Маленькая балерина - Смецкая Ольга

– Вера, – коротко ответил он и шагнул в дом. Поток холодного воздуха ворвался вместе с ним. Снежинки искрились на его волосах, на щеках, ресницах, на темной ткани пальто. В руках он держал бумажный пакет с персиками.

– Персики? – счастливо рассмеялась Кара и подумала, как бесконечно давно не слышала собственный смех. – Откуда?

– Из Рима. К черту персики! – хрипло пробормотал Дюк, отбросил пакет в сторону, торопливо стянул пальто и привлек Кару к себе. Персики рассыпались и раскатились по всей комнате.

– К черту балет! – прошептала Кара. Она почувствовала, как его жадные горячие руки сомкнулись на ее талии, а настойчивые губы овладели ртом. Его кожа пахла морозом, и Кара вдруг с изумлением поняла, как соскучилась по нему, как ей его не хватало. Постепенно тело ее наполнилось приятной, томной тяжестью, и Кара потеряла счет времени. Она словно исполняла вариацию из диковинного балета – череду длинных и затяжных прыжков. Словно парила в воздухе, едва касаясь земли, а после взмывала еще выше вверх. В какой-то момент сквозь затуманенное сознание она ощутила, как ее платье с легким шелестом соскользнуло на пол. Прежде чем окончательно улететь в заоблачные дали, она успела подумать, что так и не задернула штору на окне.

Спустя полчаса я вышла от Монахова, прижимая к груди тетрадь. Ветер усилился, небо на востоке угрожающе почернело.

Я ускорила шаг. У дома Галы суетились какие-то люди. Одни натягивали тент над выложенной плиткой площадкой, другие устанавливали пластмассовые столы и стулья. Сама Гала топталась у живой изгороди, разделявшей наши участки. Заметив меня, она приветливо помахала рукой и двинулась мне навстречу.

– Похоже, будет гроза, – сообщила Гала, приблизившись. – Ах, как некстати! Вы ведь, дорогая, не забыли, что у нас сегодня вечером открытие летнего сезона?

– Да, да, помню, – рассеянно кивнула я.

– Придете?

– Честно говоря, я не очень хорошо себя чувствую.

– Ну, пожа-алуйста, – протянула Гала, выпятив нижнюю губу. – Будет так весело! Фейерверки, живой оркестр…

– Ладно.

– Вот и чудесно!

Гала запрыгала и захлопала в ладоши. Я глупо улыбнулась и пожала плечами.

– Ну что ж, до вечера. – Я попятилась назад, к дому.

– Часикам к восьми жду!

Я поднялась на крыльцо. В ручку входной двери был воткнут букет ирисов, тот самый, с которым накануне утром приходил Монахов. Только теперь головки цветов, отломанные кем-то у самого основания, беспомощно болтались на ветру. Так обычно поступают с цветами на кладбище, прежде чем положить их на могилу. Я сразу подумала о Лизе.

– А вы Лизу не видели? – крикнула я в спину Гале. Она обернулась.

– Видела, она заходила ко мне минут двадцать назад. А зачем она вам?

– Так. Кое-что надо уточнить.

Я сжала в руках тетрадь и решительным шагом направилась к Лизе. Я не представляла, что я ей скажу, но была настроена воинственно. Мне до смерти надоели эти подростковые игры. Я миновала участок Галы, прошла вдоль пруда, у которого любила рыбачить Нора, и оказалась у скромного невзрачного домика.

Сосны окружали его плотным кольцом, не было даже намека на поляну или лужайку. Цветников тоже не наблюдалось. Аллергия, вспомнила я. При такой сильной форме заболевания, как у Лизы, пыльца растений способна спровоцировать серьезный приступ, а иногда даже может представлять угрозу для жизни.

Из распахнутых окон доносились звуки музыки. Я поднялась по трем полукруглым ступенькам и постучала в дверь. Мне никто не ответил. Я нажала на ручку, дверь со скрипом приоткрылась.

– Лиза! – позвала я в надежде прорваться сквозь громкие фортепианные аккорды и шагнула в дверь.

Внутри дом выглядел гораздо просторнее, чем снаружи. Может быть, из-за того, что стены и пол гостиной были обшиты светлым деревом. В центре возвышался концертный рояль на кривых резных ножках. Он напоминал гигантского жука. Луч солнца, падавший на его полированную крышку, делал поверхность зеркальной. За роялем никого не было.

Откуда же музыка? Ветер, врывавшийся в окна, яростно трепал тюлевые занавески. Они взлетали вверх в такт музыке, переплетались в причудливом танце и опадали. Что-то тревожное ощущалось в этом странном танце.

Я обернулась и заметила громоздкий старомодный проигрыватель. Толстая виниловая пластинка, прижатая лапкой с иглой, наматывала бесконечные круги. Рядом стоял стеллаж, заполненный такими же древними пластинками в истрепанных обложках. Внезапно музыка смолкла и раздалось характерное шипение, свидетельствующее о том, что запись закончилась.

Я подошла к проигрывателю и сняла лапку с пластинки. Стало очень тихо.

– Лиза! – снова позвала я.

Вдруг с улицы послышался кашель, даже не кашель, а какой-то сдавленный хрип, словно человек чем-то подавился. Я подошла к окну, но сосновая стена закрывала обзор. В какой-то момент мне показалось, что среди стволов что-то мелькнуло, но, наверно, это просто ветер качнул дерево.

Хрип повторился. Я опустила глаза и прямо под окном увидела скрюченное тело, лежавшее ничком на траве. Это была Лиза.

– Боже! – выдохнула я и метнулась к двери. Выбежала на улицу, бросила тетрадь на землю и опустилась на корточки рядом с Лизой. Она была смертельно бледна, тонкие некогда кисти рук на глазах отекали, словно кто-то надувал их изнутри, как резиновую перчатку. Губы и шея тоже отекли, кожа приобрела синюшный оттенок. Анафилактический шок! Это опасная для жизни форма аллергической реакции. Без срочной помощи человек может задохнуться, секунды промедления могут привести к смерти. Я стала судорожно вспоминать, что нужно делать в такой ситуации. Мой брат с детства страдал аллергией на некоторые лекарственные препараты. И мама учила меня, как поступать, если вдруг у Егора случится анафилактический шок, а я буду рядом.

Лиза была без сознания. Первым делом я положила ее на спину и повернула голову в сторону. Открыла ей шире рот и всунула между зубами палку, чтобы язык не запал. Пощупала запястье. Ладонь ее была холодной и влажной, пульс нитевидный.

Я вскочила и обежала дом. С той стороны был участок Галы.

– Скорее! На помощь! – крикнула я что было мочи и вернулась в дом.

К счастью, в холодильнике нашлась упаковка ампул «супрастина» и несколько одноразовых шприцов.

Дрожащими руками я отломала стеклянный кончик ампулы, наполнила лекарством шприц и помчалась к Лизе. Мне показалось, что ей стало хуже, она перестала дышать.

– Черт, черт, – пробормотала я. Подняла безвольную Лизину руку и попыталась найти вену на локтевом сгибе. Кожа в этом месте покрылась красной сыпью и припухла, а там, где должна была проходить вена, выступила яркая капелька крови. Что же делать? Я взяла другую ее руку. Здесь сыпи не было, кожа была бледной, в голубоватых прожилках. Глубоко вдохнув, я всадила иглу и медленно нажала на рычаг шприца.

– Что случилось? Что вы делаете? – Это была примчавшаяся на мой зов Гала.

– «Скорую»! Быстро! Она умирает.

Дважды повторять не пришлось. Гала скрылась в доме, и спустя секунду я услышала, как она разговаривает по телефону.

Я обессиленно опустилась на землю и положила Лизину голову себе на колени. Она по-прежнему была без сознания, но я больше ничего не могла сделать.

Я гладила тонкие тусклые волосы и снова думала о том, что проживаю чужую жизнь…

Вернулась Гала. Она посмотрела на свои светлые брюки и села рядом на траву.

– Не испачкаетесь?

– Не важно. Как думаете, она выкарабкается? – Гала подняла на меня глаза. В них застыл страх.

– Не знаю…

Лизе повезло. «Скорая» приехала быстро. Бригада врачей в синих форменных робах засуетилась вокруг Лизы. Мы с Галой отошли в сторону.

Наконец Лизу, опутанную виниловыми трубками, погрузили в машину. Полная, крашенная в блондинку докторша подошла к нам.

– Что ей вводили? – деловито осведомилась она, прикуривая сигарету.

– Супрастин, – я протянула пустую ампулу, которую до сих пор сжимала в руках.