Инцел на службе демоницы 4: Гарем для чайников (СИ) - Блум М.

Сделав еще один шаг, я остановился к ней так же близко, как и тогда на комиконе. Вытяни руку — и можно погладить. Вытяни руку — и можно придушить.

— С этим кольцом ты мне все позволишь или убьешь, — камень сверкнул чернотой на моем пальце. — Таково мое желание. Ну а дальше решать тебе. Я оставляю тебе выбор.

Она застыла, раздумывая, судорожно кусая губу. Напряжение, казалось, звенело в воздухе. В этот момент в повисшую тишину вторглись отдаленные крики и музыка со сцены, словно прорвавшаяся сюда сквозь стены.

“Обманщик. Обманщик. Обманщик!

Ай килл ю, плохой мальчик…”

Саундтрек, честно говоря, был хреновым — как стакан ледяной воды, вылитый на разгоряченную голову. Несмотря на всю мою пламенную речь, ее карие глаза стала стремительно затягивать грязно-оранжевая ржавчина. Дернувшись, ее руки взлетели в воздух и опустились мне на шею, обжигая поистине могильным холодом.

— Убивай! — выдохнул я ей прямо в лицо. — Только запомни одну дату: шестое октября…

Пальцы замерли на моей коже, так и не впившись.

— Мой день рождения, — пояснил я. — Будешь отмечать его каждый год. И жалеть об этом!

В следующий миг хватка сжалась на моей шее.

— Проведешь все свое бессмертие, — выдохнул я, пока еще был воздух, — осознавая, что убила того единственного, кому на тебя было не наплевать!..

Хватка ощутимо ослабла, а потом сжалась с яростной силой, и снова ослабла, и снова сжалась. Каждым движением пальцев Джи будто затягивала меня на смертельный аттракцион, то собираясь придушить, то спасая от самой себя. Внезапно сквозь густую ржавчину в в ее глазах прорвалось огромное красное зарево — костра, на который взошла ее Жанна и на который ее заставили смотреть. И пламени обиды, которую ей приходилось скрывать и забивать в себе, служа раю. И огня мщения, который ей можно выпускать, только когда с нее снимают цепь. А потом и зарево, и ржавчину затопила вода. Из ее глаз брызнули слезы и густыми дорожками побежали по лицу.

— Ну почему?.. — Джи резко разжала руки, отпуская меня. — Почему я не могу тебя убить?.. Ведь это же так просто…

Крупные капли текли по ее щекам, попадая на губы, слетая с подбородка. Прижавшись к холодной стене, она стояла напротив меня и всхлипывала как самая обычная девчонка.

— Не можешь, — ответил я, — потому что ты меня любишь.

Не дожидаясь новой попытки меня прикончить, я притянул ее к себе и поцеловал, забирая соленые капли с ее губ, ловя ее рваные всхлипы — вновь поясняя то, что только что вбивал ей в голову словами.

— И тебе не нужно ничье разрешение, чтобы любить, — прошептал я. — На это нет никаких правил! Ты можешь все! Все, что хоче…

Закончить я не успел. Она отчаянно впилась в мои губы и, вцепившись мне в плечи, прижала к стене меня. Мы словно поменялись ролями, и уже через секунду я сам не понимал, кто кого соблазняет. Видимо, решив, что осмысления всего этого, ее голова не выдержит, Джи отключила ее окончательно — и в дело пошли инстинкты, которые, как и хватка, у нее оказались в разы сильнее человеческих и на меня работали просто безотказно. На мгновение я даже испугался, что она оторвет мне член — так голодно ее рука схватилась за мой пах. Отвечать такому жару в здравом уме было сложно — благо, после поцелуя с Лилит в здравом уме я уже не был. Так что я отключил голову следом, и мы наконец нашли общий язык.

Мои пальцы нетерпеливо скользнули под ее подол. Рывком сбросив с себя жакет — так, что пуговицы полетели в стороны, Джи прильнула ко мне еще теснее, будто требуя компенсировать немедленно тысячи лет воздержания. Вся дрожа, она стянула с меня брюки, я задрал ее юбку и, отодвинув уже изрядно намокшие трусики, вошел. Стон мгновенно улетел под потолок — такой сладкий, что я задвигался в ней как бешеный, скользя по обильной смазке, срывая новые горячие “ахи” и “охи” с ее губ, которые тут же исчезали в моих губах. А затем, постигнув механику процесса, она требовательно прижала меня к стене и, остановив, стала исступленно двигать бедрами сама.

Перехватив за талию, я прижал ее к себе еще крепче, помогая насаживаться все быстрее. Сочные полушария подскакивали от каждого толчка. Твердые набухшие бугорки жадно терлись о мою грудь, словно пытаясь разодрать тонкую ткань блузки, чтобы и сверху между нами не было преград. Ногти, зарывшись под мою майку, впивались мне в спину, губы жарко терзали мои губы, требуя все больше. Ловя подкатывающие пульсации, я чувствовал себя девственником по сравнению с тем, как трахалась она. Казалось, Джи любой ценой пыталась нащупать свою точку “джи”, и, судя по ее оглушительным стонам, ей это неплохо удавалось. Во всем от начала до конца она оставалась взбалмошной бестией — но эта бестия была моей.

Оргазм накрыл волной — такой мощной, что на миг все померкло. Даже лампочка, казалось, потухла. Когда я снова открыл глаза, лампочка как и прежде тускло светила под потолком, а в холодном подвале, который мы заметно нагрели, кроме меня не было никого. Я рассеянно стиснул пальцы, которые всего секунду назад сжимали Джи. Впервые партнерша пропадала из моих объятий так — словно растворившись в воздухе. Или это такой райский вариант оргазма?

От нее остались только жакет на полу и упавший с шеи вип-пропуск — ну прямо лутовый сундук. В тусклом свете кольцо насмешливо сверкало чернотой на моем пальце, зная то, чего не знала она. Неподалеку в пыли на полу скалился анимешный чертик, будто наблюдавший за всем со стороны. Поправив одежду, я поднял значок и снова прицепил к груди. Глупо разбрасываться такими подарками.

— А сейчас… — отчетливо донеслось со сцены.

— … мы, группа “Миссия”… - тут же подхватил второй женский голос.

— … объявляем… — торжественно выдохнул третий.

— … официальное открытие “Райских садов”! — томно протянули разом все три.

Снаружи тут же пронесся целый ураган из восторженных воплей и аплодисментов, от которого, казалось, вот-вот начнет крушиться бетон внутри. Следом заиграла знакомая мелодия, под которую “Миссия” обычно обещала всем, что не даст. А вот на это мне очень хотелось посмотреть — желательно с первых рядов. Я подобрал вип-пропуск и быстро покинул пустой подвал.

** **

Продолжение следует…

До конца истории остался один финальный эпизод и эпилог, которые появятся первого января (пока сложно сказать, во сколько).

Всех с Наступающим!

Покинув служебное здание, я с легкостью попал по вип-пропуск за сцену, где как раз успел на самое интересное. В центре, кутаясь в клубы густого белого дыма, жарко танцевали под музыку три красотки, извиваясь, выгибаясь, все более разогревая и без того заведенную толпу — давая поиметь себя глазами со всех ракурсов, чтобы потом сообщить, что не дадут. То и дело трусики бесстыдно мелькали под короткими подолами, лямки беззастенчиво спадали с плеч, обнажая туго затянутые в лифчики полушария. С учетом всего, белоснежные крылышки за их спинами — точь-в-точь как на рекламных баннерах и листовках — казались неуместными. Но рай — отличный пример двоемыслия, когда себе позволяется то, в чем отказывается другим.

Синхронно качнув бедрами, миссионерки вскинули микрофоны к губам.

“Руки твои сжимают бедра мои,

ты хочешь больше,

но я не дам без любви…”

— … но я не дам без любви… — вдогонку разнеслось над площадью, как фонограмма, включенная поверх мелодии.

Я усмехнулся, мысленно благодаря справившегося с задачей Даню. Толпа загалдела даже громче, чем до этого — только глядя не на сцену, а на экран над ней, потому что самое интересное теперь происходило там. Ничего не понимая, три солистки вскинули глаза и ошарашенно распахнули рты. Вместо того чтобы транслировать их выступление, экран показывал видеоролик, в кадр которого уместились огромная кровать, три извивающиеся обнаженные красотки на ней, в которых без труда угадывались участницы группы, и мой голый зад, засветившийся уже не в первый раз, так что в общем-то плевать. А фоном летала их песня: