Михаил Первухин - Пугачев-победитель.

Приблизительно так, только еще более упрощенно, и рассуждали солдаты. «Говорят, быдто, значит, он из беглых казаков. Облыжно, дескать, зовет себя «Петром», когда на сам-деле ен Емельян. А нам не все ли одно? Что ни нон, то и батька! Без царя все равно нельзя. Царство без царя, что дом без хозяина».

Еще перед рождеством Временное правительство попыталось направить часть армии для военных операций против «анпиратора», но солдаты заворчали; «Чего еще?! Полезут они сюды, ну, тогда наложим. А покеда нас не трогают, пущай их».

Только вести о бунте в Москве и о том, что застигнутый врасплох «анпиратор» не осмелился расправиться круто с москвичами и даже дал обещание созвать Земский собор, круто изменили настроение среди солдат петербургского гарнизона, особенно же среди гвардейцев. Они зашушукались: «И впрямь — самозванный! Будь настоящий да разе ен стал бы бобы разводить? А то там какой-то купчишка Елисеев ему в глаза наплевал, а ен «детушки» да «голуби милые»! Хорош анпиратор, неча сказать! Эх, шарахнуть бы да так, чтобы пух и перья полетели!»

В казармах все чаще стали поминать Григория Орлова. Поговаривали, что он, в свое время устроивший свержение с престола настоящего «голштинца», должен бы заняться теперь и свержением мнимого голштинца. «Сбросил настоящего Петра Федоровича, так пущай сковыривает и самозванца! А ежели мешают господа сенаторы, то им можно по шеям надавать. Оченно просто! Чего языки чешут, а дела не делают?»

В конце января или начале февраля князь Дмитрий Иванович Шаховской, один из виднейших членов Временного правительства, поднял тревогу, заявив, что Григорий Орлов, навербовав себе сторонников среди офицеров, теперь смущает и рядовых, подбивая их учинить переворот. Временное правительство принялось совещаться по вопросу: не надлежит ли арестовать и предать Григория Орлова суду за государственную измену. Шаховской в тайном заседании заявил, что всего проще схватить Орлова и расстрелять. Если же его предавать суду, то на его защиту может подняться гвардия. Но на такую решительную меру Временное правительство не посягнуло. Однако Орлов был оповещен о случившемся и предупрежден, что ему грозит большая опасность. Это и побудило его решиться. Десятого февраля он созвал множество гостей под предлогом празднования дня своего рождения. В его роскошный дворец на Итальянской набережной собрались все заговорщики. В их числе были почти все офицеры кавалергарды, лейб-гусары и лейб-драгуны. Пиршество началось рано — в два часа дня — роскошным обедом. После обеда сам Григорий Орлов под случайным предлогом вышел из столовой залы. За ним последовали и прочие заговорщики. Они собрались в оранжерее. Орлов заявил о грозящей всем им смертельной опасности и предложил немедленно произвести государственный переворот, свергнув Временное правительство и избрав диктатора.

— Богом клянусь, — сказал Орлов, — что личных целей не преследую и выступаю единственно ради спасения погибающей державы. Ежели вы почтете достойным диктаторского звания меня, то все силы положу ради пользы государственной и всего народа, стонущего под злодейской пятой. Титула царского не домогаюсь и клятвенно обязуюсь незамедлительно сложить диктаторскую власть в тот же час, как скоро разрешен будет вопрос, кому надлежит занять престол, осиротевший после гибели моей незабвенной благодетельницы и наследника цесаревича!

Собравшиеся провозгласили его диктатором и тут же приняли присягу. Через час сильные отряды кавалергардов, лейб-драгун и лейб-гусар арестовали всех членов Временного правительства и многих сенаторов. Арестованные были заключены в Петропавловской крепости. Переворот был в полном смысле слова бескровным. Только один Дмитрий Шаховской, пытавшийся при аресте оказать сопротивление и схватившийся за шпагу, был избит бравшими его кавалергардами. Весь петербургский гарнизон примкнул к Орлову. Утром следующего дня диктатор с блестящей свитой появился в Сенате, и так долго занимавшиеся болтовней сенаторы, струсив, без всякого возражения подчинились ему.

С того же дня начались приготовления для похода на Москву. Однако, как мы знаем, брать Москву силой Орлову не пришлось, ибо гораздо раньше, чем диктатор мог двинуть свои войска на первопрестольную, Пугачев, испуганный смертью Таньки Чугуновой от чумы и восстанием москвичей, бежал из Москвы.

Пугачевский бунт этим не кончился. Еще более полугода измученная и залитая кровью страна подвергалась жестоким судорогам. Поднятая «анпиратором» буря продолжала разгуливать по русским просторам, как разгуливает в степи вихрь или в дебрях лесной пожар. Но с уходом «анпиратора» из Москвы само пугачевское движение обрекло себя на гибель, ибо тысячерукому чудищу с огромным брюхом пришлось переваливаться с места на место именно по тем краям, где оно побывало раньше и где оно уже произвело страшные опустошения, иначе говоря, где оно могло добывать для питания лишь жалкие крохи.

Это время, столь обильное драматическими событиями, представляет собой богатейший и интереснейший материал для историка и романиста. Может быть, мы еще вернемся к рассказу о нем, но этот рассказ создаст отдельную книгу, в которой будет прослежена история но крайней мере главнейших героев нашего повествования. Теперь же ограничимся упоминанием о событиях, непосредственно последовавших за уходом Пугачева из Москвы.

В то время, когда армия Суворова, быстро разрастаясь по пути, шла на Киев, поляки попытались овладеть Смоленском, но встретили упорное сопротивление со стороны самого населения. Вслед за тем, в восточной Галиции внезапно вспыхнуло бурное восстание холопов против панов, принявшее такие размеры, что в Кракове и Варшаве началась паника. Находившаяся в окрестностях Смоленска армия, в тылу которой шли крупные беспорядки, сочла себя вынужденной отойти на запад, тем более, что с приближением Суворова ее правое крыло повисло в воздухе. Шестнадцатого апреля в Смоленск вошел лихой драгунский имени князя Репнина полк, следом за которым въехала и императрица Екатерина. Пробыв в Смоленске, ради отдыха, всего три дня, государыня отбыла в Санкт-Петербург, куда и прибыла благополучно в первых числах мая. Диктатор, то есть граф Григорий Орлов, встретил императрицу в Старой Руссе и сложил с себя диктаторские полномочия. Екатерина тогда же назначила своего старого соратника главнокомандующим всей северной армии с присвоением ему прав наместника средней России и поручила ему дело ведения борьбы с пугачевским восстанием в ближайших к Москве провинциях.

Двенадцатого мая Орлов, собиравшийся отправиться в Москву, имел длительную аудиенцию у государыни Снабдив графа указаниями, Екатерина дрогнувшим голосом сказала:

— Нам с тобой, друг мой, придется еще много поработать, не щадя сил. Не ведаю, хватит ли нашей жизни, чтобы исправить хоть отчасти зло, причиненное сим безумным, бессмысленным и беспощадным бунтом! В столь краткое время этим диким людям удалось разорить почти всю империю, уничтожить богатства, накопленные многими поколениями, покрыть страну развалинами и усеять ее трупами. Погибли труды целого ряда правителей. Мурман захвачен шведами. В Курляндии засел лукавый «кузен» Емельки Фридрих. Половина Донской области в руках турок. Петровск и Баку заняты персами. Крымчаки гуляют по степи, как во времена правительницы Софии и Василия Голицына. Малороссия еще в огне гайдаматчины Лучшие люди погибли. Просвещению нанесен сильнейший удар. Казна опустошена. Промышленность почти убита, торговля полумертва...

— Даст бог — со всем справимся! — отозвался Орлов.

— Во всяком случае, придется надолго отложить осуществление тех великих планов, о коих мы с тобой мечтали еще несколько лет назад, для коих накапливали силы, собирали средства и готовили людей... И придется нести тяжкие жертвы...

Наступило молчание. Потом императрица выпрямилась, непривычно резким движением подняла красивую голову и нахмурила брови. Глаза ее блеснули, как сталь шпаги.

— И все-таки, — сказала она резко, — Россия будет! Великая, единая, неделимая! Будет — грозная всем врагам!

— Россия будет! — откликнулся Орлов.

«В русской литературе XIX — XX вв. не оказалось писателя, посвятившего свое творчество захватывающим приключениям или мысленным экспериментам по реализации фантастических идей и проектов», — подобное суждение обязательно присутствовало в редких статьях по истории отечественной фантастики. Нет, я бы сказал осторожнее — в нашей литературе не было автора хотя бы близкого тому же Жюлю Верну по обширности творческого наследия, многогранности интересов, энциклопедичности познаний. Потому что все-таки существовала большая группа писателей, творивших на рубеже веков (М. Первухин, С. Соломин, А. Числов и другие), которые писали именно в этом, всегда популярном у юношества жанре. Между тем, бурные исторические события начала XX века в России не дали им в полной мере реализовать свой потенциал, а порой просто оторвали их от основной читательской массы, как это произошло например, с тем же М. К. Первухиным.