Аркадий Крупняков - Вольные города

—     Прика-а-арманил и наши денежки, стервец! — не стерпев, крикнул один из купцов.

—     Теперь аминь!

—     Что с возу упало — пропало!

— Подождите, купцы, не торопитесь. Слушайте далее. Консул, стало быть, и бледнеет и краснеет, а Чурилов спокойненько про­должает: «Я не хочу этому верить, но написали они, будто вы эти деньги присвоили».

«Подлецы!» — крикнул консул.

«Ия говорю — подлецы,— согласился Никита.— За это время переругались они промеж собой, и грек, о котором было говорено, сам мне рассказал, как его компаньоны умышленно договорились возвести поклеп на московских подданных, дабы с их земляков в Кафе потерянное возвернуть».

«Какие злостные клеветники и обманщики! — воскликнул ди Кабела.— Я не могу этому поверить!»

«Вот синьор Кокос тому свидетель. Говорю при нем».

«За обман будем жестоко наказывать,— гневно изрек консул и еще добавил: — На евангелии клялись, презренные».

«На то воля ваша — наказывайте,— говорит боярин,— одначе гостей наших из застенка надо отпустить и добро и товар вер­нуть».

«Люди ваши будут освобождены сегодня же. А товары вернуть, к сожалению, мы не можем. Они проданы, а деньги внесены в каз­ну. Тут боярин Никита Василич, сверкнув очами, сказал: «Позволь, господин консул, промолвить на то государево слово». Он взял из рук писца великокняжеский наказ и стал читать: «Иоан Василич, государь всея Руси, повелел сказать твердо: людей наших ослобонить, товары ихние чтобы вы поотдавали, дороги бы купцам не затворяли. Коли ж так не учините и людям нашим товар не отда­дите, ино уже не мы, а вы путь купцов затворяете. После этого мы, даст бог, и без вашей торговли проживем, а как вы, кафинцы, без торговых дорог пребудете? Вот слово Великого князя Иоана».

—     Так их, жуликов голенастых, и надоть! С ними только так и говорить! — воскликнул Степанко Васильев, прослушав пересказ Шомельки.

Молодец, великкнязь!

Доколе им в зубы глядеть будем? — одобрительно шумели купцы.

Вспомнил государюшко и про нас. Заступился. Неуж и теперь товары не возвернут?

- Отдадут,— уверил Шомелька.— Слушайте, что случилось да- " Надо вам сказать, что Никита Чурилов не только мудрый, но и і мглмй старик. «Ведомо ли кафинцам,— сказал он,— что хан Менгли Гирей русскому государю шерть на дружбу дал? Вижу — о сем мы не знали. Даже сей дикий народ хочет с Москвой дружбу иметь, и им, люди торговые, мудрые, с такой обширной и богатой страной думаете жить в ссоре. Я сам торговлю веду и знаю — без выхода на Москву дела ваши захиреют. Туркове пролив загородили, Кафа более половины заморских гостей лишилась. Сейчас на Москву дорогу затворяете. С кем тогда торговать-то будете?»

После сих слов консул со своими масарами вышли в другой 11 і на совет и не возвращались долго. Я, грешным делом, вздремнул малость, их ожидавши, а боярин с Никитой тихо промеж собой разговаривали до самого выхода хозяев. Наконец консул во­шел в залу и сказал:

-       Передайте вашему государю, что мы с ним отношений пор­тить не хотим. Мы желаем, чтобы они стали более чем прекрасны­ми. Товар купцам мы отдать не можем, ибо он продан, но его стоимость деньгами будет возвращена несколько позднее. Скажите князю Иоану — пусть шлет в Кафу караваны торговые, купцов Ничем не обидим. Пожелайте князю от нашего имени доброго здоровья и счастья».

Ну, а далее разговоры пошли пустяковые, а вскорости боя­рин и я с Кокосом и совсем вышли. Никита-сурожец остался еще Ми какому-то своему делу. Вот и все, дорогие мои.

НИЗШИЕ И БЕСПРАВНЫЕ

Набежала туча, обрушила на Кафу плотный, косой дождь и рй! I аил а в небе. Не удержаться дождевой воде на городских хол- М . сбегает она мутными ручейками вниз. На улицах ручейки Побираются в потоки и с шумом несутся мимо крепости. Прямо

и ашнями овраг. Принимает он в себя грязно-желтую воду

И 11п|н I и море.

I ели перейти по мосту, перекинутому через водосток, и повернуть м. налево, а потом чуть подняться по склону, можно увидеть  р..КИЙ приземистый дом под красной черепицей. У входа, по­скрипывая на железном крюке, качается фонарь. Над ним на ржа­вых петлях — голубая железная вывеска. На ней изображен мор­ской бычок с непомерно большой головой и с глазами навыкат. Бычок стоит на полусогнутом хвосте и, захватив плавниками круж­ку, льет ее содержимое в широкий рот. Ниже рублеными готиче­скими буквами намалевано: «Музари».

«Музари» — это таверна, приют моряков, рыбаков и прочего разноязычного люда. Если у тебя есть десяток аспров в кармане, то найдешь здесь, кроме еды, все нехитрые утехи простолюдина. Вина здесь много, и оно дешево. В «Музари» можно послушать флейту, виолу и барабан, заказать жареных, вяленых, пареных и копченых бычков. Таверна построена не очень давно. Хозяин ее, Батисто, когда-то служил шкипером на корабле синьора Ачеллино. Днем таверна обычно пуста. Но вечером она гудит, как улей.

Когда Ивашка вместе с греком Ионашей зашел сюда вечером, его оглушил шум нестройных пьяных голосов. Хотел он было об­ратно повернуть, однако Ионаша не пустил.

—     Ты интересовался, что в Кафе творится. Так вот, посиди здесь один вечер. Я все эти дни слушаю разговоры и уверен, в го­роде что-то затевается. Садись, слушай. Говорят тут по-разному. Греческий ты разумеешь, а латинскую речь я перескажу.— Иваш­ка сел, стал оглядываться. За столом, где сидят музариче, ожив­ленный разговор. Резко выделяется густой бас. Говорит молодой, здоровенный рыбак. Он размахивает рукой, которая обмотана грязной, окровавленной тряпицей.

—     Разве у нас нет силы? — гудит бас.— Сила есть! А хозяин гнет нас, как захочет. Смотрите на эту руку. Наше дело — ловить1 рыбу, а потрошить и солить я не умею. Но эта чертова акула за­ставляет нас копаться в рыбьих потрохах за эту же цену. Я полос­нул ножом вместо рыбы по руке, в рану попала соль и всякая дрянь... Вчера пришел, показал рану хозяину: «Разве не на твоей грязной фелуке получил я рану? Почему не платишь?» Он злой, как дьявол, говорит: «Я плачу тем, кто ловит рыбу! А ты болта­ешься на берегу вторую неделю. Уноси свои подошвы, покудова цел!» Меня взорвало, и я треснул его по шее. Напугался, жирная сволочь, и отдал мне все до последнего аспра. Вот оно как!

—     У тебя, Леоне, сила,— произнес узкогрудый рыбак.— А меня бы он задавил своим брюхом.

—     Надо всем за одного стоять,— сказал Леоне,— если будем вместе, нам никакой хозяин не страшен. А то пропадем...

—     Уж и так пропадем. Целый день в море, а получаем гроши. У меня дома девять ртов. Когда были сыты — не помним.

Батисто, который, стоя на возвышении, прислушивался к разго­вору рыбаков, крикнул:

—     Эгей, там, на дальних столах! Швартуйтесь сюда! Тут муза-

рнчг жалуются на тяжелую жизнь. Посоветуйте им, как жить fHil'IITO.

Соции и стипендарии1 ответили на зов дружным хохотом, но

 головы к рыбакам пододвинули.

Расскажи, Клементо, куда мы деваем деньги,— сказал один г I шк'ндарий.

Складываем в чулок, известное дело! — ответил насмешник Кле-менто.

Много ли накопили?

Порядочно. Вот Джудиче, например, у нас самый богатый. (Он получает сто пятьдесят аопров в месяц, а мы, грешные, по сто.

Теперь давай посчитаем, сколько твоей семье нужно хлеба в день, Ыуднче?

Девяносто унций, самое малое.

-        Видали? — Клементо начал загибать пальцы.— Стало быть, на хлеб в день надо двенадцать аопров. На овощи по-бедному в шин. положено три аепра, на вино полтора, на дрова аопр. Выхо­ди I. что в день на еду и на тепло синьору Джудиче требуется сем- Ийлиать аопров. Помножьте это число на тридцать дней месяца и получите сумму, необходимую для жизни. Все оставшиеся деньги ршы>|) Джудиче, ну и я тоже, и другие зашиваем в чулок.

Некоторые недогадливые музариче начали действительно вы­щипывать, чтобы узнать, сколько же денег остается лишних, но громкий смех остановил их.

Пашли над чем смеяться! — недовольно сказал Ивашка.

Ты слушай, слушай,— толкнул его Ионаша.

- Совсем не смешно! — громко произнес с возвышения хозяин таверны.

 Да, да, синьор Батисто, не смешно,— ответил ему Джуди,-моя семья голодает. К тому же Клементо не все учел. Он позабыл упомянуть те аспры, которые мы оставляем здесь, у вашей Милости.

Если горе не залить вином, тогда хоть камень — да в воду,- крикнул кто-то.

Я и без твоих аспров проживу, если хочешь знать. Но не тoм суть. Каждый день, если не вы, так другие жалуются здесь вашу нищету, я это слышу третий год. Стала наша жизнь от кип легче? Нет. А почему?

Потому что мы ослы! — послышалось из зала.

-        Г-ге! Попробуй осла не покормить неделю, он тебе покажет!

Потому,— еще громче заговорил Батисто,— что нет у вас