Мэйв Хэрэн - От любви не убежишь

Надо попытаться поговорить сегодня об этом с Джозефиной. Оставалось только надеяться, что она не планирует провести отпуск в Сардинии или Позитано. Он подкараулил ее вечером, когда она нарезала базилик для салата из помидоров. Она провела весь день в Лондоне и привезла продукты для пикника из «Камисас» в Сохо: оливки, начиненные зеленью, печеные помидоры, салями с перцем, хрустящий хлеб. Он обнял ее за талию:

— Давай поедим на свежем воздухе, у реки.

— Хорошо. — Она вынула бутылку «Фраскатти» из холодильника, взяла два стакана и начала собирать продукты в корзинку. — Но нас закусают комары.

— Да ладно тебе, оптимистка, я готов пострадать ради красоты. И тебе придется.

Он взял корзинку с длинной ручкой и повесил ее на плечо. Когда они пришли на берег реки, солнечный свет начал уже меркнуть, приближались сумерки. Это время называют призрачным. Бюргеры Винчестера почти все уже разошлись по домам поливать свою герань, и городские улицы опустели. Стивен и Джозефина смотрели на вереницу канадских гусей, летящих прямо на солнце. Они были словно соединены невидимой нитью.

— Не могут же они сейчас лететь на юг, — сказал Стивен, прикрывая глаза ладонью от солнца. — Лето в самом разгаре. Знаешь, мне хотелось бы отдохнуть где-нибудь пару недель, и я подумал об Ирландии. Я мог бы немного позаниматься там живописью.

Джозефина была не в восторге от этой идеи. Он, должно быть, шутит. Ирландия — такая провинция. И потом, он наверняка планирует остановиться у родителей, где ей придется постоянно ощущать на себе неодобрительные взгляды Стелы. Но, с другой стороны, тут есть и свои плюсы. Это всего лишь в часе перелета на тот случай, если разразится какой-нибудь кризис с их бизнесом. И это как раз то место, где можно будет заговорить о ребенке. Зачатый в Ирландии, он будет много значить для Стивена.

— Хорошо, — согласилась она, к удивлению Стивена, — но при условии, что мы остановимся в отеле. Твои родители — слишком большая экзотика для меня.

Стивен засмеялся и прихлопнул комара.

Элли была на седьмом небе от счастья. Впервые в жизни Джулиус заметил, что она унаследовала семейный талант, и заинтересовался ее картинами. Каждый день они отправлялись в новое место и к концу первой недели перерисовали все, что можно: от пшеничных полей с маками до скалистых бухт, богатых подводной жизнью.

Вид Джулиуса в белом костюме для крикета и помятой панаме был вполне привычен для жителей маленького городка Скибберин. Но вид его внучки в цветастом платье и соломенной шляпе, с лентами, завязанными под подбородком, в обуви, напоминавшей подбитые гвоздями ботинки, которым бы позавидовал Фрагонар, был непривычным и привлекал всеобщее внимание.

Что касается Джулиуса, то он редко чувствовал себя счастливее. Когда Стивен был в возрасте Элли, Джулиус был слишком поглощен собой, чтобы обращать на сына хоть какое-нибудь внимание. Он просиживал ночи напролет, пытаясь постигнуть тайны мастерства. Сыном занималась Стелла. Но с Элли все было по-другому. Он с уважением выслушивал ее мнение, как никогда не выслушивал Стивена. Каждое замечание сына он воспринимал как вызов, который надо было безжалостно отразить. Понадобилась смена поколений, пришли опыт и мудрость, чтобы он смог разглядеть в идеях молодых ростки, которые стоит выращивать.

Когда они складывали мольберты после целого дня работы, Джулиус неожиданно обернулся к Элли:

— Знаешь, Элеонор, я бы хотел так любить Стивена, как тебя. Я потратил впустую столько лет и лишь сейчас начинаю понимать это.

Элли увидела боль в его глазах и подбежала, чтобы обнять деда.

— Но ты же любишь его сейчас и считаешь, что он талантливый. Это для него — все.

— Правда? — растерянно спросил Джулиус.

— Да. — Элли уверенно кивнула.

— Жаль, что они расстались с Тесс.

Теперь наступила очередь Элли испытать боль.

— Мне тоже, дед, страшно жаль. — Она зарылась головой в его рубашку на случай, если не выдержит и разревется.

Джозефина вынуждена была признать, что отель с видом на залив был довольно милым, даже по ее высоким меркам. Простое серое квадратное здание в григорианском стиле, заросшее плющом и глицинией, с круглой площадкой для машин, покрытой гравием, и лужайками до самой вершины крутого склона, откуда подъемник спускал вас прямо на пляж.

Проблемы начинались, если приходилось отправиться в ближайший городок. Это место Джозефина находила чудовищным. Маленькое, провинциальное, застрявшее в развитии где-то в пятидесятых годах, с магазинами мануфактуры, где изделия все еще продолжали храниться под стеклом, телефоны-автоматы, со звоном уносившие монетки какому-то спрятанному внутри кассиру, аптека, где до сих пор не продавались презервативы. И маленький отель, где пережаренный цыпленок с капустой считался отличным ланчем.

Но, кажется, именно это и привлекало Стивена больше всего. Он часами бродил по улицам, покупал ириски и трубочки с разноцветным песком.

Они оказались свидетелями довольно типичного случая. Выйдя из мужской галантереи, где Стивен купил плавки, они увидели, как вдалеке по улице движется похоронная процессия. Демонстрируя уважение, дорожные рабочие, которые рыли какую-то яму на городской площади, опустили инструменты и сняли шляпы за пятнадцать минут до того, как процессия приблизилась к ним, и смотрели ей вслед еще десять минут, пока она совсем не исчезла из виду.

— Что за страна! — проговорил Стивен, взволнованно глядя, как рабочие провожали земляка в последний путь.

— Что за страна… — откликнулась Джозефина, потрясенная напрасной тратой рабочего времени, чему только что стала свидетелем.

Вернувшись в отель после прогулки по садам над городом, переливающимся огнями, они поднялись к себе в номер, чтобы переодеться к ужину. Стивен решил принять ванну, которая царственно стояла на кошачьих лапах прямо посреди комнаты с видом на море. Вылезая из ванной, он почувствовал, как Джозефина обнимает его.

— Стивен… — Впервые в ее голосе не было обычной уверенности. — Я бы хотела поговорить с тобой кое о чем. Я понимаю, что мы совсем недолго вместе, но в моем возрасте есть что-то, что я не могу откладывать. Я хочу, чтобы у нас был ребенок.

Стивен обернулся к ней. Вода в ванной, казалось, стала еще прохладнее. Он понимал, что следует быть деликатным, но, по правде говоря, был шокирован.

— Джо, любимая… — Он взял ее руку и прижал к своей влажной щеке. — Я поражен, я всегда думал, что ты ненавидишь детей.

Джо слабо улыбнулась: