Георгий Северский - Второй вариант

Миронов обернулся.

— Этого единственно и боюсь. Но другого пути у меня уже нет… В отличие от соотечественницы «графа Красовского» пани Елены я человек трезвый и авантюр не люблю.

— Не понял, — внутренне насторожившись, сказал Астахов. — При чем здесь пани Елена? Вы что-нибудь знаете о ней?

— Я знаю одно: она направилась в Харьков, — Он взялся за ручку двери, помедлил и потом добавил: — Убить Дзержинского. Как будто этим можно что-то изменить!

Несколько мгновений, пока не остался один, Астахов стоял не шевелясь: любой жест, любое слово могли выдать то состояние, в которое его повергло сообщение о страшной миссии Грабовской. Усилием воли он подавил рвущийся из груди стон. Астахов знал: опередить Грабовскую на пути в Харьков уже не сможет никто.

Подгоняемый посвистом моряны, мотался по Азову шторм. Среди бесконечно огромных волн, то налетая на кипящие гребни, то ухая вниз в мутную круговерть, с трудом двигался вперед баркас.

Так прошла ночь, прошел день, а бушующая стихия не унималась. Измученные Журба и Петр Анисимович поочередно залезали в крошечный кубрик, забывались коротким тревожным сном. Но даже во сне Николай с болью ощущал, как уходит драгоценное время. Еще в Севастополе они с Астаховым и Бондаренко рассчитали, что в случае удачи опередить десант удастся на сутки, но теперь, когда наступила уже вторая ночь пути по морю, Журба опережал десант лишь на несколько часов-то, что оказалось не под силу врагам, сделала стихия…

К рассвету шторм пошел на убыль.

— Ну, парень, молись богу, что живы остались! — крикнул Николаю повеселевший рыбак. — Скоро берег откроется!

И действительно, едва только посветлело небо, далеко впереди показалась темная полоска.

— С курса не сбились? — тревожась спросил Журба.

— Не должно, — успокоил его Петр Анисимович.

Приближаясь, быстро рос берег, был он совершенно пустынен. Но рыбак, по каким-то ему одному известным приметам определился:

— Вон там, правее, за холмами — Кирилловка. В балочке, потому и не видно ее.

До берега оставалось еще с версту, когда вдруг сразу стихли волны. Только зыбь колыхала желтую от песка воду. Петр Анисимович выключил движок, наступила неправдоподобная тишина..

— Ну, Николай, давай прощаться, дальше нам ходу нет. Дальше пешком пойдешь!

«Могуч! — подумал о рыбаке Журба. — После всего пережитого еще и шутить может!»

Но Петр Анисимович не шутил. Переложив руль, он развернул идущий по инерции баркас кормой к берегу.

— Вы что, серьезно? — ничего не понимая, спросил Журба. — Я же не Иисус Христос, чтоб пешком по морям ходить!..

— Мелководье здесь, воробью по колено…

И как бы подтверждая слова Петра Анисимовича, баркас чиркнул о невидимое в мутной воде дно.

— Будешь идти, не забирай влево, там глубина. Не хочу я с баркасом к посту подходить, пока проверят что да как — день кончится, а мне надо спешить обратно.

Прощание получилось коротким — торопились оба.

Разгребая ногами воду, Журба пошел к берегу и, едва ступив на сухой ершистый песок, увидел двух бегущих к нему людей с винтовками.

— Стой! — клацнул затвор. — Товарищ Федоренко, обыщи-ка его!

Это были свои! Журба почувствовал, как по его воспаленному, изъеденному солью и ветром лицу ползет невольная, счастливая улыбка.

— В кармане тужурки револьвер… Товарищи, срочно ведите меня к своему командиру!

Красноармеец в линялой застиранной гимнастерке и фуражке, на околышке которой тускло поблескивала вырезанная из жести звездочка, вытащил из его кармана револьвер.

— Пошли, — настороженно глядя на Журбу, сказал он. — Сейчас на посту разберемся, кто ты такой есть.

Шестого июня начальник Кирилловского поста Иванченко проснулся на рассвете: его разбудил телефонный звонок. Комполка Коротков спрашивал, не прибыл ли на пост комиссар, велел передать, чтобы, как только тот появится, позвонил, ну и, по обыкновению своему, приказал повысить бдительность. Закончив разговор, Иванченко присел к столу, с раздражением посмотрел на телефонный аппарат «Эриксон», висевший на стене. Значит, решил комполка комиссара прислать… Что ж, надо подготовиться к встрече…

Еще неделю назад был счастлив и горд своим положением Иванченко, командир первой роты полка. С тем же Коротковым держался на дружеской ноге. Но ничего не помогло, когда вершил свой скорый суд комполка. А из-за чего весь сыр-бор поднялся — сказать стыдно: с вечера выпил Иванченко лишнего, не предполагая, что придет Короткову на ум устраивать ночью внезапную учебную тревогу. Узнав, по какой причине нет при роте командира, Коротков рассвирепел и уже на следующее утро отстранил Иванченко от командования ротой и отправил начальником поста в Кирилловну. Только-то и славы…

Громыхнув входной дверью, вошел запыхавшийся красноармеец:

— Понимаешь, товарищ Иванченко, почудилось мне, будто корабль верстах в трех от нас подошел к берегу, постучал машиной, а потом и назад ушел… — Голос у красноармейца был тревожный. — Я пока добежал — ничего…..

— Ладно… Иди обратно. Я пошлю по берегу до-зорных.

Иванченко задумался. О подобных происшествиях он обязан был без промедления сообщать в полк. Но за ту неделю, что он командовал постом, никаких кораблей в районе Кирилловки не появлялось. Было здесь спокойно и раньше — это он тоже знал. Несколько шаланд кирилловских рыбаков теснилось у общего причала неподалеку от поста. Ночью никто из них в море не выходил. Иванченко смотрел на телефонный аппарат, думал: ну о чем сообщать в штаб полка? О том, что часовому показалось, будто в море стучала машина? Иванченко надеялся, что комполка сменит гнев на милость в ближайшее время, и потому решил: Короткову лучше всего считать, что на Кирилловском посту полный порядок.

Это была его первая ошибка. Он не послал дозорных обследовать берег, и это была ошибка вторая.

… Перед рассветом того самого дня в море, недалеко от Кирилловки, появился быстроходный катер с отрядом «охотников» поручика Юрьева на борту. Он подошел с притушенными огнями. Осторожно, почти на ощупь, приблизился к берегу. Легли на землю сходни. «Охотники» быстро и без суеты покинули катер.

Самым опасным местом для них являлся сейчас участок ровной, как скатерть, степи, окружающей Кирилловну. Юрьев знал, что в полуверсте от деревни должна быть роща. И пока шли к ней, держались настороженной цепочкой — лис не ходит тише. Юрьев понимал, что успех операции во многом зависит от этих первых шагов. В густых и высоких зарослях орешника, невдалеке от которого шла проселочная дорога, они нашли хорошо укрытую со всех сторон поляну. Офицеры — «охотники», сняв походные английские ранцы, расположились на отдых.

Весь отряд состоял из кадровых офицеров. Юрьев сам отобрал людей, неоднократно проверенных в подобных делах. Они знали, что кто-то из них будет убит, но сейчас на их серьезных лицах не отражалось ничего, кроме усталости. Юрьев подумал, что если бы они вышли из Керчи двумя-тремя часами позже, то высадка могла бы сорваться. К концу пути шторм потрепал катер основательно, многих укачало, а впереди ждала трудная задача.

Первые же минуты наблюдения показали, где размещен сторожевой пост, — к нему вдоль дороги тянулся подвешенный на шестах телефонный провод.

План Юрьева был прост: перерезать провод, бесшумно снять часового у околицы и, проникнув в деревню, окружить здание поста…

Федоренко ввел Журбу в комнату, где сидел за столом человек в гимнастерке с красными «разговорами».

— Задержали вот этого, товарищ Иванченко. Он с баркаса высажен. Пока добежали — баркас ушел. Оружие сам отдал. — Федоренко выложил на стол перед начальником поста револьвер Журбы. Добавил: — Сопротивления никакого не оказывал.

Иванченко смотрел на Журбу, положив тяжелую руку на револьвер с подчеркнутой подозрительностью.

Николай увидел на стене громоздкий ящик «Эриксона».

— Мне надо передать срочные сведения командованию! — сказал он. — Очень срочные и важные.

— Какие есть при тебе документы? — будто не слыша его слов, сказал Иванченко. Посмотрел на Федоренко: — Ты побудь пока здесь…..

Журба положил перед ним на стол удостоверение, полученное в симферопольской «прачечной».

— С этим шел по Крыму. Но я чекист.

Иванченко повертел в руках документ, опять перевел взгляд на Журбу.

— Тут сказано, что ты землемер… — Он не верил Журбе. На всякий случай сказал: — Что ж, садись… Подумаем, примем решение…

Николай знал цену каждой минуты потерянного времени.

— Немедленно доложите обо мне командованию! — И сам шагнул к телефону. — Белые с часу на час высадят здесь десант. Звоните в штаб. И немедленно!

Смущенный его напором, Иванченко растерялся. Он медлил, и в его медлительности была еще одна, страшная ошибка.