Пенелопа Лайвли - Чтоб не распалось время

А время по капле вытекало. Оставалось десять дней, потом неделя, и вот впереди всего несколько дней — пять, четыре, три. Дни проходили, и Марию охватывала странная тревога, но не из-за того, что каникулы кончаются, — ей почему-то стало очень страшно. Что-то должно случиться, она это явно ощущала, только не знала, что и когда. Но что-то нехорошее. Она стала нервной, часто вздрагивала. Если внезапно хлопала дверь, у нее неприятно взлетало сердце. Однажды, когда она сидела за столом и писала, у нее по ноге скользнул кот, и она уронила карандаш.

— Не смей этого делать.

— Извини, — ответил кот и лизнул ее лодыжку своим шершавым языком. (Фу, какое неприятное чувство!) — Такова моя натура, ты что, забыла? Я же охотник — вот и хожу крадучись.

— Много ты охотишься! — огрызнулась Мария.

— А зачем? Когда рынок предлагает восемнадцать сортов консервов для домашних животных. Но от старых привычек трудно избавляться. В глубине души, — театрально продолжал он, — я храню воспоминания о моих свирепых предках, как они выслеживали добычу, пробираясь дремучими лесами и джунглями. Приходится держать форму. Я же говорю — это натура.

— Надо себя контролировать, — возразила Мария.

— А я-то думал, ты смыслишь в эволюции. Молчала бы уж… Посмотри на себя и своих друзей: целый день вверх-вниз по дереву — просто стая обезьян. О ваших-то предках и вспоминать тошно.

— Ну, это совсем другое. Нам весело — вот мы и лазаем.

— Хм-м… — сказал кот. — Ну, ладно, а с тобой-то что? Ты прямо как кошка на раскаленных кирпичах — прости за выражение.

— Не знаю. Как-то мне неспокойно. И я все время думаю о Хэриет.

— Прелестное дитя, Хэриет жила сто лет назад. Ее больше нет. Пора бы тебе повзрослеть.

Он зажмурился и зевнул.

— Знаю, все знаю, — ответила Мария. — Но понимаешь, — продолжала она, — мне кажется, она все-таки есть. Потому, что в местах и в часах хранятся все времена, и все люди, и все события, как аммониты в камнях. Понимаешь, о чем я?

— Если честно, то нет, — ответил кот.

С кухни донеслось звяканье тарелок, кот потянулся, ленивой походкой вышел за дверь и спустился вниз по лестнице.

Мария поглядела в окно, на темную громаду каменного дуба. Я могла бы спросить о Хэриет у миссис Шэнд, подумала она. Но почему-то не спросила. Наверное, я просто не хочу, чтобы мне об этом сказали. Когда задаешь вопросы в лоб, ответы получаешь тоже в лоб, а история с Хэриет такая тонкая. Если бы не вещи — вышивка, инициалы на столе в ее комнате и, главное, качели, можно было бы считать, что она ее попросту выдумала, навоображала себе, ведь сколько Мария себя помнила, она всегда путала — что наяву, а что придумалось, поэтому ей пришлось научиться о многом помалкивать, а то вдруг что-то окажется ее фантазией (как тот грабитель) — все уставятся, и будешь чувствовать себя очень глупо. Частенько она точно не знала, подумала ли она о чем-то или сказала вслух. В последнее время она стала говорить не меньше, чем думать, — совсем не по-Марииному, а может, это я так странно перерождаюсь? Хотя, если поразмыслить, не так уж это и странно. Внешне-то люди все время меняются: сначала растут — год за годом, из младенцев превращаются в детей, потом во взрослых, потом у них появляются морщины, они седеют — значит, человек может меняться и внутри — в чувствах, в мыслях, в поведении, разве это не разумно?

— Миссис Люкас только что напомнила мне про пикник, — объявила мама, входя в кухню. — Ума не приложу, как нам от него отделаться.

— Я помню. Завтра, — ответила Мария и подумала: а послезавтра мы уезжаем.

— Только не вечером, — отрезала миссис Фостер. — Даже миссис Люкас поняла, что это неприемлемо. Устроим обеденный пикник.

— И сами будем все готовить — никаких сэндвичей!

— Вроде бы так, — безнадежно произнесла миссис Фостер.

Мария и ждала пикника, и страшилась его. Через день они уезжают. Эта мысль не давала ей покоя все утро; она снова стала прежней молчаливой Марией, ступая по холодному влажному песку под мрачным небом, грозившем разразиться дождем, играла без азарта и вскоре совсем расхотела играть и рано ушла домой, когда все еще оставались на пляже.

Вечером в сумерках она качалась одна в саду, и снова взлетала высоко-высоко, так что даже сами качели стали слегка покачиваться на своих черных железных ногах, и снова так сосредоточенно думала о Хэриет, что напряженная мысль размыла реальный мир, изменив чувства и звуки вокруг; мгновение, и Мария перенеслась в другое время и стала уже не Марией.

Когда она проснулась на следующее утро, было ветрено и солнечно, по небу гонялись облака. Миссис Фостер, возлагавшая все надежды на устрашающую погоду и вынужденную отмену пикника в последнюю минуту, мрачно поглядела в окно и отправилась в бакалею за сосисками. Мистер Фостер, сделавший отчаянную, но безуспешную попытку выйти из игры, сославшись на внезапную простуду, начал складывать подстилки и набирать растопку и спички. В разгар сборов прибыл Мартин и привел его в еще большее уныние рассказами о других пикниках Люкасов в том же духе, полных несчастных случаев и драматических приключений. После этого к растущей горе снаряжения мистер Фостер тайком добавил «Деттол», пластырь и бинты. Миссис Фостер вернулась из магазинов с продуктами. Мартин подверг их тщательному осмотру и по достоинству оценил.

— Классно так однажды перекусили, — задумчиво начал он. — Зажарили быка на Уэндсвортском Пустыре. Правда, это был не целый бык, а ягнячья ножка от «Сейнсбери», но идея та же. Джеймс тогда еще застрял головой в железной ограде.

Мистер Фостер взял газету и удалился в гостиную.

Наконец, после многократных возвращений за едой, питьем, одеждой и маленькими Люкасами, обе семьи собрались у дома на дорожке. Фостеры, в удобной прогулочной обуви, оделись на все случаи погоды и уложили свое добро в объемные сумки и корзины. Люкасы нарядились во что попало — от купальников до экстравагантных платьев — и сжимали в охапках бесчисленные рваные пакеты, из которых торчали отбивные котлеты, сосиски, пакетики с чаем и одинокая банка пива (миссис Фостер посмотрела на нее с неодобрением). Мама Мартина держала только младенца и книгу. Старшие дети были нагружены всякой всячиной, начиная от рыболовных снастей и кончая надувными мячами. Компания получилась довольно нелепая. Именно это, наверное, и подумала миссис Шэнд, проходя мимо ворот ДОМА С КАМЕННЫМ ДУБОМ и осмотрев Фостеров и Люкасов с нескрываемым любопытством.

— В поход собрались, как я погляжу.

— На пикник, — храбро ответила миссис Фостер.

— В Чармут, естественно?

В ответ грянул презрительный хор голосов детей Люкасов:

— Не просто на пляж.

— Это наше классное местечко.

— Это туда…

— Там такой длинный спуск.

— Там так здорово съезжать.

— Такая крутизна.

Казалось, миссис Шэнд слушает с особым вниманием. Мария посмотрела на нее, и снова ей стало не по себе, тревожно как-то, и радость предвкушения приятного, необыкновенного дня была отравлена. А ведь она еще ни разу не ходила на такие пикники. Пикники Фостеров неизменно сводились к термосам и сэндвичам в фольге, папа с мамой тщательно выбирали безопасные места и потом сидели там и ели. Миссис Шэнд поглядела на нее поверх очков, и к Марии вернулись дурные мысли; ей вдруг захотелось, чтобы они передумали — например, остались бы дома. Но она знала — это невозможно, даже если она, такая маленькая и незначительная, смогла бы убедить всех остальных — старше и громче себя, наступает момент, с которого начинаются события, и уже ничто на свете их не остановит — тебя просто подхватывает и несет помимо твоей воли.

— М-м-м… На вашем месте я была бы поосторожней, — предупредила миссис Шэнд.

— Почему? — спросила Мария, и хотя ее вопрос потонул в выкриках Люкасов, он все-таки долетел до миссис Шэнд, потому что она посмотрела прямо на Марию и ответила:

— По очевидным причинам.

— Очевидным?

Никто не слушал. Джеймс упал, ссадил коленку, и все потонуло в пронзительных воплях.

— Утесы в том месте славятся своей ненадежностью.

Когда-то там произошла трагедия — давно, много лет назад. Хотя я уверена — вы и сами все прекрасно знаете.

И миссис Шэнд ушла, тяжело ковыляя по дороге. Мария смотрела ей вслед; ее вопрос повис в воздухе и лишь эхом отдавался в голове: какая трагедия?

— Ну что, тронулись? — сказала мама Мартина. — Не слишком рано собрались. Да замолчи же, Джеймс, ты еще не умер. Джейн, ты потеряла сосиску.

Они зашагали прочь от дома — беспорядочная команда — через сад и поля к скальной тропе. Мистер Фостер, будучи единственным мужчиной, взялся было руководить, но тут мимо него пронеслись наперегонки дети Люкасов. Теперь он шагал позади них, время от времени выкрикивая предупреждения, на которые никто не обращал внимания, и вскоре впал в угрюмое молчание, признав, что ситуация неуправляема. Остальные — женщины с младенцами — плелись в хвосте. Шествие неохотно замыкала Мария. Она тащила тяжелую сумку с тарелками, чашками, ножами и вилками, хотя и знала — все это не пригодится, но миссис Фостер настояла и сложила их.