставит нас молчать, то ему придется нас убить. Так что... положение и в самом деле очень осложнилось.

«Может, я и правда дурак? – в смятении подумал Данила. – Может, и правда надо было не раскрываться? Принять эти деньги, а потом хоть трава не расти!»

Но он сильно подозревал, что трава вот именно выросла бы: на его могиле. Кто он вообще такой, чтобы Моран делился с ним такими огромными башлями? Старался бы ради него... И все чаще Данилу посещала мысль, что злополучный Шведов, по сути дела, был в этой игре такой же подставной фигурой, такой же пешкой в чьих-то руках, как и взявший его имя Данила Холмский.

Между прочим, русские знахари не зря остерегали людей подбирать чужие вещи, ибо они могут быть с человека, на которого была напущена порча. И порча переходит к тому, что подобрал эту вещь.

Может быть, на Шведова было напущено? И Данила, взяв его паспорт и прочее барахлишко, перенял все то, чего не успел испытать бедолага при жизни? И в конце концов так же сгинет неведомо от чьей руки, как сгинул Шведов...

Думать об этом не хотелось, вот он и орал, будил подвальное эхо, пытаясь хоть как-то отвлечь себя.

Наверху заскрипела дверь, Данила смолк. Не хотелось, чтобы спустился Тьерри, накостылял своими мерзкими черными лапами. А ладони у него были розовые. Это и казалось самым ужасным. Ну черный, так уж и был бы черный везде!

Однако это примчался Бенуа. Глаза возбужденные, усы только что не скачут. Начал развязывать Данилу, а у самого руки так и трясутся.

– Что случилось? – встревоженно крикнул Мирослав из своего угла и повторил вопрос по-французски.

Бенуа что-то быстро ответил.

– Он советует тебе быть благоразумным, – перевел Мирослав. – Говорит, что другого шанса может и не быть.

– Шанса на что? – спросил Данила у Бенуа, но тот отделался сакраментальным «Жё нэ компран па!» и вновь что-то сказал Мирославу.

– Этот тип советует тебе соглашаться, – перевел тот. – Соглашаться со всем, что бы ни случилось! Понимаешь?

– Нет. Жё нэ компран па! Вот же зараза!

Времени на разговоры больше не было...

Данилу вывели из подвала – в первый раз за все эти дни. Воздух показался пьянящим – оказывается, именно чистый, живой воздух пьянил покрепче, чем та прокисшая вонь, которой они с Мирославом дышали там, внизу. Лестница из подвала вела в коридор, который переходил в просторный холл. Данила мельком отметил ультрамодную обстановку, показавшуюся ему какой-то бездушной по сравнению, например, с той восхитительной, незабываемой, волшебной бургундской дачкой... А вообще-то на мебель и блеклые картины под стеклом, в хромированных рамах он особенно не смотрел: запоминал дорогу, прикидывал, не удастся ли удрать. Но Бенуа был слишком близко, а главное, в углу стоял еще и Тьерри, так и буравя Данилу ненавидящими черными глазами. В кресле сидел угрюмый старик, которого Данила уже видел в первый день своего плена. Это и был мэтр Моран.

Да, похоже, Мирослав прав: дяденька запутался – и очень сильно по этому поводу струхнул. Волос на плешеватой голове поубавилось, щеки обвисли, под глазами вспухли мешки. Он с унылой ненавистью взглянул на Данилу и тотчас отвернулся, словно ему и смотреть-то на этого типа тошно было.

Ну да, пожалуй... Это Данила вполне мог понять, потому что и сам испытывал аналогичные чувствия.

Однако в комнате оказался человек, который смотрел на Данилу совершенно с другим выражением лица. Человеком этим была женщина – маленькая, плотная, с коротко остриженной белесой головой, умным, хоть и некрасивым лицом и темными глазами, в которых Данила прочел жгучее любопытство. В то же время в глубине глаз сквозила немалая растерянность.

– Значит, это вы – Холмский? – произнесла женщина, и Данилу трижды шатнуло.

Первый раз от изумления – женщина говорила по-русски, причем не как иностранка, а именно как русская. Вдобавок – москвичка. Второй раз Данилу шатнуло от того же изумления: откуда она знает его фамилию? Никому Данила ее не называл, Мирослав, конечно, тоже. Если в этом сборище бандитов знают, как его зовут, выходит, к ним попались или Николь, или Жерар, или Лера. От этого подозрения его и шатнуло в третий раз.

О господи, Лера!.. Он зажмурился на миг, а когда открыл глаза, женщина стояла еще ближе и все так же пристально всматривалась в его лицо.

Ну и что она там может различить, кроме следов грязи, пота, крови?!

– Да, теперь я понимаю... – пробормотала она словно про себя. – Теперь я все понимаю... Вы с ним и правда похожи. И не только внешне – ведь таким, как вы сейчас, он был лет пять тому назад. Вы похожи внутренне! Похожи готовностью стать орудием в руках судьбы!

У Данилы пересохло в горле. Не хотелось задавать дурацких вопросов, типа кто вы, да что вы, да откуда вы меня знаете? Она не просто была из России! Она знала Шведова, ясно, что знала! Давно, хорошо, близко – мелькнуло нечто в ее вдруг повлажневших глазах, что сказало Даниле: между ними были очень близкие отношения!

– Не скрою, я сначала не очень-то поверила этому врачишке со «Скорой», – проговорила она пренебрежительно. – Уж очень фантастичным все это выглядело! Но надо же, он оказался прав! А ведь небось и милиционер этому не поверил. Он до сих пор убежден, что вы где-то скитаетесь по бескрайним российским просторам, пытаясь спастись от ответственности за преступление, которого не совершали.

Ба-бах! Даниле показалось, что у него над ухом выстрелили из револьвера. Если вся ее предыдущая речь показалась ему странной и непонятной, то уж за эти слова он схватился всем существом своим.

– Откуда вы знаете? – сдавленно пробормотал он.

Она не ответила, смотрела на него все так же пристально, так же странно. Нервно провела рукой по голове, но, поскольку была острижена так коротко, это никак не отразилось на прическе.