Неправильно для меня (ЛП) - Брэнди Меган

Алек

Десять лет

Моя мама сказала мне, что новая девочка скоро переедет по соседству, и вот она. Я думал, что она будет большой, как я, но это не так. Она маленькая, с грязными коленями, растрепанными волосами и разномастными носками.

Я не знаю ни одной девочки, которая пачкается, не жалуясь на это, но, похоже, ее это нисколько не беспокоит. Я точно могу это сказать, потому что она не перестает улыбаться про себя, даже несмотря на то, что она испортила то, что пытается нарисовать уже три раза. Каждые несколько минут она садится на пятки и смотрит на кривые квадраты, в одной руке ярко-розовый мел, в другой леденцы «Push Pop», а затем начинает все сначала, переходя на новое место на подъездной дорожке.

Она наклоняется, готовясь повторить попытку, и на этот раз я не вижу ее за кустами, поэтому я решаю подойти. Как только я ступаю на цемент, ее голос поражает меня, и мои ноги перестают двигаться. Девочка тихо поет себе под нос. Я никогда не слышал эту песню, но она мне нравится. Её голос — это красивое, мягкое звучание. Звук, от которого мне хочется откинуться на траву и закрыть глаза.

Однажды я услышал, как моя мама назвала леди, танцующую по телевизору, грациозной. Я думаю, что эта девочка такая и есть, грациозная. Я подхожу ближе, и мои ладони начинают потеть. Она снова откидывается назад, смотрит на все квадраты, обращая внимание на каждый, который более кривой, чем предыдущий.

Я хочу исправить их для нее.

Тем не менее, она не расстраивается, а двигается, пробуя снова, все еще напевая милую песенку.

— Привет, — говорю я громко, заставляя ее подпрыгнуть, и она быстро оглядывается через плечо, красная конфета оставляет липкую полосу на ее щеке, когда она это делает.

— Привет! — Хихикает она, вскакивая, а я почему-то стою с замиранием и смотрю на неё.

У неё большие, голубые глаза, как океан, ее улыбка такая же яркая и широкая. Когда она заправляет свои спутанные волосы за ухо, я отвожу взгляд.

— Почему вы въехали сюда посреди ночи? — Спрашиваю я, глядя за ее спину на все пустые коробки на подъездной дорожке.

— Мой папа говорит, что лучшее время, когда темно… — шепчет она, стараясь, чтобы ее тихий голос звучал устрашающе. — Когда никто не может видеть наши тени.

Когда я улыбаюсь, она снова смеется, наклоняя голову глядя на меня. Мое тело начинает нагреваться, возможно, смущаясь, поэтому я опускаю глаза на рисунок, наконец-то видя, что она так старалась сделать:

— Классики?

— Ага. Хочешь поиграть? — Взволнованно спрашивает она, и я снова смотрю на неё.

Она такая … Я не знаю, какая, но мне это нравится. Она начинает жевать губу, и я вспоминаю, что она задала вопрос. И я действительно хочу:

— Да, я хочу поиграть с тобой.

Она улыбается, слегка подпрыгивая, как будто она счастлива, что есть с кем поиграть, как будто она счастлива, что есть я, с кем поиграть. Я наклоняюсь, занимая ее место на земле, и поднимаю синий мел, готовый нарисовать ей лучшую игру в классики, которую она когда-либо видела. Но я черчу только первую линию, когда позади меня раздаются шаги. Я зажмуриваюсь, желая, чтобы он ушел. Я просто хочу еще немного поговорить с ней наедине.

— Эй, что ты делаешь?

Она снова подпрыгивает, и я усмехаюсь, когда она не улыбается ему так же, как улыбалась мне всего несколько минут назад.

— Мы играем в игру, — говорю я ему.

— Ты играешь с ней?

Я хмуро смотрю на него:

— Да, играю.

— Ты никогда не хочешь играть ни с кем из нас.

Он говорит обо всех других детях на нашей улице.

— Ну, теперь я хочу поиграть с ней.

Девочка улыбается, глядя себе под ноги, и я становлюсь немного выше.

— Неважно. — Он пожимает плечами, переводя взгляд с земли на девочку. — Я Роуэн. Как тебя зовут?

Она у краткой посмотрела на меня, как будто хочет представиться мне первой, но снова переводит взгляд на него.

— Оукли.

Мне нравится её имя.

— Сколько тебе лет?

— Восемь.

Нет.

— Потрясающе! Ты будешь в моем классе! — Он улыбается.

И на этот раз она улыбается в ответ.

Я разочарованно смотрю, как он хватает ее за руку и начинает тянуть за собой.

— Пойдем, мои друзья — они тоже будут в твоем классе — играют в пятнашки вон там!

Она смотрит туда, куда он указывает. Сначала Оукли колеблется, ее ноги не двигаются, но с дополнительным рывком он тянет её за собой. Она оглядывается один раз, ее большие голубые глаза теперь плотно прищурены, но затем она убегает с ним, ее рука в руке Роуэна. Я заставляю себя не смотреть на них снова, когда меня охватывает разочарование, которого я никогда не знал и не могу это объяснить.

Сначала она была моим другом.

Двенадцать лет

Она упадет, я это знаю.

Почему она всегда должна заниматься мужскими делами?

Вздохнув, я придвигаюсь ближе, держась достаточно далеко, чтобы не выглядело, будто я слежу за ней, но достаточно близко, на случай, если она, черт возьми, навредит себе. Снова.

На прошлой неделе она подвернула лодыжку, пытаясь спрыгнуть с качелей, а теперь думает, что сможет перелезть через металлический забор… в шлепанцах. Конечно же, она добирается до вершины, и ее сандалия соскальзывает, поэтому я выскакиваю из-под дерева и ловлю ее, прежде чем она окончательно упадет. Она визжит и дергает головой назад, чтобы посмотреть, кто ее поймал, ее глаза расширяются, когда она находит меня.

Я не знаю, почему она притворяется, что не знала, ведь это всегда я.

Когда я опускаю ее на землю, она облокачивается на металл, чтобы убедиться, что крепко стоит на ногах. Затем она падает на траву, ее глаза встречаются со мной, и я свирепо смотрю на неё:

— Почему ты всегда делаешь глупости?

Она упирает руки в бока, как мальчишка.

— Ничего не глупости. Роуэн поспорил, что я не смогу взобраться на него, поэтому я показала ему, что могу.

— Ну, ты этого не сделала, не так ли? Ты чуть не упала. И где Роуэн в таком случае? Я не вижу, чтобы он наблюдал.

Она наклоняет голову и пожимает плечами.

— Стейси и Брэндон начали играть в мультяшные пятнашки, думаю, он с ними.

— Итак, ты пыталась покрасоваться перед мальчиком, которому все равно, и пострадала, делая это. Когда ты перестанешь пытаться понравиться ему?

— Он мой друг, я ему нравлюсь!

— Да, но ты хочешь, чтобы он был твоим парнем, а он нет.

— Нет, точнее не знаю! И я не пострадала.

Когда я указываю на ее ногу, она смотрит вниз, нахмурившись, затем ахает. Она пытается убежать, но морщится и поднимает колено. Кровь капает из пореза на пальцы ноги, из-за чего трудно разглядеть цвет лака на ее ногтях. Ее брови в панике подпрыгивают, и она смотрит на меня, в ее глазах застыли крупные слезы.

Я сразу же начинаю беспокоиться, мне не нравится, когда она плачет. Я делаю шаг вперед, кладу руку ей на щеку, чтобы она не смотрела вниз.

— Перестань.

— Я не могу, что, если…

— Я сказал, остановись. Ты в порядке.

— Просто уходи, — она шмыгает носом, и по какой-то причине у меня начинает болеть грудь.

— Нет, я нужен тебе. Давай пойдем к фонтанчику с водой и смоем ее.

— Но это может быть больно.

Я качаю головой, убирая ее волосы за плечи, и ее глаза бегают по моим.

— Это не больно, я буду осторожен.

— Обещаешь? — Шепчет она, и внезапно все, чего я хочу, это заставить ее чувствовать себя лучше.

— Да. — Сглатываю я. — Я обещаю.

Она секунду колеблется, потом кивает. Когда ее рука скользит мне за спину, чтобы обхватить за талию, мой живот сжимается, как перед катанием на американских горках, и я замираю, глядя на нее сверху вниз. Я ненавижу то, что она всегда заставляет меня чувствовать себя странно. Например, я всегда знаю, когда она рядом, как будто у меня есть шестое чувство или что-то в этом роде. Я подумал, что, может быть, это девчачьи штучки, но это случается только с ней.