Ирина Мельникова - Формула одиночества

И если я, изранена судьбой,

Увижу мир бесцветным или черным,

Стань для меня молитвою святой,

Спасительной иконой чудотворной...[Стихи Марины Сергеевой.]

Теща Ивана закончила петь, и Арсен снова открыл глаза.

– Хорошо поет, – сказал он совершенно искренне. – И песня хорошая!

– Спасибо! – тихо произнесла Маша. – Только это самая грустная песня у мамы. Да и вообще она очень редко поет! Мы с трудом заставили ее записать несколько песен на диск.

– И песня замечательная! И теща у меня замечательная! – весело заметил Иван. – Вот только мужик, за которого она выходит, мне не нравится. Гэбист зашуганный! Целый допрос Мане устроил, когда узнал, что мы тебя привезем! Вдруг ты резидент иностранной разведки? Просто умело маскируешься!

– Серьезно, что ли? – развернувшись к Маше, спросил Арсен. – У тебя в отчимах будет сотрудник ФСБ?

Но Маша не успела ничего ответить. Из динамиков вновь зазвучала песня. И Арсен резко от нее отвернулся, не веря своим ушам.

Что мне твои пророчества?

Дней расписных кино?

Формула одиночества —

Это мое окно... —

пела женщина.

И Арсен почувствовал себя полнейшим олухом. Как он посмел не узнать этот голос?

– Иван, – прошептал он через силу, потому что горло сдавил спазм, – как зовут твою тещу?

– Марина Аркадьевна, – ответил тот и с недоумением посмотрел на отца. – Что с тобой? Ты ведь говоришь, что читал мои статьи? А там я упоминал и имя ее, и отчество, и фамилию – Фролова.

– Читал, но не придал значения, – улыбнулся Арсен.

– Ты ее знаешь?

Арсен выпрямился.

– Гони, Ваня, гони! – приказал он весело. – Когда, говоришь, она расписывается со своим гэбистом?

– Через три часа.

Молодые снова переглянулись. Но что он мог им объяснить? Что любимая женщина, о которой он два долгих года думал почти беспрестанно, вот-вот выйдет за другого? Нет, шалишь! Арсен вдохнул воздух полной грудью. Не тот он человек, чтобы так бездарно расставаться с надеждой.

– Батя, ты не ответил мне. Ты и вправду знаком с Мариной Аркадьевной? – осторожно справился Иван.

– Знаком! Еще как знаком! – улыбнулся Арсен, чувствуя, как кровь быстрее побежала по жилам, и он вновь почувствовал себя молодым, энергичным, полным жизненных сил.

– Откуда?

– Оттуда! – еще веселее ответил Арсен. – Так вам все и расскажи.

За окном «Форда» мелькали рощицы и перелески, березовые колки и заросшие ромашкой поляны, деревеньки и села, затянутые тиной пруды и утонувшие в камышах мелкие озера. Иногда дорога взбегала на холм, и тогда являлись взору бескрайние, начинавшие кое-где желтеть поля, окаймленные на горизонте синей полоской глухих лесов. Вскоре Иван съехал с трассы на полевую дорогу, пояснив, что так ближе добраться до усадьбы. А вскоре и вовсе углубился в сосновый бор. Дорогу с двух сторон обступили прямые, как свечи, вековые корабельные сосны вперемешку с веселым березовым ситчиком. Вкусно пахло нагретой солнцем хвоей, муравьиным спиртом, горьковатыми травами и почему-то грибами, хотя их время еще не наступило.

– Долго еще? – нетерпеливо спросил Арсен, чувствуя, что уже изнемогает от нетерпения и от боязни, что Марина Аркадьевна Фролова окажется совсем не той Мариной, которую он любил до сумасшествия. Умом он, конечно, понимал, что слишком много совпадений. И голос, и песня... Непритязательная песенка, которая возродила его душу. Но сердце уже ныло от радостных предчувствий.

Внезапно дорога раздвоилась, и Арсен заметил указатель «Ясенки».

– Почти приехали! – покосился на него Иван.

Арсен и сам заметил прекрасный двухэтажный особняк с колоннами. Дом возвышался на холме в окружении берез и могучих сосен. За деревьями угадывались многочисленные строения. А над лесом взметнулась вверх трехглавая церковь с высокой звонницей.

– Село дальше, – коротко бросил Иван. – Здесь к усадьбе можно незаметно прокрасться.

«Форд» въехал на холм, и Арсен выскочил из машины, не дождавшись, когда Иван заглушит мотор. Направляясь к калитке, он пытался заглянуть через забор. Но тот был слишком высоким, чтобы разглядеть, что происходит в музейном дворе.

– Где Марина Аркадьевна? – спросил Арсен на ходу у мужика, косившего траву возле забора.

– Как где? В музее, – ответил ему мужик и смерил его подозрительным взглядом. – С Олегом Дмитриевичем...

Арсен вошел в калитку и чуть ли не бегом направился к зданию, которое заметил еще с дороги...

Смотрительница у входа заставила его переобуться в огромные тапочки, а он уже изнывал от нетерпения. Прослушав вполуха инструкцию, как найти Марину Аркадьевну, он ринулся в зал, потому что без подсказки знал, Марина – рядом. Она – тот магнит, который притягивал его, как стрелку компаса, и заставлял двигаться в правильном направлении.

Через минуту он был уже в зале: огромном, явно бальном. И первым делом выхватил взглядом две фигуры – мужскую и женскую. Они стояли, взявшись за руки, перед большим портретом. Женщина что-то объясняла, а мужчина, склонив голову, внимательно слушал. В какой-то момент он обнял ее за плечи и привлек к себе. Арсен задохнулся от возмущения. Марину даже со спины он узнал в мгновение ока.

Но не это заставило его замедлить шаг. Арсен бросил взгляд на портрет и почувствовал, что ему нечем дышать. Такого он не ожидал! Такого в жизни просто не бывает! Женщина в белом платье и в белой шляпке с охапкой сирени на коленях... О ней он мечтал чуть ли не всю жизнь... Искал, надеялся, верил... А затем встретил ее наяву... Совпадение или провидение? Подсказка, которую ему дали свыше? И которой он так бездарно распорядился? Ну, нет! Теперь он своего не упустит, пусть даже его порвут в клочья.

– Марина! – выдохнул он на ходу.

Она резко повернулась.

И потрясенно вскрикнув: «Арсен!» – отстранила руку мужчины и шагнула ему навстречу.

Забыв о своих опасениях, Арсен бросился к ней. Ему было плевать, что рядом с Мариной стоит этот мужик и беззвучно шевелит губами. Возможно, он что-то говорил, даже кричал, но Арсен этого не слышал. Он видел только ее глаза! Глаза, из которых текли слезы, но они сияли! И это было дороже всего золота мира.

Он подхватил Марину на руки, прижал к себе, а она уронила голову ему на грудь и прошептала:

– Нашел? Ты меня нашел?

И тогда Арсен поставил Марину на землю и, задохнувшись от нежности, принялся целовать ее глаза, ее губы, а она, обхватив его за плечи, шептала в те редкие мгновения, когда он прерывался, чтобы перевести дыхание:

– Я думала, ты забыл меня!

– Как же, забыл! – проворчал он, когда немного пришел в себя. – Тебя забудешь! – И снова принялся целовать ее, приговаривая: – Теперь не уйдешь! Я тебя на цепь посажу, в колодки закую, пока не распишемся!