Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

— Вы возвращаетесь, Альберт Николаевич, и осторожно занимаетесь только Монкевицем. Результаты передаете через хозяина квартиры. В случае неудачи следует наше нападение и подготовленное для вас бегство на Курский. Продемонстрируйте все свои возможности. На вокзале вас любезно возьмут и привезут ко мне. Нет ли вопросов, вам все понятно?

— Так точно, Артур Христианович. Все!

— В таком случае до встречи, — рукопожатие у Артузова было просто богатырским...

Операция развивалась по плану.

Совершенно протрезвев к возвращению своего напарника, Монкевиц уже отлично понимал, что попал в ловушку. Неясной оставалась ему лишь роль Венделовского в их провале. Долгое отсутствие подчиненного, его поразительное рвение: самому ехать за билетами, обещание проследить, нет ли за их квартирой слежки — все это заставило Николая Августовича задуматься, а не чекист ли этот приятнейший Альберт Николаевич. Все, что произошло, могло быть заранее спланированной и хорошо проведенной операцией. К тому же ни одному из последней пятерки боевиков не удалось добраться сюда. Тут и хозяин явки был явно их человеком. Монкевиц, с которого слетел и весь лоск и самоуверенность, невесело раздумывал о своей участи, лихорадочно подбирая выход из создавшегося положения. Убьют его тут же, за ненадобностью, или сошлют в Сибирь? Или уготована ему иная участь — быть может, перевербовка? Где смогут его использовать? Вряд ли они вернут его в Европу, чтобы сделать «двойником». Остерегутся, вероятно. Потребуют весьма сильных гарантий. Он ведь был один, Монкевиц. Один-одинешенек, давно растерявший всех родных и близких. У него не было ни состояния, ни счета в банке. Какие гарантии он мог предложить чекистам? И на какие они согласятся? Человек практический, хоть и не очень опытный в делах разведки и контрразведки, Монкевиц избрал, однако, правильное в тот момент решение: предоставить инициативу и право сделать первый ход противнику. Он рассуждал примерно следующим образом: он, не колеблясь, принимает все предложенные чекистами условия (цель — сохранение жизни!), делает все, чтобы завоевать их доверие. В конце концов его посылают — в Европу, на Дальний Восток, куда угодно! — он открывается Кутепову, разоблачает «Ленинградца» и всю его сеть — в Москве и Париже... Монкевиц успокаивался, он был уже почти спокоен. И выслушал ложь Венделовского с полным доверием. Альберт Николаевич понял, что лишние слова не нужны. Пора было переходить к главному.

Их разговор напоминал дебют шахматной партии равных по силе противников, которым отлично известны каждый следующий ход и все его варианты. Довольно быстро Монкевиц сдался — признал себя побежденным, спросил об условиях сдачи и заранее пообещал, что сделает все, что от него потребуют.

«Хозяин» вызвал по телефону автомобиль, и они отправились на Лубянку, где их ждал Артузов, Но не в своем рабочем кабинете, а в одной из комнат следственных работников, где обстановка была самой казенной: канцелярский стол, несколько венских стульев, портрет Ленина и карта Советского Союза на стене. Монкевиц нервически оглядывался: подозрения о немедленном аресте вспыхнули с новой силой. Заметив это, Артузов пришел к нему на помощь. Он задал полковнику несколько коротких вопросов о прошлой жизни и отношении к последним событиям в мире, чтобы определить его точку зрения, точно Артура Христиановича и впрямь очень интересовало мнение Николая Августовича относительно Абиссинии или, скажем, о вооруженной борьбе генералов против гоминдановцев в Китае. Выслушав Монкевица, который от волнения косил более обычного и нервно сжимал пальцы, Артузов внезапно спросил: неужели полковник верит в силу кутеповских терактов, в наивные попытки создать подпольные контрреволюционные банды на Дону или Кубани? Ведь он, будучи опытным разведчиком, не может не знать о каждом случае провалов групп, посланных из-за рубежа.

Монкевиц ответил, что не верит. У движения нет будущего. Правда, в общей куче активистов переходят границу и люди, прошедшие специальную подготовку в разведшколах иностранных государств. Но это не его компетенция. Увы.

— Но компетенция Кутепова? — быстро задал вопрос Артузов.

— Вероятно, — уныло подтвердил Монкевиц. — Изначально это его люди. Он сам производит отбор.

— Понятно, Николай Августович, — Артузов широко улыбнулся. Улыбка очень шла к его сегодняшнему облику. Он выглядел обычным совслужащим: толстовка, подпоясанная узким кавказским наборным ремешком, хромовые, тесные в полных икрах сапоги, темно-синее галифе и брезентовый портфель на столе. — Мы не стараемся сразу завербовать вас, полковник, и дать задание. Не думайте. Сейчас объясню почему. Первое — убедиться в вашей лояльности к товарищу Венделовскому. Вы сделаете, что вам поручено Кутеповым, на Кубани и благополучно вернетесь в Париж. Там отчитаетесь обо всем. Кроме московских эпизодов, естественно, и наших разговоров.

— Потом вы уничтожите меня? — вырвалось у Мон-кевица.

— Почему же? Бели вы захотите честно сотрудничать с нами — будем рады поступку подлинно русского патриота. Не захотите — поможем уехать и скрыться. Это второе.

— Но какие гарантии предоставляются мне?

— Мы полностью доверяем вам жизнь и судьбу нашего товарища — после возвращения в Париж.

— Резонно... А что вы потребуете от меня сейчас? Расписку о добровольном сотрудничестве, разумеется?

— Да, и расписку, конечно, — в голосе А рту зова впервые прозвучали твердые, командные ноты. — Мы хоть и не купцы, но безопасность дела требует, Николай Августович... Впрочем, будет вам и подарок. От нас — за будущие, так сказать, заслуги. Где-нибудь в пригородах Парижа... А если захотите, в Нормандии или ни юге вам будет куплена вилла. Особнячок, что ли, не очень бросающийся в глаза. Куплен на имя Альберта Николаевича. Вы можете владеть им одновременно или по очереди — как заблагорассудится.

— О! — Монкевиц понятливо кивнул. Поморщился, сказал обескураженно: — Вы ловко привязываете меня к вашему чекисту. Это очень умно и дальновидно. Спасибо за дар, — и усмехнулся. — Я в тупике и... и сдаюсь, поднимаю руки.

— Ну, зачем же так мрачно, полковник. У вас всегда будет выход — сбежать, скрыться. Еще раз напоминаю вам об этом.

— Премного обязан, — не скрывая иронии, поклонился Монкевиц. — Есть и еще выход. Застрелиться — разведчики должны уметь проигрывать, не так ли?

— Я надеюсь, вы не столь глупы, Николай Августович. И достаточно любите жизнь — по моим данным. Незачем считать себя проигравшим. Вы ведь по-прежнему будете работать на Россию. На истинную Россию, Монкевиц... Петров! — громко позвал он и постучал кулаком в стену.

Тут же вошел длинный парень с шапкой золотых кудрявых волос и подвижным лицом, чуть тронутым оспой, в коротковатом и узком ему пиджаке.

— Билеты принес? — спросил его Артузов. — Когда поезд?

— Как приказывали. На самый первый, утренний.

— Видите, все в порядке, Николай Августович. Завтра можете ехать. Товарищ Петров проводит вас на квартиру. А Альберта Николаевича мне придется еще задержать. Ненадолго... Для обратного пути у вас, насколько мне известно, подготовлен южный вариант?

— Так точно! — Монкевиц встал, не в силах скрыть растерянности и охватившей его вдруг апатии. Значит, пока не увидимся. Желаю здравствовать. И прошу: не принимайте необдуманных решений.

— Честь имею! — сухо произнес полковник и по привычке козырнул. Этот жест, абсолютно не вязавшийся с его более чем скромной штатской одежонкой, еще более подчеркнул его растерянность: полковник, судя по всему, окончательно потерял почву под ногами.

— Считаю, это дело закручено нормально, — сказал Артузов. — Зажали господина полковника — ему и деться некуда.

— Полагаю, петлять не станет, — сказал Венделовский. — Я, признаться, не ожидал, что он так быстро сломается.

— Судя по вашим сообщениям, он сломался еще тогда, когда поменял Врангеля на Кутепова. Самое время и нам переходить к Кутепову, — Артузов пересел на место, которое только что занимал Монкевиц, раскрыл брезентовый портфель, вынул папку. Пригласил подвинуться поближе, сказал: — От «Доктора» донесение — очередной приказ боевого Александра Павловича по РОВСу. Он и только он — прямой наследник великого князя Николая. Слушайте, читаю: «Они призывали нас к единению, стойкости и жертвенному служению Отечеству. Покажем же на деле, что эти заветы не мертвая буква и они действительно живут в наших сердцах...» Так, ну, далее о плохой работе боевиков и недостаточной подготовке пятерок. Большой процент не возвращается из Советской России. С этим мы, пожалуй, согласимся, а, Альберт Николаевич? Согласимся и с мерами, которые предлагает бравый генерал. Тут что? Предлагается еще раз проверка и перепроверка каждого: возможны враги — провокаторы, слабые духом трусы, интеллигенты, старающиеся, сознавшись, заслужить прощение большевиков. Подписано генералом от инфантерии Кутеповым. Когда, кстати, он стал полным генералом?