Жена Эмиля. Наследник для Зверя (СИ) - Устинова Мария

Это наша самая большая боль. И сейчас, когда я смотрела в глаза мужу, первым необдуманным желанием было уступить, сделать то, что хочет Бестужев, а в обмен он похоронит нашу историю. Но если поддадимся, то признаем, что это правда. Дадим в руки совершенное оружие против нас. Бесконечный источник для шантажа.

Я болезненно и жадно рассматривала Эмиля. Он всех убил – кто участвовал и знал об этом. Было одно «но», после насилия осталось видео… а что если запись у Бестужева? Сделай что-нибудь!

Эмиль думал о том же:

– Если пойду на его условия, нас всегда будут шантажировать, – хрипло сказал он. – А если у него доказательства и он их обнародует… Что теперь делать?

Он неосознанно взглянул на мой живот. Горе в глазах мужа было выразительным, я видела, как его трясет. В очередной раз Эмиль не мог меня защитить и боялся, что я не перенесу огласки. Тем более беременная.

– Он при всех меня… унизил. Пришью эту мразь, – пробормотал он, задыхаясь. – При всех сказал, сука!

У него сорвался голос, а из носа выкатилась струйка крови, пачкая губы. На белой сорочке расцвели ярко-красные пятна. Дрожащими пальцами Эмиль размазал ее по подбородку.

– Эмиль! – испугалась я. – Господи…

Я скомкала салфетку со стола, подошла и прижала бумагу к носу. Кровь быстро пропитала ее и замарала пальцы. Я положила ладонь Эмилю на щеку, чтобы не отворачивался. Перенервничал. Моему мужу сорок, у него нет вредных привычек, но масса стрессов и возраст… Он себя до смерти доведет.

– Успокойся, – шепотом попросила я. – Все хорошо, слышишь? Ничего страшного не случилось, мы справимся. Только успокойся, умоляю.

Я тебя люблю… Мне все равно, что они придумают.

– Пошел он со своим шантажом, – шептала я. – Пусть делает, что хочет. Не прогибайся. Пусть обнародует, я все выдержу.

Тревожно заныл живот. Эмиль приобнял меня одной рукой и от ощущения горячей ладони на пояснице стало легче.

– Это Андрей, – он раздраженно перехватил салфетку и тверже прижал к носу. – Больше некому… Он связан с семьей Бестужевых, это он нас слил.

Закусив губу, я прошлась по кабинету. От движений разнылось сильнее и я остановилась. В то, что нас слил Андрей, не верю. Мужу не объяснить, он не видел, как Андрей просил прощения, каялся... Был влюблен в меня. Он не стал бы давать в руки наших врагов такой козырь.

– Это не он, – я обернулась.

Эмиль, опираясь на стол, пытался остановить кровь. Везде, даже на полу, валялись окровавленные салфетки. Грудь в красных пятнах тяжело поднималась.

– Кто тогда?

– Не знаю… Но не он. Андрей сам ненавидит эту историю.

– Нужно выяснить, как он связан с Бестужевым, – решил Эмиль.

После того, как я его поддержала, он успокоился. Начал соображать, искать решение. Мне вновь было на кого положиться. Когда я увидела, что Эмиль растерялся – это заставило мобилизоваться, но испугало. Я привыкла, что муж мне опора, а не наоборот.

Нас оборвал стук в дверь.

– Да? – Эмиль развернулся ко входу, на пороге вновь стоял Антон.

– Гости расходятся, – он заметил кровь на сорочке Эмиля.

– Ну и пошли они на хрен, – буркнул Эмиль, все еще прижимая к носу салфетку. – Охранник раскололся?

– Говорит, его заставили сказать. Он в разводе, жена в Москве живет с ребятишками… Говорит, ему прислали фото детей, на прогулке, в школе, все дела. Сказали, в последний раз их видит, если не сделает этого. Велели написать письмо и все тебе выложить сегодня.

– Кто? Бестужев?

– Он не знает. Общались по телефону.

– Твою мать… Осла этого пока подержи. Пошли людей в Москву, пусть привезут его семью… У тебя дети есть?

Тот удивленно покачал головой.

– И к лучшему… Видишь, сколько проблем от них, – голос стал неприятным. – Проверь наших, всех кто вызывает сомнения, со слабостями – увольняй. Детных, кого могут подкупить или шантажировать... Хочет войну, он ее получит. Будем мочить этих сук, Антон.

Дверь захлопнулась, муж в упор смотрел на меня, скомкав у носа салфетку. Красное на белом. Эта картина так сильно врезалась в память, что даже спустя годы я могла легко представить мужа, словно видела его собственными глазами.

– Ты меня пугаешь, – пробормотала я, положив руку на живот.

– Что такое? Тебе нехорошо?

– Живот немного болит и устала… Мне нужно прилечь.

– Сейчас, маленькая, ляжешь… Он сам напросился, – сдавленно сказал Эмиль. – Что бы он ни выкинул… забудь. Думай о ребенке и обо мне.

Когда Эмиль вывел меня из кабинета, в доме было тихо. Я легла в прохладной спальне, муж укрыл меня пледом и вышел, предупредив, что через полчаса проверит. В тишине и покое стало лучше. Нервная жизнь больше не для меня. Возможно и не для Эмиля судя по тому, как он издерган. Но разве я сумею его отговорить?

Несколько недель действительно было тихо.

Я не задавала Эмилю вопросов, но видела, что он повеселел, вел себя уверенно, а дальше я не позволяла эмоциям взять верх. Отвлеклась на свою маленькую семью, пытаясь обжиться в роли будущей матери: рассматривала каталоги детской одежды и представляла, какой будет жизнь втроем.

Заново познакомилась с нашей квартирой. По наитию выбрала комнату – в самом конце квартиры, за спальней, кухней и зимним садом, заставленным экзотическими цветами. Мы так и не придумали, что с ней делать… Хорошо бы детскую. И когда Эмиль орал на кого-нибудь в своем кабинете, сюда почти не долетал звук.

Он старался возвращаться пораньше, покупал лакомства. Был ласковым, но… «секс рекомендую отложить». Мы еще раз были у врача. Я рассказала, что у меня болел живот. Она ответила, что явной угрозы нет, но лучше себя поберечь и не нервничать. Близости у нас не было после того минета в кабинете. Я наслаждалась возросшим вниманием и старалась не думать о плохом. Но неизбежно это надоедает всем мужчинам. Я отяжелела, а Эмиль не мог вечно сидеть рядом.

От одного упоминания о Бестужеве у него сводило челюсти. Его всегда злило, если его кто-то «обходит». Это черта характера, злое желание откусить голову тем, кто ущемил его интересы. Бестужев не просто бросил ему вызов, а страшно унизил его.

Не буду врать – я боялась этой войны.

Но Эмиль был спокоен, а через месяц даже разрешил покидать дом. Токсикоз сбавил обороты и я вздохнула спокойно. Двенадцать недель… Самых сладких, самых спокойных. Мы были вместе и наслаждались любовью. Еще все было хорошо.

Первый удар незримой войны случился на тринадцатой неделе.

С утра пекло не так сильно для июня и мы собирались к врачу. Я не ела и отказалась от кофе, хотя мужу сварила – очень нервничала.

– Ты думаешь, девочка или мальчик? – со страшным волнением спросила я.

С тех пор, как я проснулась, меня занимал только этот вопрос.

Эмиль был до подозрения спокоен.

– Мальчик.

– Откуда ты знаешь? Ты же не знаешь точно. А если девочка? – допытывалась я. – Ты расстроишься?

– Успокойся. Скоро все узнаем.

Моя семья обретала все более реальные очертания. Сегодня нам скажут пол ребенка, выберем имя… Но когда мы добрались до клиники, меня занимал только один вопрос – будет ли ребенок здоров. Пару недель назад я сдавала кровь, сегодня должны прийти результаты.

Я привыкла бояться других вещей. Тех, с которыми люди редко сталкиваются. Теперь к списку остальных страхов добавился страх за ребенка. Есть вещи, на которые я не могу повлиять, как бы мне ни хотелось обратного.

В машине я постоянно оглядывалась на Эмиля, искала в муже поддержки. Он так спокоен, словно знает, что с ребенком будет все хорошо… Мужчины не умеют об этом волноваться, пока не столкнутся с проблемой и она не обретет для них реальные черты.

Эмиль копался в своем телефоне и я расслабилась в мягком кресле. Погладила черный бриллиант. Камешек странным образом успокаивал. Какая разница, мальчик или девочка? И я все равно буду любить его, даже если он болен, потому что это наше дитя.

К врачу мы пошли вдвоем, тайно. Заметно еще не было, но я решила, что буду скрывать беременность до последнего. После вечернего душа я долго рассматривала себя: живот уже не был идеально плоским, как раньше.