Михаил Ландбург - Посланники

Алекс помахал небу рукой, попросил Создателя откликнуться.

- Не отзывается, - пожаловался Алекс.

- Может, так даже лучше? - заметил Николай и рассказал анекдот: "Доктор, - спросила больная, - почему, когда я говорю с Богом, это называется молитвой, а когда Бог разговаривает со мной, это называется шизофренией?"

Я с облегчением подумал: "Со мной Он, вроде бы, разговоров не заводит…"

*Франц Кафка. "Дети на дороге"

** (лат) Судьба не член, рукой не ухватишь.

Опустившись наземь, Юваль Лерман грыз печенье.

***

Полдень.

Час воспалённого солнца.

Дряблый, потный воздух.

Мы достали консервные банки и принялись поедать бобы в томате.

Город Газа выплёвывал из себя ракеты, и тогда я шептал: "Vade retro, Satanas!"*

В расположение нашего взвода забрела серая коза. Оценив армейский быт, она высказала что-то на своём козьем языке и, торопливо перебирая ножками, повернула назад.

***

Вечер…

"Возможно, - подумал я, - сейчас Лия смотрит на закат солнца? И мама смотрит…"

Николай лежал на траве и наблюдал за тем, как, подталкивая друг друга рыхлыми бёдрами, в небе покачивались облака. Вдруг он запел.

- Переведи, - попросил я.

Он перевёл: "Дамы, дамы, не крутите задом, это не пропеллер, вам говорят"

- Сочинил ты? - спросил я.

- Возможно, - ответил Николай. - Уже и не припомню.

Я раскрыл мобильник, проговорил:

- Лия, Марк Аврелий считал, что человек бывает счастливым лишь тогда, если сам себя таковым считает.

- Ты себя таковым считаешь?

- У меня есть ты…

***

Месяц назад поэт Давид Полонски доверительно сообщил:

- Жажду сделать ребёнка.

Я скосил глаза,

подвигал носом,

пошевелил ушами.

- Кто счастливица?

Давид покрутил шеей.

- Как тебе объяснить?

Я снизошёл:

- Ничего объяснять не надо – мне подумалось, что если человек говорит "как тебе объяснить?", то он или не в ладах со словами, или же толком сам не знает, чего хочет.

Но поэт, как оказалось, знал.

- Надо бы изменить структуру вселенной, - сказал он. - Из гуманитарных побуждений сделаю ей отрока, то есть, заброшу, так сказать, достойное семя в строительство Будущего.

Идея Давида меня увлекла.

* (лат.) Изыди, сатана!

- Да-да, - подхватил я, - подкорректируй структуру вселенной, внедри нужное семя в Будущее! Теперь самое время. Пожалуйста, прояви усердие, сделай это! Читающую публику страны я предупрежу, что ты, по причине выхода в декрет, какое-то время печататься прекратишь…

- В декрет? - омрачился Давид. - В Иерусалиме меня ненормальным не посчитают?

- Ни в коем случае, - заверил я. - В столице ненормальных и без тебя хватает, кроме того, любой интеллигентный человек знает, что поэзия – это хворь необычная, ни на одну из других непохожая, и лишь неуч станет выискивать в личности поэта нормальность. Подкорректируй у вселенной ДНК, сделай это! Только учти – службы не дремлют…

- Какие к чертям службы?

Я пояснил:

- Службы государственные, специальные и очень специальные.

Лицо поэта потускнело. В воздухе прозвучало вялое "подумаю".

Мы заговорили о ракетах из Газы, о пылающих домах Негева, о детях, глотающих дым.

- С носителями Зла мы покончим, - обещал я. - Раз и навсегда! А ты, тем временем, займись семяизвержением…

***

Ночной взгляд луны показался мне враждебным, и я потянулся к автомату.

Чертовщина…

Нервы…

Взводная рация продолжала молчать.

Сидевший под пушкой танка бородатый парень вполголоса читал молитву. "У верующих – Бог один; у неверующих – в зависимости от суммы обстоятельств – множество", - подумалось мне.

Из спального мешка высунулась голова Рана. Выражение на его лице было искажено, будто ему скрутило живот. "Просто не знаю, - озадаченно бормотал он, - лежим тут, лежим… Если домой вернусь ни с чем, что я родным скажу?" Кто-то отозвался: "Что-нибудь скажешь…Если вернёшься целым…"

Ран посмотрел на меня.

- Посоветуйся с Господом, - сказал я.

- Я Бога не трогаю, - буркнул Ран. - Рискованно…

Я подумал, что у каждого своя Судьба –

у травинки,

у пушки,

у книжки.

"А у Судьбы есть судьба?"

Я завёл рассказ об Александре Дюма. Участвуя в дуэли, он вытянул жребий, по условию которого проигравший должен был застрелиться. Дюма удалился в соседнюю комнату, и через мгновенье раздался выстрел. Все замерли. Однако Дюма вернулся и, разведя руками, проговорил: "Я стрелялся, но…промахнулся".

Ран вопросительно посмотрел на меня.

- Может, - сказал Ран, - сообщу домашним, что в меня стреляли, но промахнулись?

- Почему бы нет? - отозвался я.

Громко зевнув, рядовой Виктор посмотрел в сторону Газы и уныло проговорил: "Сержант, как думаешь, там сейчас спят?"

Я пожал плечами.

Виктор не унимался:

- Газа совсем рядом.

Я промолчал. Вспомнилось: "Ближе друзей бывают только враги".

На часах было четверть пятого.

Заметно ослабнув, луна опрокинула себя набок и поползла вниз.

Темень и свет неторопливо менялись местами.

Белесая дымка затянула небо.

Птиц не было видно. Их пения не было слышно.

Пробежался лёгкий ветерок и скрылся в траве.

Я подумал: "Возможно, в это утро наша очередь…"

Мы свернули спальные мешки.

Закончив молитву, бородатый парнишка спрыгнул с танка и ушёл за кусты помочиться. Потом он полил себе из фляги на руки и вновь взобрался на танк.

В небо впились самолёты – дело известное: сейчас посыплется, а потом, как Судьба задумает…

На память пришла любимая поговорка моего заместителя, ефрейтора Фимы: "О чём не знаешь, того и нет!"

***

Под Газой я составил себе программу Aktion'а – чаще пить воду из фляги, заставлять себя дышать ровно, продолжать изощрять свою память повторением латинских текстов.

"Dum spiro spero…"

"Cogito ergo sum…"

***

Однажды мой отец сказал:

- Пока ты юн, кажется, что твоя жизнь ещё не началась, но однажды вдруг замечаешь, что ты уже не молод, а задуманная жизнь, вроде бы, и не наступила. Остаётся у тебя два возможных выбора: или принимать то, что подносит тебе судьба, или вступать с ней в единоборство. Двух будущих не бывает…

- Ты выбрал? - спросил я.

- Ещё нет, - твёрдо ответил отец. - Я думаю…

***

…Кто-то из парней сказал: "Надеюсь, домой нас вернут не на носилках…"

Я вскинулся: "Не каркайте!"

Отделение отозвалось: "Так точно, сержант!"

Вокруг –

тишина,

безмолвие,

таинство.

"Где, Господи, Твоё чуткое Ухо? - спросил я. - Где же, Создатель, Твой Глаз всевидящий?"

Кажется, Жюль Ренар сказал: "Не знаю, существует ли Бог, но для Его репутации лучше было бы, если бы Его не было".

Опустив голову, я прошептал: "Господи, пожалуйста, будь! С Тобой всё же комфортнее…"

***

Солнце, казалось, настроилось выжечь под собой все нечистоты мира. В раскалённом воздухе металась, толкалась мошкара.

Я прислушивался к биению моего сердца.

Я думал о маме, о Лие, об университетских лекциях, о лавке букиниста.

Я о себе думал…

…В день своего появления на свет я остался без мамы. Трагические роды. Из книжек выяснил: такое бывает… Жить без мамы отец не захотел. "И такое бывает…" – это я понял сам.

В три года я для себя открыл, что моя мама, на самом деле, моя бабушка (род.1939), а отец – мой дедушка (род.1937), однако это открытие не помешало мне продолжать называть дедушку отцом, а бабушку – мамой. Так что…Вы уж это учтите!

***

Мы ждали.

Ожидание –

угнетало,

раздражало,

душило.

Приказ не поступал; росло недоумение: "Ведь мы у цели…"

Тишина –

гнетущая,

смутная,

лукавая.

Терзал вопрос: "Отчего власти тянут со временем?"

Прорывался ответ: "Министрам лучше видно… А я, возможно, слеп…"

Порой шевелилась нехорошая мысль: "Может, министры блефуют?"

Как там у Шекспира –

ГАМЛЕТ: Вы видите то облако, что вроде верблюда?

ПОЛОНИЙ: Ей Богу, оно действительно похоже на верблюда.

ГАМЛЕТ: По-моему, оно похоже на ласточку.

ПОЛОНИЙ: У него спина, как у ласточки.

ГАМЛЕТ: Или как у кита?