Жиль Мартен-Шоффье - Однажды в Париже

Аньес де Курруа, гид, сопровождающий туристов категории Ви-ай-пи.

Меня попросили приехать точно к девяти часам утра. Мне не надо повторять дважды. Такси остановилось перед «Бристолем» на четверть часа раньше. Я с удовольствием прошлась по холлу. Обожаю этот отель. Ничего, кроме камня, мрамора, хрусталя и меди. Пышность и роскошь накладываются друг на друга, как кирпичи и раствор. Кажется, что вот-вот с люстр начнут падать снежинки. На всем есть этикетка «классика». Жизнь снижает свой тон. Ты скользишь между комодами известных мастеров и зеркалами в рамках. Остановиться в этом отеле — значит выйти из обыденной жизни и погрузиться в мечту.

Я опустилась в массивное кресло на низких ножках — Людовик XV, мой любимый стиль мебели. Во всяком случае, удобно. На низком столике лежала газета «Фигаро». Судя по заголовкам на первой странице, в Ираке ничего не налаживалось. Что еще? Загадка. В сопровождении четырех азиатов богатырского сложения мимо меня продефилировала бизнес-леди, китаянка. Она надела страшно тяжелые серьги, напоминавшие подсвечники, у нее из-за них даже не было сил нести свою сумочку, доверенную телохранителям. К концу дня мочки ее ушей, наверное, сами собой разрываются. Это была Имельда Маркос[1], и я вздрогнула. Мне никогда не смогут надоесть места, где встречаешь людей, которых просто так не встретишь. Не для того, чтобы с ними познакомиться, уверяю вас. Просто чтобы понаблюдать за ними. Я спешу оказаться в аду.

В назначенное время я позвонила, воспользовавшись телефоном ресепшен, чтобы сказать, что я прибыла. Женский голос, энергичный и холодный, приказал мне перезвонить через полчаса. В 9:30 то же самое кино: мне следует подождать еще полчаса. Не иначе как там, наверху, Его Величество звезда, считающий себя величайшей персоной века, убежден, что я сгораю от желания его увидеть. Если все пойдет хорошо, он выйдет из номера до того, как мне стукнет пятьдесят.

Я не нервничала. В этой обстановке, где все, что видишь, носит оттенок «дежавю в музее», чувства притупляются, само по себе это место как бы мягко гладит вас по коже замшей. Кретоновая обивка, поднос из красного дерева, букет белых тюльпанов, тишина, свободное пространство — и вот вы погружаетесь в грезы. Вернуться к себе домой из «Бристоля» — это все равно что возвратиться в шкаф с изъеденным молью тряпьем. Я не торопилась. Во всяком случае, не собиралась я топать ногами. В этом храме, стоит лишь произнести какое-нибудь слово чуть громче, чем другие, на вас посмотрят так, как будто у вас на руке повязка со свастикой. В конце концов я заказала чашку чая, жестом подозвав официанта, который каждые пять минут бросал на меня взгляды, болезненные для моего самолюбия. Судя по цене пакетика «Эрл Грей», мне стоило бы лучше сразу купить целую чайную плантацию. Высоким голосом, как бы с высот бельэтажа своего фамильного замка, я попросила записать заказ на счет Брюса Фэйрфилда. Официант и бровью не повел. Но магическое имя вызвало любопытство у толстого китайца (еще один!), который, устроившись на соседнем канапе, читал газету «Саут Чайна морнинг пост». Он дышал с таким же шумом, какой издает паровая машина. При каждом вдохе китайца мне казалось, что он вот-вот лопнет. Он вскочил после моей просьбы, пытаясь завязать со мной разговор. Уже десять минут он смотрел на меня как на экзотическое заморское лакомство. Но о том, чтобы поддаться на его авансы, у меня и мысли не было. Знаю я этих бизнесменов международного класса. В Канзасе они не отличат ковбоя от индейца. В Париже познакомьте их с виконтессой или с официанткой, и для них обе будут просто француженками. Заигрывание китайца уже заранее наводило на меня смертную скуку. Нечего смущаться перед ним. Краткая улыбка, ни слова — и Фу Манчу[2] отступил. К счастью, я была в двух шагах от избавления. Претенциозный маленький официант подошел и сказал, что меня ждут в апартаментах месье Фэйрфилда.

Поднявшись на четвертый этаж, я постучала в дверь, совсем простую дверь с двумя створками, по типу королевского дворца. Не успела Коко Дансени открыть мне, как я сразу поняла, что она тронутая. Я знала о ней по слухам. Это знаменитая пресс-атташе из шоу-бизнеса, стерва первоклассная, злая, как сто чертей. Настоящий бульдог. По крайней мере, по характеру. Внешне она похожа скорее на лохматую собачонку. Со своей чрезмерно искусной прической, с завитками, начесанными вперед, снизу вверх, Коко Дансени выглядит как пудель, да и только. Искренняя подруга посоветовала бы ей просто расчесать волосы. Не представившись, говоря мне «ты» с высот своей должности, она тут же начала давать мне указания. Если в один прекрасный день формулировку «вам следует» отменят, ей останется только все время держать рот закрытым. Итак, я должна была говорить по-английски, все время держать мобильный телефон включенным, не позволять Брюсу пить, записывать имена тех, кому он позвонит, обязательно вернуться к девятнадцати часам, сохранять квитанции, подтверждающие все наши расходы, дать ей полный отчет по возвращении, не говорить с ним о делах… Между зубов у Коко Дансени как будто была зажата сабля, и она говорила, говорила без умолку. Кроме того, она двигалась. Каждые три минуты звонил ее мобильник. Мадам вышагивала по комнате, называя имена Брюса, Диора, Паскаля Негра, Тины Тернер[3]… Собеседница-рабыня должна была зарезервировать столик в «Кристал Рум» на тот же вечер. Какая разница, что обычно они принимают заказы за две недели до посещения. Круэлла[4] требовала столик на двадцать один час. Пытка! Громкими именами и резкими указаниями она расставляла вехи, как собаки метят свою территорию! Наконец она вспомнила о моем присутствии и доверила мне алмазный диск, наказав беречь его. Два часа с Коко Дансени — и я развалюсь на кусочки. Откуда у нее берется столько энергии? Она настолько худа, что буквально просвечивает насквозь. В какой-то момент она спросила у своей ассистентки, не забыла ли та в офисе пакет от Шанель с бюстгальтером. Вопрос мне показался сюрреалистическим. Я видела ее грудь: два комариных укуса. Приняв вид скромницы, я осмелилась спросить:

— Могу ли я задать вам вопрос?

Пресс-атташе выглядела удивленной. У меня есть язык? Я обращаюсь к ней на «вы»? Она просто буркнула: «Ну что?» Мне большего и не надо было.

— Не могли бы вы дать мне стакан воды?

То есть я ее принимала за обслугу. Она даже не поняла этого и пальцем показала на мини-бар под телевизором. Ее вежливость поместилась бы в маленьком конвертике. Мне пришлось самой налить себе воды.