Борис Худенко - Здравствуй, сапиенс!

Сапиенсы совсем не производили звуков! Сложные электромагнитные процессы, сопровождающие мышление, через те же рожки-антенны передавались другим сапиенсам, заставляя мозг собеседника видеть картину во всей ее сложности. Кроме этого, специальные клетки мозга излучали сигналы другого рода — отвлеченные слова, понятия. Сапиенсы при разговоре как бы смотрели кинофильм, сопровождаемый текстом.

При этом восприятие чужих мыслей у каждого из них регулировалось волей и желанием и даже настраивалось на того или иного собеседника, а трансляция мышления шла непрерывно: этот процесс от желания не зависел.

Когда Виктор понял это, у него мелькнула озорная мысль: «А ведь этак им, пожалуй, и соврать, беднягам, не удается!» Потом он отнесся к этой природной правдивости своих хозяев серьезнее. Такие существа должны иметь совершенно здоровую мораль. Среди них не могло быть мошенников, заговорщиков, преступников, ревнивцев…

Мысли, открытые для всех! Как это все же хорошо!..

Вместе с тем сапиенсы были эмоциональными существами. Они знали радость, печаль, гнев.

Но любовь их оказалась довольно-таки трудной!

Виктор не сразу даже решился назвать это любовью, настолько своеобразными были их электромагнитные влечения. Но это была, конечно, их любовь.

Сложные нервные и чувственные процессы, в совокупности очень индивидуальные, создавали каждому сапиенсу характерный, лишь ему одному присущий тон электромагнитного звучания. Иначе, как звучанием, это трудно было назвать. Излучение сапиенса образовывало сложное переплетение амплитуд и частот с особыми для каждого из них, неповторимыми группами волн. Переведенные в звуковые колебания, они прозвучали бы сложной мелодией. Это была личная песнь души, по-сапиенсовски красивая или безобразная, но своя, открытая, честная, понятная всем. Виктор слабо улавливал ее в переливах оттенков этих живых цветов, но для сапиенсов она звучала несравненно шире, богаче, полнее. Созвучие или диссонанс песен рождали между ними дружбу, симпатию или неприязнь. А когда песни двух разнополых существ сливались в полную гармонию, дополняя друг друга до совершенства, их охватывало непреодолимое желание быть вместе, чтобы всегда звучала для себя и для других эта единая красивая музыка слитых чувств. Тогда, только тогда и приходила к ним потребность продолжать жизнь в подобных себе существах.

Встретить, найти среди миллионов других песен только одну созвучную мелодию чувств было для них всегда мучительно желанной целью, которой далеко не каждому удавалось достичь. Без этой встречи не могло быть и радости любви.

Но в том, что песня именно та, единственная, сапиенсы никогда не ошибались…

Виктор постарался ответить им такой же обстоятельной лекцией о человеческом теле и чувствах, но изображения у него получались все еще торопливыми и неясными. Он быстро устал и огорченно снял с головы тюбетейку.

Сапиенсы не настаивали на продолжении разговора и мирно удалились.

А Виктора охватила досада. Люди на Земле все еще ничего не знали о сапиенсах. И что, в сущности, знал он? Узнал он, зачем они здесь? Нет. А если и узнает — сможет передать на Землю? Без согласия сапиенсов — нет. Может быть, действительно эти пришельцы готовят сейчас людям мрачный сюрприз? А он доверчиво передавал им все сведения о Земле…

Ему снова стало страшно.

Теперь Виктор не решался прямо спросить сапиенсов о цели их полета к Земле. Он хотел понять это исподволь, не возбуждая подозрений.

Проблема общего языка с существами иного мира оказалась не такой простой, как показалось ему сначала.

Некоторые человеческие понятия были просто чужды их мышлению. Что значит «добро» и «зло»? «Полезное» и «вредное» — это было понятно им. А «зло»? Специально, сознательно делать «вредное»?! Но это же лишено всякого смысла! Виктор терпеливо объяснял, а сапиенсы опять не понимали его. Значит «зло» — это «вредное» для других и «полезное» для себя? Разве люди живут не обществом, не помогают друг другу? Если ты будешь делать «зло» другим, то они будут делать его тебе. Существо, делающее «зло», неминуемо должно погибнуть, оно просто не может жить среди мыслящих существ!

Плохо понимали сапиенсы и человеческие чувства. Они долго не могли уяснить себе эмоциональное значение слова «отчаяние». Как понял из объяснений Виктор, у сапиенсов чувства лишь сопровождали, но никогда не определяли поступки. Сапиенсы всегда держали себя в руках. Когда Виктор пытался объяснить им, что в отчаянии человек может совершать нелогичные, неоправданные поступки, они не понимали его. «Безвыходных положений нет, — рассуждали они. — Всегда есть много выходов из любого трудного положения: одни лучше, другие хуже. Надо лишь найти из них наилучший. Бывает, конечно, и так, что лучший выход — смело и решительно умереть. Но при чем здесь чувства?»

Так и не договорились они в отношении чувств. Виктор лишь догадался, что самоотверженность и героизм были для сапиенсов нормой поведения.

Переводчиком им служила машина. Она запоминала слова, которые произносил Виктор, ставила в соответствие с радиосигналами сапиенсов и формировала их мысли в законченные фразы, используя заданные ей грамматические правила. Вскоре они стали объясняться довольно свободно.

Чаще всего беседы вел тот белорогий сапиенс, с которым Виктор говорил в первый раз. Это был, похоже, самый мудрый и уважаемый сапиенс из всей экспедиции, возможно, ее руководитель. Он почти беспрерывно висел в аквариуме, оседлав себя прибором с ниточками проводов.

После урока анатомии и физиологии белорогий лектор провел еще несколько сеансов подряд, посвятив их истории своего общества.

Виктор увидел в пустоте большую планету. Она медленно приближалась, и все виднее становились огромные вулканы, извергающие столбы пепла, которые черными тучами носились над поверхностью. Поминутно их освещали вспышки молний. А по склонам медленно стекали сверкающие языки лавы. Стали видны широкие трещины, отвесные стены которых уходили вниз, в непроглядную мрачную тьму.

Поверхность планеты судорожно вздрагивала. Толчки следовали один за другим.

Да, неспокойной, оказывается, была их родина!

…Сапиенсы наступали на природу организованно и дружно. В одной из долин, особенно удачно скрытой в складках гор, у них выросли города-здания, общие, одинаково необходимые всем. Временами вулканы забрасывали и сюда свои огненные смерчи. Тогда сапиенсы укрывались в своих постройках. Но покинуть долину они не могли. Лишь здесь поднимали вверх свои толстые, бочкообразные стебли и многоярусные венчики игл высокие, как деревья, растения. Над ними, заполняя всю долину, стлался бирюзовый легкий туман. Он был скоплением микроскопических существ — пищи сапиенсов. Колонии питательных микробов возникали лишь на этих растениях-деревьях. Вне долины не было ни деревьев, ни бирюзового тумана. Вне долины сапиенсы жить не могли.

Оружием сапиенсов стала техника. В больших шарах, наполненных искусственной жизненной средой, они поднимались высоко над слоем тумана, переваливали через окружающие долину хребты и смело вторгались в пустыню. Рощи хвойных растений быстро вырастали в соседних долинах, перечеркивая их во всех направлениях, и над ними вился живительный бирюзовый туман. Все дальше и дальше улетали сапиенсы, открывая и заселяя новые долины.

История сапиенсов, как заметил Виктор, начиналась с уже высокой ступени развития. Предыстория оставалась в тумане.

Разум стал дерзким. Ему было тесно в долинах. Сапиенсы решились на схватку с тектоническими силами, дерзнули обуздать вулканы, освободить для жизни всю планету. Созданные ими машины вгрызались в скалы. Они ползли все глубже и глубже, прямо к бушующим потомкам магмы. Тысячами стволов тоннели нацелились вниз, угрожая вулканам сокрушающей силой атомных превращений.

Сапиенсы укрылись в своих постройках. Не стало видно машин, опустел воздух. Лишь маленькое солнце неторопливо пробиралось по небосклону.

Где-то невидимая стрелка часов приблизилась к назначенной черте, и планета дрогнула от мощного взрыва. Сотни вулканов удивленно пыхнули сверкающими столбами газа. Крутящийся смерч понесся над обожженными плоскогорьями, ворвался в долины. Скорчились листья растений, свертываясь в трубочки, потемнела длинная, метровая хвоя. И сразу же следующий взрыв потряс планету. В ответ гневно взревели горы, в ужасе поползли друг на друга, изрытая массы раскаленного газа и пыли. Град каменных глыб хлестнул поверхность — все смешалось, заклубилось в неистовом урагане. Черная туча окутала солнце. Лишь где-то внутри темного клубка поминутно вспыхивали багровые сполохи.

Долго висела в пустоте большая планета, окутанная черным дымом, из которого то там, то здесь вырывались широкие языки пламени, похожие на протуберанцы.