Ребенок от убийцы брата (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна

Все имена и события вымышлены,

любые совпадения случайны.

Глядя на носящегося вокруг меня сына, я улыбнулась, осознавая, что для него наше короткое пребывание в родном городе не оставило тяжелых воспоминаний — он воспринимал всё как новогоднее путешествие: зимние каникулы с походами в кафе, ночёвкой в гостинице и разными экскурсиями. А ещё перелёт на самолёте — это же целое приключение! Я уже предвкушала, как он, не отрываясь ни на минуту, будет смотреть в иллюминатор весь наш обратный рейс — и довольно щуриться. Счастливый.

Это мне было тяжело.

Обычно я ездила в родной город в летние месяцы — у меня не осталось здесь живых родственников, только могилы на кладбище, за которыми следовало ухаживать. Я никогда не брала с собой Ромку — маленькому ребенку нечего делать на кладбище, да и по чести сказать, у меня всегда было так мало денег, что я никогда не осталась здесь больше одного дня: всегда подбирала транспорт таким образом, чтобы приехать рано утром, а уехать — поздно вечером или ночью.

Так выходило и проще, и дешевле.

Но в этом году летом я работала без выходных. Так вышло. Мне предложили путёвку для Ромки в оздоровительный лагерь для глухих детей — место было чудесное, но цены для приезжей матери-одиночки кусались.

А потом ещё хозяйка квартиры, в которой мы жили уже шесть лет, собралась продавать свою однушку. Это было катастрофой. Получалось, мне надо было срочно искать новую жилплощадь в этом же районе, потому что неподалеку от нас находилась специализированная школа для глухих детей, куда уже был записан Ромка.

На моё счастье, когда я поинтересовалась о цене, хозяйка не стала задирать стоимость, пойдя мне на встречу. Благослови Господь её доброе сердце! У меня уже была московская недвижимость — комната в коммуналке, которую я использовала в основном лишь для прописки: иногда у меня получалось сдавать её студентам, но из-за соседей-алкашей, жильцы надолго там не задерживались.

Когда хозяйка нашей квартиры озвучила цену, я, продав с помощью подружки-риелтора свою комнату и, одолжив у всех, кто мне только давал взаймы, наскребла на ипотеку. А потом принялась работать как проклятая, лишь бы поскорее отдать хоть что-то.

Нет, поймите, я не жаловалась — я была счастлива: наконец-то собственное нормальное жильё! Но я дико уставала… конечно, если бы Ромка официально был бы моим, и я получала бы на него какие-то пособия, всё было чуть легче. Да, знаю, это копейки, как сказала консультировавшая меня адвокат, но если долго складывать эти копейки, получится рубль. И, может, мне не пришлось бы этой зимой носить ботинки с лопнувшей подошвой.

Впрочем, какая разница, как промокать в наших зимних лужах — с дыркой в ботинке или без неё: всё равно останешься мокрым.

А я смотрела на носящегося вокруг меня Ромку и улыбалась: зато он счастлив.

И моё сердце пело от любви. Наверное, из меня получилась не такая уж ужасная мать… По правде сказать, я ему и не мать вовсе, а всего лишь тётка, да и то — по не вписанному отцу. Так вышло, что Рома родился спустя почти семь месяцев после смерти его отца.

Это давняя, очень болезненная история.

Биологически, Ромка — сын моего старшего брата и его девушки.

Я не знаю, как долго они встречались, и были ли между ними искренние чувства (Лейсян говорила, что были, но Лейсян также много врала); так вот, когда они начали встречаться, Лейсян была замужем.

Она говорила Виталию, что уже разошлась с мужем, что они готовят развод и раздел имущества, но… Лейсян немного преувеличивала, то есть приуменьшала…

Когда случилась трагедия она сама приехала к нам в город, пришла в дом моих родителей и горько плакала, на коленях вымаливая прощения у моей матери. Именно тогда она и призналась, что «не совсем» ушла от законного супруга.

Рыдая, Лейсян говорила, что продолжала в квартире этого монстра только потому, что жутко боялась его ревности — её законный муж работал в полиции и мог запросто подстроить какое-то происшествие с Виталиком.

— Понимаете? — плакала Лейсян на плече у моей матери. — Я боялась, что Рафаэль подкинет Витале либо наркотики, либо оружие… в полиции это умеют. Да, я поступила подло, когда врала своему любимому о супруге, но я боялась за Виталика, боялась, что эта тварь сделает что-нибудь плохое с Виталей.

Не знаю, чего там боялась Лейсян, но только в одном она оказалась права: её законный муж убил моего брата в драке. Когда застал их вдвоём.

Никому из нашей семьи не стало легче от признаний Лейсян. Но потом… потом она созналась, что беременна от моего брата.

Тогда родители оставили её у себя, окружив «невесту» моего брата всяческой заботой. А я… я именно тогда и повзрослела. Потому что все дела в Москве пришлось мне взять на себя — оформление бумаг, покупку костюма для брата, перевозку его тела в родной город. В Москве цены были аховые, а финансов у нас прочти не имелось: Виталий всего за пару лет до этого переехал в столицу. Брат, отучившись в нашем местном колледже, поехал зарабатывать длинный рубль в нерезиновую, только вот съем жилья, проезд, питание… всё это стоило таких бешенных денег, что брат так особо ничего и не отложил. А я… я к этому моменту была всего лишь студенткой- первокурсницей. Институт у меня был государственный, обучение — бесплатным, но много я могла себе позволить на свою стипендию? Правда, стипендию я получала повышенную — спасибо классной, которая целый одиннадцатый класс пугала нас тем, что мы если и поступим в хорошие ВУЗы, то это ещё не значит, что мы там надолго задержимся — мол, после первой сессии многие «отсеиваются».

Я и в школе была зубрилой — отличницей, а уж в институте… Пропадая все вечера и выходные в библиотеке, я делала всё, лишь бы не вылететь из ВУЗа, лишь бы не опозориться.

А потом сама академ отпуск — когда поняла, что родителям дома совсем плохо.

Наверное, в этом была и моя вина — не сразу поняла, не досмотрела. Я думала, что Лейсян отвлечёт их от горя — в конце концов, она ждала ребенка от Виталика. А я, чтобы не запустить учебу, сразу после похорон брата вернулась в Москву. Лекции, коллоквиумы, рефераты… я звонила домой — подолгу разговаривала с Лейсян, реже — с родителями. Они делали вид, что держатся, что справляются со своим горем.

И лишь когда отец окончательно слёг, мать честно призналась по телефону, что дома удушающая обстановка.

Выбора у меня не было.

Правда, я тоже не успела ничего поправить: мама ещё как-то держалась, в ожидании рождения внука, но когда умер отец, она тоже сломалась. А Лейсян… родив Ромку, она едва ли обращала на него внимания.

Это было ужасное, непонятное время и наше странное, чужеродное соседство в одной квартире: женщина, не способная простить себя за убийство своего любимого и растерянная девочка, не знающая, что делать дальше.

Лейсян не выдержала первая. Она стала всё чаще уходить от Ромки, затем стала пропадать по ночам, потом отлучки стали ещё длиннее. А где-то через месяца три я осталась одна с чужим ребенком на руках.

Совсем одна.

Это сейчас, спустя семь лет, всё кажется не таким уж и сложным, а тогда я пребывала в настоящем ужасе. Что мне делать? Куда бежать? Как обеспечить племянника, если я сама ещё вчерашняя школьница?

Но как-то само собой всё устроилось. Один из институтских профессоров, узнав о моём тяжелом положении, предложил мне работу в компании своего сына — с хорошей зарплатой, а ведь при этом у меня не было ещё никакого законченного образования, только первый курс института — и всё.

Хорошая зарплата была мне очень кстати, но для того, чтобы эту зарплату получать, необходимо было переехать в Москву. Тогда я, обливаясь горючими слезами, решила продать родительскую квартиру. Только вот денег на то, чтобы купить хоть что-то нормальное в Москве не хватило: за тот год, что мы с Лейсян прожили вместе, мы наделали много долгов. Лейсян, будучи беременной, работать не могла — её жутко мутило. После родов она вроде бы где-то временами подрабатывала, но денег мне не давала и ничего в дом не покупала — ни продуктов, ни памперсов, ни даже детского питания для Ромки.