Розамунда Пилчер - Под знаком Близнецов

— Нет. Я одна. А у тебя?

— Я тоже одна. Папа женился недавно. Ее зовут Марсия, и она замечательная, но уже далеко не девочка.

— Как выглядит твой отец?

— Высокий. Очень добрый. Эрудированный. Носит очки в роговой оправе. Немного рассеянный. Он необыкновенно… — Флора пыталась найти яркое слово, которое бы описало ее отца, но ничего не приходило в голову, — обаятельный, — закончила она фразу и добавила: — И еще он очень честный. Вот почему все это показалось мне таким странным.

— Ты хочешь сказать, что он никогда не пытался запудрить тебе мозги?

Слова сестры слегка шокировали Флору.

— Я не могу представить, чтобы он скрывал правду или лгал.

— Как интересно, — задумчиво сказала Роза. Она затушила окурок в пепельнице. — Моя мать мастерица скрывать правду и даже лгать. Но она тоже обаятельная. Когда хочет.

Флора невольно улыбнулась, потому что описание Розы в точности совпадало с тем образом, который сложился у нее.

— Она красивая?

— Очень стройная и молодо выглядит. Не красавица, хотя все считают ее такой. Она умеет держаться нужным образом.

— Она… она сейчас в Лондоне?

«Если она здесь и нам придется встретиться, что я ей скажу?» — думала Флора.

— Нет, она в Нью-Йорке. Вообще-то мы все были там, путешествовали, и я прилетела сюда на днях. Мама хотела, чтобы я осталась там, но мне пришлось вернуться в Лондон, потому что… — Роза не договорила. Взгляд скользнул вниз, она начала рыться в сумке в поисках еще одной сигареты и зажигалки. — По разным причинам, — небрежно закончила она фразу.

Флора ждала, что последуют какие-то объяснения, но в этот момент вернулся Пьетро, неся шампанское и три бокала. Он церемонно откупорил бутылку и наполнил бокалы, не пролив ни капли. Потом вытер бутылку накрахмаленной салфеткой и поднял свой бокал.

— За воссоединение. За сестер, нашедших друг друга. Я думаю, это промысл Божий.

— Спасибо, — сказала Флора.

— Желаю счастья, — откликнулась Роза.

Пьетро снова исчез с повлажневшими глазами, оставив шампанское сестрам.

— Пожалуй, мы опьянеем, — сказала Роза, — но ничего страшного. На чем мы остановились?

— Ты говорила, что вернулась в Лондон из Штатов.

— Ах, да. А теперь собираюсь в Грецию. Может быть, завтра или послезавтра. Я еще не решила.

Это звучало так увлекательно: жить — как нравится, путешествовать.

— Где ты остановилась? — спросила Флора, ожидая услышать название дорогого отеля, вроде «Коннот» или «Ритц». Но оказалось, что работа Гарри Шустера подразумевает наличие квартиры в Лондоне, а также в Париже, Франкфурте и Риме. Лондонская квартира находилась на Кадоган-корт.

— Это буквально за углом, — небрежно сказала Роза. — Когда мне хочется есть, я прихожу сюда пешком. А ты?

— Ты имеешь в виду, где я живу? Пока нигде. Я ведь говорила тебе, что только сегодня приехала из Корнуолла. Собиралась остановиться у подруги, но ничего не получилось, так что придется искать квартиру. Работу тоже надо искать.

— А сегодня где ты собираешься ночевать?

Флора рассказала о «Шелбурне», о чемоданах, оставленных в вестибюле, пальмах в кадках и удушающей атмосфере.

— Я забыла, насколько там тоскливо. Но ничего, это всего на одну ночь.

В глазах Розы появилась холодная задумчивость. «Неужели я тоже могу так смотреть?» — подумала Флора. В сознании всплыло слово «расчетливо», но было поспешно прихлопнуто.

— Тебе незачем туда возвращаться, — сказала Роза. — Мы сейчас поужинаем, потом возьмем такси, заберем твои вещи и вернемся в квартиру Гарри. Ты сможешь там остаться, места хватит. И потом, если я улечу завтра в Грецию, мы не увидимся, а нам о стольном надо поговорить. У нас будет целая ночь. И вообще, ты можешь остаться в квартире и после моего отъезда. Пока не найдешь другое жилье.

— Но… — Флора поймала себя на том, что ищет возражения против этого заманчивого плана. — Если кто-нибудь будет против?

— А кто будет против? С портье я договорюсь. Гарри никогда ничего не запрещает мне. Что касается мамы… — Роза неожиданно рассмеялась. — Что бы она сказала, если бы увидела нас сейчас? Встретились, подружились. А твой отец, как ты думаешь, что бы сказал он?

Флора смутилась.

— Представить не могу.

— Ты расскажешь ему, что мы нашли друг друга?

— Не знаю. Возможно. Когда-нибудь.

— Жестоко, правда? — неожиданно задумчиво проговорила Роза. — Разделить близняшек. Это же половинки целого. Разделять их все равно что резать целое пополам.

— В таком случае они правильно сделали, что разделили нас еще в младенческом возрасте.

Роза прищурила глаза.

— Интересно, почему мама выбрала меня, а отец — тебя?

— Наверное, монету бросили, — небрежно сказала Флора.

Думать на эту тему было невыносимо.

— А если бы монета упала на другую сторону, изменилось бы что-нибудь?

— Несомненно изменилось бы.

Флора вспомнила свой дом в Корнуолле, пылающий камин зимним вечером, смолистый запах горящего дерева. Она вспомнила, как приходит ранняя весна, как пляшут солнечные зайчики на глади моря летом. Вспомнила графин с красным вином на деревянном столе и успокаивающие звуки бетховенской «Пасторали» со старой пластинки. А теперь этот дом согрет еще и любовью Марсии.

— Ты бы хотела, чтобы все было по-другому?

Флора улыбнулась.

— Нет.

Роза дотянулась до пепельницы и погасила сигарету.

— И я тоже, — сказала она. — Ничего не хотела бы менять.

Наступила пятница. После дождливого и пасмурного утра солнце наконец-то пробилось сквозь тучи, небо расчистилось, и Эдинбург засиял в ярком осеннем свете. На севере, за глубокой синевой залива Ферт-оф-Форт, виднелись холмы Файфа, безмятежно спокойные на фоне бледно-голубого неба. На противоположной стороне Принсесс-стрит клумбы пылали георгинами, за железной дорогой простирались вверх утесы, а над замком, казавшимся театральной декорацией, развевался флаг.

Энтони Армстронг вышел из офиса на Шарлот-сквер и замер, пораженный окружающей красотой. Чтобы уйти пораньше, пришлось перенести все дела на первую половину дня. Он не обедал и уж тем более не смотрел в окно, считая, что весь день будет таким же хмурым, как и утро.

Вообще-то, ему следовало поспешить, поскорее забрать свою машину и ехать в аэропорт, чтобы успеть на лондонский самолет и разыскать Розу. Но он стоял, завороженный неожиданным сиянием солнечного света, отражающегося в мокрых тротуарах, блеском медных листьев на деревьях в сквере и особенным запахом. Это был осенний запах — торфа, вереска и горных лугов. Его принес свежий ветер с холмов, не таких уж далеких. Стоя на тротуаре, с накинутым на плечи плащом и дорожной сумкой в руке, Энтони глубоко втягивал воздух, который напоминал ему о Фернриге и о Таппи. Это успокаивало. Помогало расслабиться и перестать волноваться.