Влюбленные антиподы (СИ) - Горышина Ольга

— Как я могу вам помочь?

Боже, это спросила Кузьму не я! Вопрос был задан на чистейшем английском языке, и я нервно обернулась к окну.

— Заткнись, сука, и не мешай мне вести машину! — Кузьма ответил по-русски еще до того, как я поняла, что это заговорил бортовой компьютер.

Если уши мои уже сворачивались в трубочку от забористой брани Кузьмы, то глаза расширились от узкого туннеля, оставленного машинами для проезда. Я почти выкрикнула имя Кузьмы, когда зеркало с моей стороны прошло вровень с зеркалом другой машины. Наконец, он включил поворотник, и я выдохнула.

На дороге, с одной полосой туда и с одной обратно, не было ни одной машины, и Кузьма притормозить лишь для вида. Машины мы догнали только на светофоре, который тут же переключился на зелёный свет. Кузьма молчал, напряженно глядя вперед. О чем он думал, не хотелось даже гадать. И я смолчала, даже когда духота в черном салоне сменилась ледяным холодом кондиционера. Или я холодела от дороги, которая петляла туда-сюда, скрывая за крутыми поворотами впереди идущие машины, а потом вовсе испугалась, когда закончились дома, и с одной стороны выросли скалы, а с другой появился обрыв, под которым плескалось аквамариновое море.

— Смотри на море! — неожиданно заговорил Кузьма, и я повернула к нему голову так быстро, точно он схватил меня словами за подбородок. — Больше ты его не увидишь…

Что? Что это такое…

— Слано в заливе, как и все остальные деревни.

Я выдохнула… Хотя чего я собственно испугалась? Просто нервы обнажены, просто дорога вымотала, просто мне не нравится этот парень. Вот не нравится и все тут! Впрочем, он брат своей сестры, чего я хотела?!

— Красиво! — кивнула я и отвернулась к… скале, потом уставилась перед собой, но стало как-то страшно, и я снова взглянула на море… и… на мост.

Белый, чем-то напоминающий наш вантовый, только меньше… или мне так только показалось, потому что я обрадовалась появившемуся ограничению скорости в шестьдесят километров в час. Но радоваться было рано — за мостом нас ждали крутые виражи, и я металась взглядом от знаков на дороге к красному кружку, загоравшемуся на приборной доске под рулем. Экран навигатора показывал ландшафт.

— Что за жопа у них здесь со знаками! — Кузьма ударил по тормозам, и я впервые с ним согласилась. — Новые поставили, старые не убрали?

И то верно, я же собственными глазами видела только что две циферки в красном кружке: семь и нолик, а за поворотом нас ждали пятьдесят и…

— Не знаю, может эта дебильная машина и права, но я никакие девяносто здесь не поеду…

— Какие девяносто?! — чуть ли не подпрыгнула я в кресле.

Те самые, которые высветились на приборной доске рядом с семидесятью девятью, которые ехал Кузьма. У нас сидели на хвосте несколько машин, нас обгоняли по встречке на такой скорости, что у меня сердце падало в пятки. Дорога узкая — мне все казалось, что мы скребем правым зеркалом скалу.

— Наверное, у них девяносто максимально разрешённая скорость, а эти участки без ограничений, вот эта коза и предлагает мне гнать… Но это же камикадзе, блин…

— Не езжай быстро, пожалуйста…

Я чуть ли не молила его, сложив под грудью руки. Мне было страшно и абсолютно плевать на голубые воды Адриатики… Господи, зачем он взял машину! Ехали бы на автобусе. Хотя вот он, автобус, не совсем вписался в поворот и загреб задним колесом чужую линию…

— Фу… пусть матерят теперь автобус. Я поеду на его скорости…

Но, увы, автобус ушел на развилке в сторону, и Кузьма снова погнал, и снова его обгоняли по встречке и…

— О, господи…

Кузьма испугался сильнее меня, раз позабыл русский мат. На повороте на нас со встречки вылетела полицейская машина, и Кузьма еле успел вжаться в скалу. А полицейский, все на тех же, кажется, ста километрах, помчался дальше.

— Здесь кто-нибудь башкой думает…

Только Мерседес, который то и дело автоматически притормаживал!

— Да задолбало! Как эту херню отключить?!

— Не надо ничего отключать! — говорила я на автомате, совсем не понимая, что происходит с машиной.

— Я держу линию. Я не лезу на встречку. У нее же должна быть погрешность дороги. Убил бы того, кто писал ей программу…

— Нам еще далеко?

Как бы мне хотелось услышать, что близко.

— Понятия не имею.

— Но ты же куда-то едешь…

Мое сердце, кажется, так и не вылезет из пяток.

— В Слано. Знаки говорят, еще двадцать километров, а там… Лучше тебе не знать. Расслабься. Ты же пассажир. А пассажир должен доверять водителю.

Да? Доверять ему? А с какой стати?

Добро пожаловать в Слано — я выхватила знак на скорости и уже через секунду не могла сказать, на каком языке прочитала надпись.

Кузьма озадачил меня новым условием к старой задачке — как в новом месте найти новый дом, которому хорватское государство еще не присвоило имя и не отвело на карте законное место.

— Поворот в центр города, вот он. Скоро будет развилке справа, — говорил Кузьма, напряженно сжимая руль и поглядывая в зеркало заднего вида на хвост из машин. — Потом крутой поворот и широкая обочина справа, куда нам надо съехать, а напротив должен быть рекламный щит…

Я почти перестала дышать и глотала ругательства, которым Кузьма успел меня научить. Поскорей бы доехать, поскорей бы… Он точно сумасшедший. Точно!

Мы ехали не меньше шестидесяти, раздражая других участников движения включённым правым поворотником. И вдруг Кузьма вдарил по тормозам и крутанул руль вправо.

— Просил же следить за дорогой! — тут же заорал он на меня.

— Прости, — прошептала я под скрежет гравия под колесами Мерседеса.

Кузьма смотрел не на меня, а на экран с картинкой с задней камеры. За нами мелькали машины одна за другой, и Кузьма ждал, когда поток наконец иссякнет и можно будет сдать назад, чтобы встать мордой в сторону дома, черепичная крыша которого виднелась над кустарниками. Перед нами лежала узенькая дорожка из крупного серого гравия.

— Твою ж мать… — протянул Кузьма, и я кивнула в знак согласия.

Камни скрипели под колесами, которые вертелись еле-еле. Машина двигалась не быстрее пяти километров в час, и все равно камни стучали по днищу. Огромный по моим скромным понятиям двухэтажный дом одиноко белел на фоне гор. Море осталось у нас за спиной, и в его наличие верилось теперь как-то уж с очень большим трудом.

Кузьма затормозил перед белой калиткой и щелкнул кнопкой на конце рычага — раз, и машина смолкла, перед этим недовольно фыркнув. Или это фыркнул уже сам Кузьма…

— Спасибо, — выдохнула я.

— За что?

Кузьма уже отстегнулся и потому повернулся ко мне всем корпусом. В машине с выключенным кондиционером вдруг, так быстро, сделалось нечем дышать. Блииин…

— Ну… — меня совершенно не устраивал скрип, звучащий в голосе, но я ничего не могла с ним поделать. — Спасибо, что довез…

— За это скажешь спасибо, когда вернёмся в Питер.

— А сейчас за что тогда его надо говорить?

Но Кузьма ничего не ответил и открыл дверь, бросив короткое "пошли".

Я с трудом разогнула ноги. Колени дрожали, видимо, от пережитого на горном серпантине страха. Под тяжёлой поступью Кузьмы камни скрипели еще громче, чем под колесами машины. Я, впрочем, тоже не порхала, как бабочка. Мы обогнули заборчик и вошли во двор со стороны лестницы, спускавшейся вниз, наверное, к гаражу. Над головой с деревянной решётки свешивался виноград, мелкий, и скорее всего пока зелёный не только по цвету. Двор уходил вниз, и у каменной стены были сложены из камня скамьи, на которых лежали подушки. Кузьма приподнял третью по счету и взял связку ключей. Во как просто у них все в Хорватии!

Перебрав все ключи, Кузьма нашел подходящий и предложил мне войти в дом первой. Светлый пол, белые стены и двери, белые шкафчики на кухне, и мы совершенно не белые, хоть и без загара.

— Забыл телефон в машине. Я сейчас…

Он ушел, а я сразу разулась и аккуратно поставила кроссовки за дверь к пылесосу. Затем огляделась: в углу под телевизором стояла разобранная гладильная доска. А на деревянном столе на чеканном подносе высились бокалы с рюмками, охранявшими два закупоренных фанфурика — если мыслить логически, наверное, с домашней выпивкой.