Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

— Нет, я лично не давал… Я просил заведующую отделом писем, чтобы она показала письмо из леспромхоза Грачеву.

— И что дальше?

— Она сказала, что письмо Грачеву не понравилось.

Вячеслав с торжеством проговорил:

— Как видите, никто мне задания не давал, а следовательно, я и не имел возможности отказаться от него… Мне показали письмо. Я прочитал и сказал, что оно мне не нравится: не люблю доносов.

Главный смягчился:

— Я тоже их терпеть не могу. Но раз надо проверить письмо на месте…

— Я готов, — мотнул круглой головой Вячеслав.

— Хорошо. Немедленно выезжайте.

Когда Грачев выходил из кабинета, он слышал, как главный отчитывал Нефедова:

— Вы когда-нибудь перестанете морочить мне голову? Надо заниматься работой, а не кляузами! Видели: я объяснил сотруднику важность поставленной перед ним задачи, и он мигом согласился! Вот как надо работать!

Одержав в редакторском кабинете победу, Грачев тем не менее не испытывал радости. Во-первых, нажил себе могущественного врага в лице Нефедова. А во-вторых, от поездки в леспромхоз теперь-то уж ни за что не отвертишься. Ну, ничего страшного, успокоил он себя. Всего лишь одна скучная командировка. А потом он возьмется за очерк о мальчишке, от взгляда которого вспыхивает синим пламенем телевизор. Разве это не интересно?

…Грачев, конечно, не стал пересказывать сцену в кабинете главного редактора этому неприветливому Косичкину. Он придал своему несерьезному лицу подобающую серьезность и важно произнес:

— К нам в «Радугу» поступил острый сигнал из Сосновского леспромхоза. Прошу вкратце охарактеризовать сложившуюся там обстановку, если, конечно, вы в курсе.

Косичкин был в курсе. Недавно, сообщил он, директор леспромхоза пошел на повышение — стал начальником главка. За него остался главный инженер, человек в этих краях новый, недавно назначенный. И пошло-поехало… План гробят, а недавно дошло до заварушки.

— До какой заварушки?

— До забастовки, — Косичкин произнес последнее слово шепотом, будто боялся, что его услышат на улице. — Думали писать, да начальство не посоветовало. У нас не Москва, особо не разбежишься. Вот вы из столицы, вам и карты в руки. — В голосе Косичкина прозвучали нотки раздражения.

Вячеслав поднялся, пожал парню руку и вышел. Девица проводила его до крыльца.

— Вы не глядите, что Косичкин букой держится. Образованный. Ленинградский университет окончил. Сейчас зам, а скоро будет главным. Вот увидите.

— Надеюсь, что не увижу, — ответил Вячеслав, поскольку не собирался надолго задерживаться в этих глухих местах. Поинтересовался: — А чего это ваш начальник так неприветливо меня встретил?

— У нас тут строго, — объяснила девушка. — Он еще вас по телефону проверять будет, — хохотнула она и скрылась в дверях.

Вячеслав спустился с высокого крыльца и направился к ожидавшей его машине — салатового цвета «Волге» в шашечках. Ему показалось, что коза провожает его подозрительным взглядом.

Вот и Сосновский леспромхоз. Вячеслав вылез из машины у здания конторы, потянулся, размял затекшие члены. Поднялся по скрипучим ступеням, толкнул дверь с табличкой «Главный инженер». Кабинет был пуст. Из соседней комнаты выглянула пожилая женщина в платке:

— Вы кто?

Он назвал себя.

Женщина поджала тонкие губы:

— Господи, еще один представитель… Так и ездят. К главному инженеру? Нету Григория Трофимовича. В городе. Дочка у него приболела. Надо навестить. Имеет право.

В ее голосе прозвучал вызов.

— Скажите, а есть тут у вас гостиница?

— Разместиться хотите? Это можно.

Женщина пододвинула телефон, набрала номер.

— Рая? Ты, что ли? Давай сюда, в контору, корреспондент приехал.

Минут через пять в контору вошла красивая девушка в красном сарафане горохом и в косынке из того же материала, что пошел на сарафан. На Грачева она посмотрела столь же неприветливо, что и пожилая женщина.

— Чего надо? — спросила она.

За него ответила пожилая:

— Чего, чего… Разместиться. Назад не поворотишь.

— Ну так мы пошли? — сказала женщине Рая.

— А чего стоять? — ответила пожилая и скрылась в своей комнатенке.

Грачев спустился с крыльца вслед за девушкой.

— Вас Раисой зовут? А меня Славой, — попытался он завязать разговор. Но Рая не отозвалась. «Видно, после забастовки их тут допекли всякие проверяльщики. Меня принимают за одного из них», — догадался Вячеслав. Молча они прошли через лиственный подлесок и оказались у красивого островерхого теремка, видно недавно сложенного из струганых брусьев, еще не потерявших свежего медового цвета.

— Какой красивый дом! — воскликнул Вячеслав.

Не реагируя на его восклицание, Раиса вошла внутрь, миновала узкий коридор с чистой пестрой дорожкой и открыла одну из дверей.

— Вот.

И скрылась. Больше он ее в этот день не видел.

Пообедав в столовой и побродив по поселку, Грачев вернулся в Дом приезжих уже вечером, когда засинел и сгустился воздух, а деревья, водившие вокруг теремка веселый зеленый хоровод, превратились в его темную и суровую стражу. Он присел на лавочку у светящегося окна, достал сигарету.

— Ты, Рая, того, поласковее с ним, — послышался мужской голос из окна.

— Вот еще… — сердито ответила девушка. — С чего это мне к нему ластиться? Вам он нужен, вы с ним и милуйтесь.

— Я бы лучше с тобой миловался, да ты не хочешь. Костьку Барыкина тебе подавай.

— Что вы ко мне с этим Костькой? Мне и одной хорошо. А этот долговязый на что вам сдался? Боитесь?

— А чего мне бояться? Просто у меня свой расчет.

— Ишь какой. На вид простой. А на деле… Какой-то расчет у вас.

— И насчет тебя тоже думки есть… Догадываешься ведь, из-за кого я в эту глушь забрался? Из-за тебя, глупая.

— Будете ругаться, погоню. Не посмотрю, что начальник.

— Какой я тебе начальник?

— И то… не начальник, сродственник.

— Ну, будет болтать-то. Вовсе я не родственник. Так, седьмая вода на киселе.

— А я киселя с детства не люблю, — в голосе Раи послышался смешок.

— А вот полюбишь. Разбогатею, еще как полюбишь.

— С чего это вы вдруг разбогатеете? — в ее голосе послышался нешуточный интерес.

— Счастье мне привалило, поняла? Тетка у меня в Бельгии была. Я ее не видел никогда. Однако открытки слал регулярно. Поздравительные. С рождеством. С днем рождения. А она — мне. И вдруг узнаю: тетка померла, а наследство отписала мне одному. Оказывается, другие племяши (а их у нее много) даже открыток не присылали. Вот и решила их наказать. Уже бумага о наследстве пришла. Скоро получу.

Наступило молчание. Потом Рая сказала:

— Вы бы того… помолчали про наследство. А то не ровен час. Не любят они вас. Костька, да и Клыч.

— A-а… Жалеешь все-таки! Пусть не любят. Лишь бы ты меня любила. А Костьку Барыкина гони, не пара он тебе.

— Что-то вы заладили — Костька да Костька. Будто и мужиков других нет. А может, я за Клычева пойду.

— Тебе с ним счастья не будет. Жестокий он человек, Клычев. Жадный до всего — до работы, до баб, до денег. А жадных жизнь не любит. Мстит им.

— Глядите, Григорий Трофимович, как бы вам кто не отомстил. А мне не нужен никто. Я сама по себе, — девушка притворно зевнула. — Спать охота. Шли бы вы. А то корреспондент заявится. Увидит вас у меня. Нехорошо.

— И вправду пойду.

— Вон как вы его забоялись, — хохотнула она.

Вячеслав встал с лавки и пошел от дома к чернеющему неподалеку леску. При этом он старался держать сигарету так, чтобы ее ярко-красный тлеющий огонек не увидели из распахнутого окна. Рая называла своего собеседника Григорием Трофимовичем. Выходит, это главный инженер Святский. Его по-бабьему тонкий голос продолжал звучать в ушах у Грачева. Ну и тип этот Святский! Оказывается, он приехал в леспромхоз не работать, а за девками бегать. Заграничное наследство ему привалило… Видно, целиком занят своими личными делами, а в леспромхозе все разваливается. До забастовки докатились. Надо будет завтра с утра разыскать автора письма в редакцию журнала Степана Страхова, расспросить его про забастовку. Чем не тема для журнала? Может быть, эта командировка вовсе и не окажется скучной?

…В вагончик вошел здоровенный краснолицый парень, в руках у него была защитная каска, ярко-оранжевая — под цвет лица.

— Кто меня звал? Страхов я.

Вячеслав достал из карманчика на рубашке письмо, протянул его лесорубу:

— Вы писали?

— Чего? — Страхов удивленно выкатил глаза. Взял вчетверо сложенный листок заскорузлыми пальцами, привыкшими более к топорищу, нежели к шариковой ручке. — Что я, смурной, чтобы писать? Ни в коем разе… А о чем тут?

— О непорядках в леспромхозе. О том, что главный инженер Святский плохой руководитель, что пора бы избрать новое начальство, демократическим путем.