kassyi - БЖД

Бабулькины игрульки

– Женщина она была интеллигентная, но с придурью. Знаете, из таких… В шляпке… В туфельках даже дома… Эээ… – Пожилая сухощавая соседка покрутила руками, пытаясь объяснить Илюше, что имеет в виду. – Все стихи, да мемуары, картиночки-вышивки, игрушечки-кружавчики… Не от мира сего была… Да… Хотя, – всполошилась она, – чего это я? Она же на старости лет совсем одна осталась, мужья померли, дочка погибла, а родни и не было никакой… Не дай бог до таких лет дожить, не дай бог… Но голова у нее ясная была! – с гордостью за покойную добавила Ольга Семеновна. – До самого конца ясная, как у молоденькой!

– Скажите, Ольга Семеновна, а в последние пару-тройку месяцев у Луизы Ионовны не было странных гостей? – Спросил Илюша и уточнил: – Которые бы ее здоровьем интересовались, наличием дальних родственников?

– Гостей? – озадачилась женщина. – Нет, молодой человек, гостей не было. Да и какие гости в ее-то годы! Ведь сто с лишним лет прожила, не шутка. Нынче столько не живут, – невпопад добавила она. – И родни никакой не было, это я точно вам говорю. Все померли, еще лет двадцать назад как померли, и семья, и друзья… Никого не осталось у бедняжки. Она говорила, в аккурат с тех пор начала игрушки собирать, чтобы занять себя чем-нибудь. Так и собирала… Когда меня нанимала ей по дому помогать, так уже вся квартира была в этих игрульках. Я как увидела – аж ошалела, ну, думаю, тут замаешься пыль вытирать… – переключилась на напевно-повествовательный тон Ольга Семеновна. – Но ничего, потихонечку-полегонечку, привыкла, это ведь не каждый день…

Перспективное направление расследования зашло в тупик. Из всех адресов, которые выдал Илюше дядя Мотя, только здесь, в огромной квартире на Васильевском острове, скончалась несколько недель назад пожилая одинокая бабуля. Илюша, почувствовавший азарт поиска, достучался до соседки, которая обихаживала умершую Луизу Ионовну Зубову в течение пятнадцати примерно лет. И вот – пустышка. Если бы к бабушке кто-нибудь приходил, Ольга Семеновна знала бы об этом. Подозревать в нехорошем саму Ольгу Семеновну было глупо: к чему ждать и пятнадцать лет терпеть капризы полуслепой болезной бабушки? Будь у соседки желание, она бы давно изыскала возможности захапать чужую квартиру. Но Илюша проверил, воспользовавшись связями отца: договоров пожизненной ренты Зубова не подписывала. Не было и завещания. Не было и дарственной. Вообще никаких документов.

– … ну и коробки с тряпьем и бумажками я успела на свалку вынести да сжечь, как она велела, чтоб, значит, никто чужой в ее жизни не копался. А потом-то дверь опечатали, так и нет тут никого, – донеслись до Илюши заключительные слова соседки. – Игрульки, небось, уже пылью, как мохом, заросли… Куда их теперь? Если только в музей, как та фифочка предложила, так это пока она договорится, пока новые хозяева поселятся…

– Что за «фифочка»? – встрепенулся Илюша, усыпленный певучим рассказом соседки.

– Так такая, – развела руками Ольга Семеновна. – Чумовая… Приходила днями, когда тут? Еще до того, как Параша в тайге Ванечку спасла, значит, до трехсотой серии… В среду, точно, в среду на той неделе! Забыла, как ее… На «вэ»… Волосы синие-фиолетовые, вся в кольцах-браслетах, гремит-звенит, накрашена, ногти черные… Жуть! А сама-то уже не молоденькая… Про Луизу Ионовну все спрашивала, вот вроде вас, когда померла, да есть ли родственники, да какая у нее была девичья фамилия… Игрульками очень заинтересовалась, я, говорит, искусствовед, могу коллекцию в музей определить…

– Имя помните? – перебил он бесконечный монолог. – А говорите, не было непонятных гостей! – не выдержав, укорил он соседку.

– Так, молодой человек, – лязгнул металлом голос Ольги Семеновны, – я хоть и не такая резвая, как некоторые, но в маразм еще не впала! Женщина эта приходила уже после смерти Луизы Ионовны, а не до, как вы спрашивали!

– Извините, – Илюша залился краской до самых корней волос. – Но все равно, вы имя ее помните? Мало ли что, мне проверить надо…

– Имя… Погодите молодой человек, имя, – забормотала себе под нос соседка. – А! Она же мне визитку свою оставила, если, говорит, что вспомните – позвоните, пожалуйста, и про игрульки звоните, в музей их надо… Сейчас-сейчас…

Ольга Семеновна скрылась в квартире и вернулась с профессионально сделанной визитной карточкой. На ней значилось: «Валерия Евгеньевна Жерехович, искусствовед, практикующая ведьма пятого уровня». Два электронных адреса, телефоны – мобильный и городской, номер «аськи», страницы в соцсетях… Ничего особенного.

Тупик, окончательно уверился Илюша. Полный тупик. Но данные с визитки на всякий случай переписал. Уже попрощавшись с Ольгой Семеновной, он вдруг неожиданно для самого себя спросил:

– А какая у Луизы Ионовны была девичья фамилия?

– Да что ж вы все, сговорились что ли! – всплеснула руками соседка. – Не помню я! Вроде, Ковалевская… Или нет. Кувалецкая? Вот ты память… Как-то на геометрию похоже… А! Кубаревская! Точно, Кубаревская!

Уверенные, сильные и вместе с тем удивительно нежные руки обвились вокруг моих плеч. Горячий рот коснулся ямочки за ухом. Меня бросило в жар. «Я уже здесь», – еле слышно пропел лукавый голос. Тихий шепот ласкал мою шею. Он то отступал, то приближался, заигрывал и проказничал, спускаясь все ниже и ниже. Жар сменился сладостным неукротимым ознобом, я закусила губу и закрыла глаза. Его руки властно, по-хозяйски развернули меня, так что я оказалась лицом к лицу со своим великолепным любовником. «Я здесь», – повторил он и прижал меня к себе. Я уже изнемогала… Судорожно вздохнув, я прижалась к нему еще теснее, запрокинула голову… и со всей дури треснулась затылком об пол.

Кошки с недовольным мявом бросились врассыпную. Тяжело дыша, я затрясла ушибленной черепушкой. Диван со вздыбленным постельным бельем, шкаф и рабочий стол медленно, но верно останавливали свою тошнотворную карусель. Ох… Опять. Опять эти сны… Вернее, если быть точной, один и тот же сон, но в разных вариациях. Кряхтя, как старуха, и цепляясь за мебель, я поднялась с пола. Футболка и пижамные штаны были насквозь мокрыми от пота, по спине до сих пор текла щекотная капля, в ушах гудело. Я чувствовала себя совершенно обессиленной, как будто и вправду только что сошла с ложа любви, если выражаться высоким стилем, или, если быть попроще и посовременнее, вдоволь натрахалась.

Да что ж такое-то?! Подобные сны пристало смотреть томным и томимым гормонами юным девам, но уж никак не взрослой тетеньке, которая, к тому же, как вы помните, не получает удовольствия от секса. По крайней мере, до настоящего момента не получала. По крайней мере, того удовольствия, о котором со всеми придуманными глупейшими подробностями пишут в дамских романах. Собственно, для того и пишут, чтобы измочаленные ежедневным бытом тетеньки средних лет верили в сказку, разглядывая из-под своего пыхтящего дяденьки трещины на потолке и попутно размышляя, где бы раздобыть денег на нормальный ремонт и школьную форму для подросшего ребенка. Ну, вы поняли.

Только не думайте, что мое прохладное отношение к сексу как процессу делает меня синим чулком. Да оглянитесь: таких «чулков» вокруг – пруд пруди, но кому охота признаваться? Как те пингвины, машем и улыбаемся, улыбаемся и машем. Ведь семья, дети, иномарка в кредит, квартира в ипотеку и «мужик-то он хороший, и меня любит, в будущем году детей бабушкам сдадим, в Испанию поедем, вот там-то и»… Вот там-то испанские трещины на потолке и поразглядываем.

Конечно, не у всех так. Но у многих. А мне просто в какой-то момент стало лень прикидываться и имитировать оргазмы. Да и незачем было. Большой бескорыстной любви в пору туманной юности у меня как-то не случилось. А большой корыстный интерес к обустроенной семейной жизни весь достался на долю сестры. Тем не менее, с, так сказать, механикой и внутренней логикой процесса я знакома не понаслышке, бывали у меня забавные приключения. Но ни разу в реальности я не испытывала даже слабого подобия тех ощущений и эмоций, которые одолевали меня в откровенно эротических грезах.

Эти сны, становившиеся все реальнее и ярче, исподволь и незаметно начались недели три назад. Сначала я, полностью поглощенная изготовлением куклы, даже не обратила внимания на их содержание и лишь слегка порадовалась тому, что стала запоминать свои ночные видения. Кукла отбирала все время и силы, отправив меня в очередной глубокий «запой». Я все-таки сумела прыгнуть выше головы и подчинить себе неподатливый образ. Разрозненный ворох впечатлений и озарений сложился в удивительную и прекрасную мозаику. Работа спорилась.