Маленькая балерина - Смецкая Ольга

Кара с удовольствием вдыхала запах свежесваренного кофе, которым, казалось, на века пропитались булыжники мостовой.

Прохожие оборачивались ей вслед, тыкали пальцами, хлопали в ладоши. Балетная осанка с головой выдавала ее. В любой другой момент ей это было бы приятно, но сейчас хотелось раствориться в толпе, исчезнуть, чтобы ничто не нарушало удивительной гармонии, образовавшейся в душе.

Они двигались вдоль древней, увитой зеленью, монастырской стены, которую венчала невысокая колоколенка.

– Говорят, что в этом монастыре умерла возлюбленная Рафаэля Форнарина, – с легким акцентом поведал Дюк. – Именно с нее Рафаэль писал свою «Сикстинскую мадонну». Она была дочерью простого булочника, не слишком умной и совсем необразованной. Но Рафаэль любил ее и прославил навечно.

Они поужинали при свете горящих факелов в маленькой траттории, сохранившей свой первозданный вид со времен Средневековья. Ели лазанью и запивали ее терпким, чуть горьковатым, красным вином.

Кара со смехом рассказывала, как отделалась от приставленного к ней «инквизитора» – хмурого человека с никаким, будто стертым ластиком, лицом.

– Наверно, он до сих пор сидит на скамейке у фонтана Треви. Я попросила его подождать, пока выберу себе обувь в соседнем магазинчике.

В тот момент она не хотела думать о том, что ждет ее впереди. Как она будет оправдываться перед человеком без лица, чем обоснует свое странное и неожиданное исчезновение.

Когда они закончили ужин, маленький кругленький официант, по виду – ровесник Трастевере, пригласил их посетить подвал, в котором был оборудован импровизированный музей.

Ведомые официантом, они спустились вниз по скрипучей винтовой лестнице и оказались в мрачном подземелье. Здесь было холодно и пахло затхлостью.

В Средние века в этом подземелье располагалась настоящая тюрьма. Ржавые кривые решетки, торчащие из земляного пола, тяжелые кольца с цепями, вмонтированные в покрытые плесенью стены, орудия пыток, живописно разбросанные по углам, в тусклом свете горящих факелов навевали жуткие мысли.

Кара поежилась. Она снова вспомнила о человеке со стертым лицом, и настроение у нее резко испортилось.

Для туристов и местных жителей этот страшный застенок – всего лишь щекочущий нервы аттракцион. А для нее? Ближайшее будущее?

Рокочущий голос официанта разносился по подземелью. Эхо подхватывало слова и бросало в сводчатые каменные стены. Получалось, будто он говорил в трубу.

– Пожалуйста, пойдем отсюда. – Кара вцепилась в руку Дюка ледяными пальцами.

– Что такое? – встревожился он.

– Мне холодно и страшно.

На шумной улице она сразу почувствовала себя лучше.

По набережной они добрели до пьяцца Бокка-дел-ла-Верита.

– Видишь эти храмы? – спросил Дюк и указал на два небольших здания, квадратное и круглое. – Это храмы Портуна и Геркулеса, они были построены во втором веке до нашей эры и чудом сохранились. А это – церковь Санта Мария-ин-Космедин. Пойдем.

В крытой галерее перед входом в церковь находились знаменитые Бокка-делла-Верита – Уста истины. По преданию, мраморная маска с изображением древнего божества способна была откусить руку солгавшему человеку.

– Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, – торжественно произнес Дюк, сунув руку в пасть каменному чудовищу. – Смотри, я сказал правду. Теперь твоя очередь.

Он нежно взял ладонь Кары в свою и поцеловал. А потом вложил в отверстие в мраморной маске.

– Ты выйдешь за меня замуж?

Кара растерялась и поспешно вытащила руку. Она была не готова к такому повороту событий. Они с Дюком познакомились всего три дня назад, на приеме в советском посольстве, устроенном в честь приезда артистов в Италию.

Кара вспомнила, как не хотела идти на этот прием. Она страшно устала после спектакля. Концертное турне, посвященное послевоенному объединению стран с помощью культуры, получилось изнурительно длинным. Они уже посетили Австрию, Польшу, Румынию, Югославию. Италия была последней в гастрольном графике.

Единственное, о чем в тот вечер мечтала Кара, так это добраться до кровати и спать, спать, спать… К тому же она почти не пила спиртного и почти ничего не ела.

Но почему-то пошла. Вера, верная подруга, оперная прима театра, уговорила ее.

– Прости, – пробормотал Дюк. – Это было глупо. Я понимаю, тебе нужно время.

Она кивнула и отвернулась. Уперлась лбом в резную чугунную решетку крытой галереи. Металл охладил пылающую голову.

«Опять решетка», – подумала Кара и восприняла это как знак. Она набралась сил и посмотрела Дюку в глаза.

– Уже поздно, – улыбнулась она. – Пора возвращаться.

Кара замерла у фонтана Тритона, установленного в центре площади. Набрала полную пригоршню воды и жадно хлебнула. Она знала, что пить из фонтанов совершенно безопасно. Вода, поступающая со склонов местных холмов по древним акведукам, построенным еще в античные времена, проходила тройную очистку через угольные, песчаные и травяные фильтры. Римляне всегда ценили себя и свое здоровье.

По пути им попалось еще одно античное сооружение – арка Януса – бога входов и выходов.

«Милый Янус, – взмолилась про себя Кара, – подскажи мне верный выход».

На виа Сицилиа их настиг дождь. Дюк снял пиджак и накинул ей на плечи. Стрелки часов неумолимо приближались к полуночи.

А завтра – концерт.

А еще она выпила вина, чего никогда не позволяла себе накануне спектакля.

А еще она, кажется, влюбилась, и все мысли ее заняты теперь этим, таким чужим, и одновременно таким родным итальянцем.

Ровно через два часа я свернула с МКАД на Можайское шоссе, проехала метров двести и припарковалась на обочине. Фиалка, как обычно, опаздывала.

Ярко светило майское солнце. Теплый ветерок шевелил уже успевшую запылиться молодую листву деревьев по обеим сторонам дороги.

Я пребывала в каком-то странном, лихорадочном возбуждении. Почти болезненном.

Немотивированная нервозность – мать так охарактеризовала бы мое состояние. А узнав о том, что я решила уединиться на чужой даче, добавила бы, что у меня налицо все симптомы маниакально-депрессивного психоза, включая соматическую озабоченность, концептуальную дезорганизацию и эмоциональный уход от действительности.

Проползавшие мимо огромные фуры изрыгали клубы вонючих, ядовитых выхлопов. Отвратительный дым пробирался в салон автомобиля, проникал в легкие и с потоком крови распространялся по организму, отравляя каждую его клеточку.

Я закрыла окно, откинулась на спинку кресла и сомкнула веки. Спустя некоторое время запасы кислорода иссякли, и стало нестерпимо жарко. Пришлось снова открыть окно.

Потекли томительные минуты ожидания. В какой-то момент я даже задремала.

Внезапно раздался визг тормозов. Я встрепенулась, оглянулась и увидела маленькую черную «Ауди», нагло вильнувшую из крайнего левого ряда вправо и подрезавшую здоровенный джип. Водитель джипа с перекошенным от ярости лицом высунулся из машины, но, узнав Фиалку, расплылся в счастливой улыбке.

«Ауди» проскользнула перед очередной фурой и застыла перед моим «Рено».

Фиалка распахнула дверь и крикнула:

– Ты что телефон не берешь? Я звоню тебе, звоню…

Черт! Я забыла включить мобильный!

– Поехали быстрее! – Фиалка нажала на газ и рванула с места.

Несмотря на то что Фиалка нацепила свою «маскировку» – черные очки и белую бейсболку, ее узнавали. Показывали пальцами, улыбались, кричали что-то в раскрытые окна.

Я давно привыкла к Динкиной, мягко говоря, нестандартной внешности, но даже меня порой поражала ее дикая, броская красота.

И раньше, когда она не была еще знаменитой киноактрисой, люди на улице, увидев ее, замирали, а потом долго смотрели ей вслед.

Очевидно, в тот день и час, когда Динара Фиалко-ва появилась на свет, Бог, или кто там в небесной канцелярии заведует телесными оболочками, пребывал в отличном расположении духа и щедро ее одарил.