Эрика Джонг - Страх полета

Конечно, мы жили на Риверсайд-Драйв, и Брайан не умолкал ни на минуту. Но как бы я ни старалась проникнуться его фантазиями, такое folie a deux[15] обернулось целой неделей ночных кошмаров и кончилось тем, что Брайан лично намеревался быть этим самым Вторым Пришествием. Он был очень великодушен к моим предположениям, что это всего лишь иллюзии, и очень непосредственно душил меня до полусмерти в ответ на мои возражения. И пока я восстанавливала дыхание (стараясь делать это потише, чтобы не мешать его рассказам), он попробовал вылететь из окна и прогуляться по водам озера в Централ-Парке, и в конце концов был отправлен в психушку и посажен на торазин, компазин и стелазин, и что там еще можно измыслить. Я так устала и упала духом, что решила устроить себе лечебный отдых в квартире моих родителей (они казались удивительно нормальными после всех этих выходок Брайана) и пробыла там с месяц. До этого дня я просыпалась в утешительной тишине нашей пустынной квартиры на Ривер Драйв, но не могла представить себе, что я буду способна на слушание своих мыслей в течение четырех лет. Еще я знала, что никогда больше не буду жить с Брайаном, — перестанет он изображать из себя Иисуса Христа или нет.

Избавление от мужа numero uno[16]. Вступление в незнакомую процессию противоположных показателей. Но я знала, что в конце концов последует numero due[17]: надежный солидный психиатр как противоядие от психа, надежный благопристойный секс как противоядие от религиозной горячки Брайана, в которой, по-видимому, не предполагалось, что супруги должны хоть изредка заниматься любовью, молчаливый мужчина как противоядие от назойливого первого; нормальный аристократ как противоядие от сумасшедшего еврея.

Беннет Винг. Появился, словно из мечты. На крыльях, может быть, скажете вы. Высокий, симпатичный, загадочный азиат. Тонкие длинные пальцы, безволосые яйца, красивый изгиб бедра, в постели он выглядит абсолютно неутомимым. А он был к тому же молчаливым, и тогда его молчание звучало музыкой для моих ушей. Откуда я знала, что через несколько лет я буду чувствовать себя как трахнутая Хелен Келлер.

Винг. Мне нравилась фамилия Беннета. И он был непостоянным, переменчивым, как Меркурий. Нет, не было крыльев на его каблуках, но они были на его члене. Он взлетал и скользил, когда ввинчивался в меня. Он делал изумительные погружения и штопоры. Он всегда оставался твердым, навсегда, и он был единственным мужчиной из всех, кого я встречала, который ни разу не выглядел импотентом — даже когда был сердит или устал. Но почему он меня никогда не целовал? И почему он никогда не разговаривал? Я могла кончать, кончать и снова кончать, но каждый мой оргазм был словно сделан изо льда.

Было ли это иначе поначалу? Я думаю, да. Я была ослеплена его сдержанностью так же, как была потрясена услышанным однажды стремительным потоком речи Брайана. Правда, перед Беннетом был еще дирижер, который очень любил свою палочку (но никогда не подтирался), флорентийский волокита (Александро Великий), арабский зять с инцестуальными поползновениями (позднее, позднее), профессор философии (Калифорнийского Университета) — и без счета разнообразных партнеров на одну ночь. Я моталась за дирижером по Европе, следила за ним и платила по счетам, но, в конце концов, он меня бросил, найдя подругу в Париже. Да, я была ранена музыкой, грязью и разнообразием. А молчаливый Беннет — мой исцелитель. Ценитель моего сердца и психоаналитик моего разума. Он трахается в оглушительной тишине. Он слушает. Он хороший аналитик. Он знал все симптомы болезни Брайана до того, как я рассказала ему о них. Он знал, что я буду думать. И, удивительней всего, он предложил мне руку и сердце после того, что я рассказала о себе.

— Лучше найди себе миловидную китаянку, — сказала я. Это не был расизм. Это были капризы по поводу замужества. Всякое постоянство ужасало меня. Даже первый раз, с Брайаном, это меня пугало, и я вышла замуж вопреки моим лучшим суждениям.

— Я не хочу китаянку, — сказал Беннет. — Я хочу тебя.

(Оказалось, что у Беннета никогда в жизни не было китайской девушки. Он все поставил на еврейку. Это была моя судьба.)

— Я счастлива, что ты хочешь меня, — сказала я. Я была ему признательна. Я действительно была признательна.

Зачем я начала играть с Беннетом? Приблизительно к концу третьего года моего замужества. Но почему? Кто в состоянии ответить на этот вопрос?

Вопрос: — Уважаемый доктор Рацбен: почему, когда трахаешься, в какой-то момент возникает ощущение, что готовишь сыр?

Ответ: — По-видимому, вы являетесь фетишистом еды, что, как учит нас психоанализ, является частным случаем оральной фиксации. Вы никогда не обращались за помощью к психоаналитику?

Я закрыла глаза и представила Адриана на месте Беннета. Я поменяла местами Б и А. Мы достигли оргазма — первая я, затем Беннет, затем просто легли на эту ужасную гостиничную кровать. Беннет улыбался. Я была несчастна.

Я была обманщицей! Настоящая измена не могла быть ужаснее этой ночной лжи.

Спать с одним мужчиной, думать в этот миг о другом и держать ложь в тайне — это было намного, гораздо ужаснее, чем трахаться с другим мужчиной на глазах своего мужа. «Какое предательство!» — подумала я. «Всего-навсего фантазия, — вероятно, сказал бы Беннет. — Фантазия, просто фантазия. Любой имеет подобные фантазии. Их нет только у психопатов: у нормальных людей они есть».

Я чувствовала большое уважение к фантазиям. Вы мечтаете, вы строите воздушные замки. Джонсоновы карты и номера, вспышка света, пластиковые члены говорят о сексе много и ничего. Потому что секс в голове. Частота пульса и секреции ничего с этим не поделают. Почему все самые популярные руководства по занятиям сексом — сплошное мошенничество? Потому что они учат людей трахаться в зад, а не в голову.

Что с того, что формально я была «верной» Беннету? Что с того, что я не должна трахаться с другими парнями, раз уж я встретила его? Я была неверна ему по крайней мере десять раз на неделе, в своих мыслях — по крайней мере пять раз я изменяла ему, когда мы трахались.

Возможно, и Беннет хотел бы, чтобы я была кем-то другим. Но это его проблемы. Возможно, девяносто девять процентов людей в мире трахаются с призраками. Вероятно, так. Но это меня не утешало. Я презирала свою склонность ко лжи и презирала себя. Я уже стала изменницей и теперь нужно было преодолеть только мою трусость. Я уже была изменницей и трусом (трусихой?). По крайней мере, если я пересплю с Адрианом, я буду только изменницей (изменником?).