Люсинда Эдмондз - Зачарованная

Июнь, 1987

Мадди открыла глаза и повернулась на спину, чтобы посмотреть, сколько времени показывают ее часики. Ее поразило, что, оказывается, нет еще и семи. Первые робкие лучи солнца украдкой заглядывали в незашторенные окна, окрашивая комнату в розовые тона. Мадди удивилась тому, что проснулась в такую рань, вздохнула, забралась поглубже под легкое пуховое одеяло и закрыла глаза, пытаясь уснуть.

В следующее мгновение донесшийся непонятно откуда шорох заставил ее заворочаться. Она села и прислушалась. Шорох повторился, соединившись на этот раз с пронзительным писком.

Тут Мадди сразу догадалась, что это за звуки. Резко сбросив одеяло, она соскочила с кровати и подошла к столу, стоявшему в углу ее неприбранной комнаты. Под ним стояла картонная коробка, доверху наполненная старыми свитерами.

– Кис, кис, кис! – тихонько позвала она. Никакого результата. Коробка была пуста, хотя писк раздавался совсем рядом. Мадди встала на четвереньки и внимательно обследовала близлежащее пространство. Наконец нарушители спокойствия были обнаружены.

– Ну, Шехерезада, ты даешь, честное слово! Я поставила такую уютную коробочку, а тебе, видишь ли, надо было устроить свои дела прямо на моем чистом белье! – Мадди хихикнула.

Маленькая и круглая, словно бочонок, одноглазая кошка, не обратив ни малейшего внимания на упреки хозяйки, продолжала сосредоточенно вылизывать новорожденного котенка, который копошился рядом и отчаянно мяукал. Присмотревшись, Мадди заметила еще одно крохотное создание, слепо тыкавшееся в материнский бок в поисках молока.

Шехерезада нежно подтолкнула второго котенка к своему первенцу и мягко откинулась на бок, подставляя им свой живот. Писк моментально прекратился, малыши приникли к материнским соскам, чмокая и перебирая крохотными лапками.

– Черный и беленький, да? Готова спорить, что их папаша – тот здоровенный кот, что живет у Вилсонов в конце улицы, – прошептала Мадди. – Я горжусь тобой, Шеззи, дорогая. У тебя прекрасные детки, просто изумительные.

Кошка подняла глаза на хозяйку, и на мгновение Мадди показалось, что ее питомица согласно кивнула. В следующую минуту у животного снова начались схватки, и кошка вернулась к своему важному занятию.

Мадди, сидя рядом со своей любимицей, стала свидетелем появления на свет еще двух котят. И лишь убедившись, что в кошачьем семействе больше не ожидается прибавления, она распрямила затекшие ноги и пошла на кухню, чтобы приготовить для утомленной Шехерезады тунца и молоко.

Спустя несколько минут Мадди вернулась в свою спальню, неся еду для кошки. Пока Шехерезада жадно лакала молоко, она надела тренировочный костюм, уверенными движениями завязала розовые ленты балетных тапочек и собрала свои длинные светло-каштановые волосы в тугой узел на затылке. Закончив одеваться, она убрала пустое блюдечко из-под молока и нежно погладила Шехерезаду.

– Тебе нужно немного отдохнуть, моя дорогая. До свидания, береги своих очаровательных детишек.

Покинув комнату и стараясь не наступать на скрипучие половицы около отцовской спальни, Мадди прошла мимо кип старых газет, разбросанных повсюду ботинок. Оставив позади весь этот хлам, вечно загромождавший лестницу, она спустилась в темную гостиную, затем направилась в старую оранжерею, которая находилась позади дома.

Солнце уже светило вовсю, предвещая прекрасный июньский день и заливая землю потоками золотисто-розового света.

Радостное чувство охватило Мадди при мысли о том, что она наконец-то свободно может наслаждаться жизнью после трех долгих и трудных экзаменационных недель.

Взглянув в окно оранжереи, Мадди поразилась удивительному пейзажу, открывшемуся за запыленным стеклом. Неухоженный сад возле дома, казалось, жил собственной жизнью, и растения там произрастали сами по себе. Из изумрудной травы выглядывали хрупкие, дрожащие лепестки маков и оранжево-солнечные пятна ноготков. Всевозможные сорняки, очаровательные и по-мальчишечьи задиристые, оккупировали некогда безупречные клумбы. А на садовую стену из красного кирпича нетерпеливо карабкались дикие розы и плющ, словно желая посмотреть, что там делается на воле. Сюда не проникал шум большого города, воздух был прозрачен, и стояла такая тишина, какая, наверное, была при рождении Афродиты. Единственный звук, нарушавший благоговейное безмолвие, доносился из глубины сада, где на старой яблоне отчаянно дрались две сороки. Все здесь казалось свежим и юным. Трудно было представить, что в пяти милях отсюда находится центр Лондона.

Мадди любила этот просторный дом в викторианском стиле. Здесь они жили с отцом с тех времен, когда она была еще ребенком. Дом находился в десяти минутах ходьбы от Хэмпстед Хай Стрит и недалеко от парка Хэмпстед Хиз. Несмотря на то, что зданию требовался капитальный ремонт, а Кристофер не потратил на эти цели ни одного пенса за пятнадцать лет, с тех пор, как стал его владельцем, несмотря на постоянный хаос, это был их дом.

Мадди блаженно потянулась, подошла к маленькому кривобокому столику, на котором стоял старый кассетный магнитофон и были свалены в груду кассеты и коробки. Перебирая кассеты одну за другой, она искала ту, что была ей нужна, в очередной раз давая себе клятву, что уж сегодня после занятий она выкроит несколько минут и уложит все ленты в коробки.

– Ага, вот и «Утро» Грига. Отлично!

Мадди вставила кассету, подошла к гладким поручням балетного станка, устроенного вдоль стен оранжереи, и слегка притопнула ногой. Уже несколько лет отец обещал ей устроить специальный пружинящий пол для занятий хореографией, но, как всегда, из-за недостатка в средствах этим планам не суждено было осуществиться.

Нежные лиричные звуки музыки Грига наполнили оранжерею. Мадди выпрямилась, встала в первую позицию и начала разминку.

Любой, кто увидел Мадлен Винсент на улицах Хэмпстеда в ее стареньком тренировочном костюме и стоптанных кроссовках, с волосами, стянутыми в конский хвост, вряд ли обратил бы на нее внимание. Ее рост составлял всего пять футов, черты лица сохраняли выражение детской незрелости, а нос и щеки были густо забрызганы веснушками. Единственным украшением были глаза, полные жизни и искрившиеся всеми оттенками синего цвета.

– Странно, как ты не похожа на свою мать. Она была такая красавица! – обычно говорили люди. Мадди в таких случаях изо всех сил старалась не огорчаться, но на самом деле ей было очень горько и больно, особенно когда она видела, как печально смотрит на нее отец.