Читай по губам (ЛП) - Баннер Дэрил

Моя кожа касается его кожи.

Я чувствую плотные, твердые мышцы его руки. Они настолько твердые, как я и ожидала, даже немного более твердые. Я не смею смотреть в его сторону. Мое сердце бьется так быстро. Интересно, чувствует ли он мой пульс через кожу наших соприкасающихся предплечий.

Дик продолжает. Что-то о ламповых домиках и эллипсоидных отражателях прожектора. А мои мысли только о том, что бы делала, если бы застряла в комнате наедине с Клейтоном.

Он сантиметров на пятнадцать выше меня, может, даже больше. Это идеальный рост для меня, чтобы я могла положить свою голову на его большое мускулистое плечо… просто наклонив голову. Совсем немного, чуть-чуть.

Я настолько близко к нему, что начинаю потеть.

Затем толпа начинает двигаться, и Клейтон вместе с ними. Спустя полсекунды отчаяния я следую за ними в другой конец сцены, где Дик начинает объяснять, как пользоваться системой направляющего кронштейна — всеми теми веревками вдоль стены, которые соединяются с различными штуками, висящими высоко над нами.

С горечью понимаю, что сейчас между мной и Клейтоном стоит человек. Магия упущена. Угрюмо смотрю на профессора и осознаю, что не могу даже сконцентрироваться на том, что он говорит. Каждое его слово остается для меня неуслышанным.

— Система противовесов опасна. Это не игрушка. Научитесь правильно ее использовать. Хотите, продемонстрируем вам? — спрашивает Дик, махнув рукой.

Похоже, он подал сигнал Клейтону, который прорезает толпу и останавливается около веревок. Я снова чувствую себя живой — простое наблюдение за тем, как движется его тело, гипнотизирует меня. Без инструкций он точно знает, что делать, дергая рычаг своими большими руками… Теми большими руками, которые, кажется, занимаются любовью со всем, к чему прикасаются. Затем он поворачивает что-то еще и сжимает веревку, его пальцы обхватывают ее так, как обнимают любовника. Он делает сильный рывок веревкой, на его руках вздуваются вены, и что-то происходит позади меня.

Весь класс разворачивается, чтобы посмотреть на это, а я остаюсь по-прежнему сосредоточенной на самом красивом парне в мире.

Руками он все также крепко держит веревку, опускает взгляд и ловит мой.

У меня перехватывает дыхание. Ощущаю какой-то страх… или волнение. Но сейчас я не вижу разницы между ними.

И его взгляд меняется. Незначительно, но я все равно замечаю. Он узнает меня, чувствую, как мое сердцебиение ускоряется. Тем не менее, не отвожу взгляд.

Профессор, должно быть, сказал что-то, потому что все двигаются к двум длинным рейкам, которые являются стальными трубами, на которых висят занавес или осветительные приборы, и сейчас опущены. Я, наконец, заставляю себя обратить внимание на Дика.

Это внимание недолговечно. Спустя мгновение Клейтон отходит от веревок и снова оказывается рядом со мной. У меня не будет перерыва, не так ли? Не то чтобы я хотела этого. Никогда в своей жизни я не была так взволнована. Нахожусь в агонии, стоя рядом с ним. Чувствую пульс на своей шее. Едва могу ровно дышать.

Его рука прикасается к моей.

Абсолютная. Гребаная. Агония.

— Освещение создает атмосферу, оно превращает бесплотную сцену в заснеженные Альпы, вестибюль отеля или кишечник кита. Освещение дает жизнь актерам на сцене, — говорит наш вдохновленный профессор. — Без света мы все кучка никчемных говнюков в темноте, не правда ли?

Клейтон глубоко вздыхает. И только в этом вздохе я слышу глубину его голоса. В этом есть что-то настолько интимное, как будто уже знаю его, хотя ни один из нас не обронил ни слова. Потом он выдыхает, и этот выдох щекочет мою руку и посылает дрожь по телу.

Прямо сейчас я один из одержимых сталкеров.

— На сегодня всё, мои маленькие обезьянки. Я оставлю лист регистрации у подножия сцены. Запишитесь на любую смену, которую хотите, и это будет ваша смена каждую неделю до конца семестра. Смены начинаются на следующей неделе. Есть много вариантов для совмещения всех графиков занятий, поэтому, если ваша плаксивая задница нуждается в особом отношении, подойдите ко мне, и мы что-нибудь придумаем.

На этом все разбегаются, а Клейтон уходит от меня. Я привыкла к его теплу и чувствую такую сильную потребность в нем, что почти теряю сознание.

Спускаюсь по ступеням и подхожу к списку регистрации. Некоторые парни говорят между собой или советуются с кем-то по телефону, чтобы не возникали казусы с остальными занятиями. Когда подходит моя очередь, я рассматриваю возможные варианты. Удивительно, но пять из шести смен не пересекаются с моими занятиями. Есть смена по понедельникам, на которую я могу ходить после класса по актерскому мастерству, смена по вторникам между занятиями вокала и хореографии, а также в пятницу утром, в субботу днем и в среду поздно вечером. Я могу выбрать любую, какую захочу. Вообще любую.

И все-таки именно в вечернюю смену по средам я вижу единственное имя, которое имеет значение. Оно написано прямо вверху списка. Клейтон Уоттс.

В списке есть еще два имени на это время. Кажется, это самая непопулярная смена. И, движимая каким-то безумием, я подношу свою ручку к листу регистрации на вечернюю смену в среду и добавляю свое имя — Деззи Лебо.

Я смотрю вверх и вижу, что Клейтон уходит. Лишь долю секунды смотрю на его задницу, прежде чем он исчезает за кулисами. Как ни странно, я чувствую небольшое облегчение от его ухода. Чертовски тяжело находиться рядом с ним. Моей нервной системе сегодня пришлось изрядно поработать.

Когда я возвращаюсь в общежитие, облегчение превращается в пустоту. Это так странно — жить, не осознавая, насколько ты одинок. Ты убеждаешь себя, что твое сердце наполнено всеми твоими интересами, увлечениями и страстями. Ты наполняешь себя пустыми заверениями. Ты привыкаешь к рутине работы над собой, утешению себя и улыбке в течение всего дня.

Нужен всего лишь один сексуальный парень, чтобы разгадать все эти слабые усилия над собой, напоминая, насколько ты не удовлетворена собой.

Я одинока. Я была одна в течение многих лет. Встречалась с некоторыми парнями в Нью-Йорке, но ни один из них не хотел остаться рядом со мной. Один из них жил в кишащей крысами квартире в Квинсе. У другого была девушка в Нью-Джерси, которую он пытался скрыть от меня. Третий целыми днями играл в видеоигры и жил в подвале дома своего старшего брата. Каждый из них оставлял меня с чувством еще большего одиночества, чем раньше. Моя история свиданий — это, само собой разумеется, поток мутной воды.

Уже после того, как село солнце, я стучу в дверь Виктории.

— Деззи! — кричит она, бусинки, которые висят на ее шкафу, стучат друг о друга. — Я нашла идеальный монолог для тебя!

Ночь превращается в обмен монологической практики и конструктивной критики, Виктория бросает на меня множество странных взглядов, а иногда вежливо поправляет. Если ей и есть, что сказать о моих актерских способностях, она любезно избавляет меня от своих комментариев. Ее соседка, бледная как смерть девушка по имени Лиэнн, сидит на своей кровати в коконе простыней и учебников, что-то печатая на своем ноутбуке и делая вид, что нас не существует. Мы оказываем ей такую же любезность.

Когда я собираюсь уходить, ссылаясь на утренний урок хореографии, Виктория улыбается мне и говорит:

— Ты будешь идеальной миссис Гиббс, которая дополнит мою роль Эмили. У тебя абсолютно все получится! Не могу дождаться!

Вернувшись в свою комнату, я застаю Сэм, сидящую за столом и печатающую что-то в своем древнем ноутбуке. Она одета в ту же одежду, что и в день приезда, что одновременно выбивает меня из колеи и разбивает сердце.

Мы обмениваемся приветствиями, прежде чем я запираюсь в ванной и наслаждаюсь собственным отражением.

Я внимательно изучаю свое лицо, потому что всякий раз, когда моргаю, вижу только его.

Деззи

Я стою у двери в репетиционный зал, сжимая в руках свое явно приукрашенное резюме. Каждая строка драматического монолога, на репетицию которого я потратила весь вечер среды и четверга, повторяется в моей голове снова и снова, как золотая рыбка, плавающая в аквариуме по кругу. Я могу слышать даже всплески воды, когда она нарезает круги в моем мозгу.