Григорий Терещенко - Горячее лето

Только дома Татьяна как-то успокоилась. К шляпнице они так и не попали.

Утром Татьяна рассказала о посещении матери Тараса нормировщице Ирине.

— Вот почему он неровно работает, — сказала Ирина. — То загорится делом, то без особого интереса относится ко всему, что происходит в цехе. Мало мы ещё вникаем в быт своих рабочих. От них только требуем хороших показателей, а может ли человек в такой обстановке хорошо трудиться, где, по-видимому, говорят совсом о другом, о том, как дороже продать, куда поехать? Голова совсем другим забита.

«Кто-кто, а я должна была лучше знать Тараса», — подумала Татьяна.

— Тарас, наверное, под дудку отчима танцует, — сказала Ирина.

И тут Татьяна вспомнила, как однажды Тарас похвалился: «Отчим мне лодку купил!»

Татьяна не раз слышала, что отчим Тараса когда-то гремел. Король в цехе, да не только в цехе — на заводе. Если бы не Ручинский, то и сейчас бы гремел. Ручинский осадил его. В жизни Ручинского трудно отделить личное от общих забот. Олейник-старший много секретов станочного дела знает, но, как выразился Ручинский, «куркуль, каких свет мало знавал». Ирина помнит, как какой-то цилиндр надо было срочно выточить. Ну, послали молодого токаря к Олейнику домой с поклоном. А тот в саду сидит, из самовара чай попивает. «Двести пятьдесят рублей, — говорит, — дадите — пойду». — «Мастер передал сто», — сказал молодой токарь. «За сто пусть делает сам». Вернулся рабочий ни с чем. «А может, получится у Ручинского?» — сказали в цехе. «Сделаешь, — обратился к нему сменный мастер, — сто пятьдесят рублей заплачу». — «И без ваших ста пятидесяти сделаю». И сделал. Развенчанный Олейник-король стал смотреть на Ручинского сычом. Даже кличку какую-то дал, но кличка не прижилась, умерла. А Николай Тимофеевич осваивал новые приёмы, выполнял сложнейшие заказы.

Неужели Тарас будет таким, как отчим?

Татьяна ждала, что вот-вот придёт Тарас, а его всё не было.

«А может, он совсем не вернётся?» — подумала.

Тарас появился на третий день утром. Начальник цеха тотчас же вызвал его к себе, а также секретаря комсомольской организации и сменного мастера.

Едва Тарас переступил порог кабинета, как сразу заявил:

— Григорий Петрович, прошу уволить меня с работы.

— Почему вдруг? — не без удивления спросил Вербин.

«Вот тебе и на. Пропесочили, называется. Он сам собирается уйти с завода. Ещё, чего доброго, и от директора завода нагоняй получу — хорошего футболиста наша команда лишится. Директор-то заядлый любитель футбола. Он для футбола ничего не жалеет».

— Почему ты эти дни не приходил на работу?

— Я ездил к больному отчиму, — даже не моргнув глазом, ответил Тарас.

— Ну как так: сел и поехал? У тебя что, телеграмма была или вызов? Мог бы отпроситься. К больному мы бы отпустили.

— Не было телеграммы, — оттягивая редкие курчавые усики, ответил Тарас. — По телефону позвонили, что отчим захворал. Вечером в пятницу я и уехал. Думал, за два дня справлюсь.

— Кто позвонил?

— Двоюродная сестра отчима, — тихо сказал Тарас. Его смутил пристальный взгляд начальника цеха.

— Ну и что с отчимом? Он в больнице?

— Температурит.

— В больнице? — снова повторил вопрос Вербин.

— Нет. У двоюродной сестры лежит.

Тарас потрогал редкие, курчавые усики. Такая у него привычка, когда волнуется. «Чего доброго, вернётся отчим, потребуют больничный лист».

— На какой улице живёт двоюродная сестра?

— На Первомайской, дом десять.

— Тебе известно, что два дня назад мы были у тебя дома и разговаривали с твоей матерью? Да, кстати, у вас там не дом, а целая гостиница.

— А я при чём? Что, это мой дом?

— Даже родственница в курятнике ночевала, — продолжал Вербин. — И не жаль её тебе? Сейчас где она?

— В доме.

Помолчали.

— Значит, ездил навещать отчима?

— Да.

— Честно?

— Ну что вы ко мне пристали!.. Я прошу расчёт.

И Тарас опять потрогал редкие курчавые усики. Круглое лицо стало наливаться краской.

— С расчётом погоди и казанской сиротой не прикидывайся, мы тебя на завкоме разберём и по статье уволим, как прогульщика. Отметку в трудовой книжке запишем, чтобы всюду заранее знали, что ты за птица! — повысил голос Вербин. — Думаешь, как футболист, так всё и позволено?

— Ничего я не думаю, отчим заболел.

— Вот что, Тарас, — перебила его Татьяна, — давай будем говорить честно, по-комсомольски.

Тарас недоверчиво посмотрел на Татьяну, потом на Вербина, и вдруг болезненная улыбка появилась на лицо.

— Нам всё известно, куда ездил, что делал, — сказал Вербин.

— А я и не скрываю, в Киров ездил.

— Твой отчим не больной. Он на базаре фруктами торгует! А ты к нему ездил, яблоки возил. Вот твоя правда.

— Ну, ездил, — Его чёрные, с хитроватым прищуром глаза придавали обветренному, с чуть приметными веснушками лицу насмешливое выражение. — Деньги нужны. Мотоцикл с коляской решил купить.

Вербин сурово посмотрел ему в глаза.

— Значит, бросил станок — и на заработок подался?

— Нас всех беспокоит твоя судьба, — сказал Олег Кубата и перевёл взгляд на Вербина. — Я прошу вас, Григорий Петрович, разрешить ему пойти сейчас на работу. Пусть обдумает всё хорошенько. А завтра мы опять вернёмся к этому разговору. На комсомольском бюро.

— Пусть идёт за станок! — поднялся со стула начальник цеха.

Когда Тарас ушёл, Григорий Петрович сказал:

— Работник он неплохой, только вот под влияние отчима попал. А где же влияние ваше, дорогие мои? А надо бы парию помочь.

И пристально посмотрел на Татьяну, будто она за всех и всё в ответе.

«Может, Вербин узнал о моей прежней дружбе с Тарасом? — подумала Татьяна. — Раньше-то, когда ходили к Тарасу домой, он ни словом об этом не обмолвился. Значит, потом разговор вёлся?»

Больше Вербин не сказал ничего. Стали расходиться.

На следующий день Тарас сам пришёл к начальнику цеха и сказал, что раздумал увольняться. Лицо у него было серьёзнее. Казалось, он немного повзрослел за один день. Что у него было дома, разговаривал ли он с матерью, — никто не знал.

А вечером, после работы, он снова зашёл к начальнику цеха и настойчиво попросил:

— Григорий Петрович, вы не смогли бы посодействовать, чтобы перевели меня в общежитие? К ребятам. Хочу уйти из дома. Отец-то у меня, вы знаете, не родной.

А мать перед ним на цыпочках ходит. Не могу я на ото смотреть!..

— Ну что ж, — ответил Вербин и не стал дослушивать объяснение. Своими глазами видел обстановку. — Место в общежитии я вам обещаю.

— Спасибо! А когда можно перейти?

— Долго тянуть не будем. Через денёк-другой перейдёшь. Я завтра скажу.

Комендант общежития — полная подкрашенная блондинка — не торопясь, оформила нового жильца, дала ему постель и повела на третий этаж в угловую комнату.

— Общежитие у нас образцовое, — предупредила. — Так что поддерживайте порядок. И в комнату хорошую направляем. Ребята хорошие. Сам Вербин за вас ходатайствовал.

— Одного знаю, — ответил Тарас. — Мой друг. Рядом станки стоят.

Когда он в сопровождении комендантши вошёл в комнату, там никого не было. Тарас окинул взглядом комнату. Солнечная, небольшая. Полированный зеркальный шифоньер, этажерка с книгами, полированный письменный стол и телевизор «Крым-218». Портьеры, диван-кровать, кусок ковровой дорожки на полу — всё новое, добротное.

— Телевизор этот принадлежит Фёдору Музыке, — предупредила комендантша. — Недавно купил. Вечерами его часто с аккордеоном на гулянки приглашают, но ничего плохого о нём сказать нельзя, хоть иногда и выпивший приходит. Не то, как некоторые: выпьют на пятак, а куражатся на весь целковый.

«Вот те образцовое. — подумал Тарас, — коль приходят пьяные, да ещё куражатся. Таких надо из общежития гнать».

Вечером Тарас познакомился с Мишей Шило. Это был молодой, подвижный, сероглазый паренёк. Лишь полгода, как пришёл в цех из технического училища.

Он подал руку Тарасу и сказал:

— А, футболист…

Да, Тарас — заметная личность на заводе. Он играл нападающим в футбольной команде. В летнее время его станок частенько простаивал. Заводчане гордились своей футбольной командой. Несколько лет назад она даже вышла во вторую подгруппу, но уже второй год, как команда не может достигнуть прежних успехов. А вся беда в том, что пришлось играть на кубок с киевским «Динамо» — обладателем кубка и чемпионом. Киевляне выиграли со счётом два — ноль и прихватили двух игроков. Правда, только один из них играет в дубле, а второго совсем не слышно. Но в августе наши победили с крупным спетом харьковскую сборную, и имя Тараса снова стало известно не только автозаводчанам, но и многим зеленогорцам.

Тараса в комнате встретили гостеприимно. Но в первый же день, когда он задымил сигаретой, Фёдор сказал: