Бумажный зáмок (СИ) - "Mut-Em-Enet"

Выхожу, на ходу тру волосы полотенцем, и так высохнут, буду еще время тратить. Одеваюсь в чистое, гляжу на часы — пол девятого вечера, ну в самый раз развеять свои печали… Ах, грусть-печаль.

Сразу вспоминаю о своей птичке… Ого, она уже моей стала…. Ну хоть помечтать можно? И что это сероглазый воробушек делал в нашем захудалом районе? Странное место для свидания с хлыщами в дорогих пиджаках. Ладно, потом в этом разберусь. Жаль, не рассмотрел ее лицо, когда покидал ту дурацкую кафешку. Явно на ее хорошеньком личике была недовольная гримаска. Да что мне до ее гримас? Так точно и ей до меня… Если бы не стечение дурацких обстоятельств она никогда б и в мою сторону не глянула.

Придумал мне нужно выпить и миньет. Может так хоть полегчает немного, а то слишком меня эта девчонка завела.

Спускаюсь и иду по знакомым закоулкам: мне кажется, я знаю дорогу из «У Педди» домой и обратно как свои пять пальцев, наверное, на ощупь каждую выбоинку на асфальте, могу мертвецки пьяный передвигаться по этому маршруту, так городской трамвай.

Захожу в любимый гадюшник и что вижу…

Уже в которые раз за эти сутки… Птичка… Только что она тут делает?

Она меня не видит: сидит и чирикает с какой-то девчонкой. Это что еще за фигня такая, ей же нет двадцати одного!!!

Потом замечаю, что возле нее стоит бутылка Колы… Значит не пьет, вот подружка ее, смотрю, только набирает обороты. Заказываю свое драгоценное «как всегда». Сажусь за барную стойку и только издалека наблюдаю за птичкой. Благо освещение настолько тусклое, что мне удаётся оставаться незамеченным.

Видела б тебя мама! Сидит тут в жуткой ирландской дыре с Колой… Прям сюр какой-то. Птичка чем-то взволнована, активно жестикулирует. Волосы распущены и падают на хрупкие плечи.

А подружка заказывает себе очередную порцию мартини. Но Шеймус, здешний мрачный бармен, вроде не замечает ее. Тогда уже неплохо поддатая девушка направляется прямо к стойке и садиться рядом со мной.

А ничего такая! Смазливая.

Она машет перед носом Шеймуса водительскими правами. Они явно фальшивые, но тот все-таки делает ей мартини. Потом птичкина подружка смотрит на меня взглядом Вавилонской блудницы и потом восклицает:

— А я Вас знаю! — язык у нее заплетается, — Вы тот писатель — автор «Внутреннего огня».

Да ты-то, и еще почитательница моего таланта?!

Говорил же Маше, что не надо моё фото на книгах печатать. Нет же, заставила пойти на фотосессию, и та еще и улыбаться.

И тут совершенно случайно меня в барах начинают узнавать пьяные девицы.

— А можно Ваш автограф, Вы же живой классик, мы Вас в колледже проходили.

Дожился… Живой классик… Не такой уж и живой и до классика явно не дотягиваю.

— Я не даю автографы, — пытаюсь отшить эту надоедливую дуру.

— Да ну что ж Вы, давайте я Вас хоть угощу, — не унимается.

— И с малолетками я не пью, — наклоняюсь прямо к ее лицу, — тебе ж и двадцати одного нет. Правда?

Ее щеки горят:

— Ну Вы еще тот козел…

Ты смотри, обиделась, губу надула.

Что я козел — знаю… И вообще, таким как эта дурочка и моя птичка не место в подобных злачных заведениях: тут полно плохих дяденек, которые их могут запросто обидеть.

Пока я выжидал в своем укрытие девица подошла к столику и начала что-то оживленно рассказывать птичке, тыча рукой в мою сторону.

Птичка повернулась и заметила меня. Я посмотрел опять в ее бездонные серые очи. Такие пленительные. Мэтт, ты тут, оставайся с нами!

Толи от алкоголя, толи от этих глаз меня кинуло в жар. Не надо ей тут находиться. Не для нее это место. Пока я боролся с гипертермией, птичка уже направилась в мою сторону. Ну ты смотри, какие мы смелые и решительные.

— Да Вы точно маньяк, что Вам от меня надо? — прям фурия во гневе.

— Где привет? Мама не учила здороваться?

Ну про маму это я перегнул.

Девушка не отступила:

— Виделись уже, родственничек. А теперь предупреждаю, если еще раз замечу, что Вы меня преследуете, обращусь в полицию и не посмотрю, что «живой классик».

Во как! А птенец с характером оказался. Вижу у нее рука перебинтована. Еще в обед такого не было.

— С рукой что?

— Не Ваше дело!

Резким движение хватаю ее за локоть:

— Я тебя спросил, что с твоей рукой? И какого хрена ты делаешь в таком гадюшнике в такое время?

— Опустите, мне больно, — вырывается она, — какая Вам разница, что с рукой и почему я тут. Вот чего Вы за мной по пятам ходите, мне непонятно.

— Птичка, — я еле сдерживаюсь.

— И не называйте меня птичкой, у меня имя есть между прочим, но видимо Ваш заплетающийся язык его не может выговорить.

Вот мелкое чудовище ещё и дразниться.

— Зато, птичка, — специально акцентирую внимание на этом слове, — мой язык побывал ночью в твоем хорошеньком ротике.

От воспоминания снова становится жарко.

Она вырывает свою руку и зло кидает напоследок:

— Я Вам не птичка и поцелуй был просто отвратительный…

Я срываюсь с места.

Да какой черт в меня вселился? Устраивать сцену в баре?

— Так дай мне второй шанс и проверим — отвратительный он или нет.

В одном порыве сжимаю хрупкое тельце и только хочу прикоснуться губами. Как какой-то мужик опускает мне руку на плечо.

— Слышь, оставь девушку в покое.

Вот же сука!

Девчонка вырывается и тяжело дышит.

А я немного разминаю затекшую шею, разворачиваюсь к козлу и даю ему кулаком в нос. От чего тот крепко так хрустит. Мужик правда, снимаю шляпу, оказался не из слабаков и сразу дает ответочку по моей челюсти.

Мэтью Лавлесс дерется в баре из-за девчонки.

Мы еще минуту тузим друг друга, пока нас не разнимают другие посетители.

Пока я тут пытался показать, кто главный, моя птичка исчезла…

Какая неудача! Вытираю кровь с разбитой губы. Я прям сгусток тестостерона. Щас бы еще кому врезать.

Выхожу. А перед этим хлопаю своего недавнего соперника по плечу, мол без обид, чувак.

И вдыхаю вечерний воздух. Пройдя метров четыреста, замечаю, как моя птичка загружает свою подружку в такси.

Ну везет мне, сегодня, везет!

Она уже собирается идти к машине, но я преграждаю ей путь.

— Думала сбежать, птичка!

— Да Вы просто придурок, что Вы там устроили и какого фига сейчас тут?

— Живу я поблизости, поняла. А то возомнила, что за тобой гонятся. Нравится убегать? А?

— Не орите на меня, — в глазах обида, — я тоже тут живу, вот там чуть выше по улице.

ААААА! Так это она домой приезжала. Нет что — то не так.

— Я знаю, где ты живешь.

— Нет, Вы не понимаете… Да и чего должна Вам объяснять?!

Она собирается сесть в машину.

— Вот потрудись, пожалуйста, — я преграждаю ей путь.

— Если Вы сейчас не уйдёте, — она замахиватся перебинтованной рукой, — вызову полицию.

— Да хоть весь участок приводи!

— Вы как, в адеквате? — машет ручонкой перед моим лицом, — или уже алкоголь совсем Вас с ума свел?

— Я не в адеквате, тут ты права: у меня просто в голове не укладывается, что такой ребенок делает в таком месте ночью и в одиночку. Ты что совсем бесстрашная?

— Я не ребенок Вам!

Ну да максимум могла бы стать падчерицей (только очень гипотетически). Я знаю толк в извращениях.

— Я смотрю Вы совсем плохой и легче объяснить, чем с Вами до ночи припираться: я тут живу уже полгода, так как учусь в колледже…

— Ты думаешь, я поверю, что дочка миллиардера, снимает квартиру в Вильямсбурге?

— А вот представьте себе, Вы — раб стереотипов!

Красиво!

— И вообще мне нужно домой к семье! Вы мне позволите пройти к машине?

У меня искры из глаз… Я тут живу уже три года, а она полгода ходила по той же улице, и я даже ни разу ее не видел или не замечал. Как мог не заметить???

Я все еще на ее пути:

— Нет, птичка, ты мне еще кое-что должна.

И с ловкостью хищника хватаю своего воробушка в охапку, силой притягиваю ее красивою мордашку и начинаю целовать. Вначале птичка бьётся, как раненная в моем плену, но с каждым поцелуем становится все податливее. Попалась, птичка!