Бренда Джойс - Подари мне мечту

Сассекс испуганно хлопал глазами. Толпа мигом затихла, навострив уши.

— Но ведь ты никогда не любил дочь своего брата, верно? Она была для тебя простой пешкой, разменной монетой в твоих грязных играх! — Ее тихий голос был полон горечи.

— Молчать! — рявкнул канцлер. — Ты не имеешь права на разговор при свидетелях! Я спрашиваю тебя в последний раз, признаешься ли ты в своих грехах? Признаешь ли ты, что оказалась лживой, неверной дочерью истинной церкви, Папы Римского, а следовательно, и нашей королевы?

— Я признаюсь в том, что была дурой, — просто сказала Изабель, больше не в силах выносить эту муку. Она повернулась к Дугласу, чтобы послать ему прощальную улыбку, и тут увидала Роба.

Ока не заметила, когда он успел пробраться на помост. Роб не отрывал от нее тяжелого, напряженного взгляда.

Только теперь Изабель поняла, что даже внешне Роб сильно проигрывает Монтгомери. А сегодня он не смел посмотреть ей в глаза.

Изабель снова улыбнулась Дугласу, стараясь держаться с достоинством и понимая, что обречена. Дуглас наверняка мысленно обращается к ней, стараясь убедить ее сделать то, о чем он просил. Сердце Изабель было полно любви к этому человеку, как бы мало ни оставалось ей его любить. И она решительно обернулась к лорду-канцлеру.

— Я признаю, что осмелилась возжелать непристойной близости с человеком, недостойным даже отряхнуть пыль с моих ног. Я признаю, что нарушила брачные обеты ради глупого детского каприза. Я признаю, что шпионила по настоянию своего дяди, графа Сассекса, хотя это противоречило моей морали. И еще я признаюсь, что полюбила наконец настоящего человека — сильного, честного и отважного, хотя, увы, случилось это слишком поздно. Да, я раскаиваюсь во всех своих грехах!

— Изабель! — в ужасе вскричал Дуглас.

— Так ты не желаешь признаваться в том, что исповедовала дьявольскую ересь? — возмущенно рявкнул Гардинер, покрывая удивленный ропот толпы.

Изабель посмотрела на Гардинера, чья физиономия побагровела от праведного гнева. Она перевела взгляд на дядю, но прочла на его лице лишь откровенное обещание стереть ее в порошок. Она взглянула на Дугласа и обнаружила, что он плачет. И она посмотрела вслед Робу, стыдливо опустившему глаза и бочком пробиравшемуся к выходу.

Она повернулась к мужу. Он по-прежнему пылал ненавистью, но это не смутило Изабель, ибо ее ненависть к нему была не менее яростной. Никогда она не простит ему то, на что он ее обрекает.

— Покайся, пока суд не приговорил тебя к сожжению на костре! — кричал на нее Гардинер.

— Я признаюсь, что всю жизнь исповедовала ту веру, в которой воспитал меня отец и которой я была предана всем сердцем! — Я признаюсь, что хотела бы исповедовать ее всю жизнь, сколько бы ее ни осталось! И мне больше не в чем каяться! — закончила она. Удары сердца гулко отдавались у нее в ушах.

Гардинер уставился на нее, не веря тому, что услышал.

Дуглас отчаянно вскрикнул, а Хелен зарыдала.

— Нет! Изабель, моли о прощении!

— Я молю, — всхлипывая, выкрикнула Изабель, — молю избавить меня от этих издевательств, этого позора, этого грязного спектакля, в который вы превратили мою жизнь!

— Быть посему! — прогремел голос Гардинера. — Завтра в полдень тебя сожгут на костре! — И он вышел из зала.

Изабель рухнула на колени.

— Да простит Господь твои грехи! — воскликнула она в спину лорду-канцлеру. — Как простит и мои!

Площадь перед Тауэром. 13 июня 1555 года

Изабель, не веря своим глазам, рассматривала вязанки хвороста, аккуратно уложенные у нее под ногами. Рядом суетились двое мужчин, и куча топлива непрерывно росла. Ее руки были скованы за спиной и привязаны к столбу.

Полюбоваться на ее смерть явился весь город. Мужчины, женщины, дети, дворяне и простолюдины, вольные йомены и священники окружили плотной толпой место казни и наперебой издевались над осужденной. Однако их грубые выкрики и насмешки только усилили ее отрешенность, замкнутость в себе. Все чувства притупились, словно она была пьяной.

Один из тех, кто складывал топливо в костер, вдруг осторожно тронул ее ногу. Изабель поморщилась.

— Простите, но вы сами захотели бы сделать это, миледи, — виновато шепнул он.

Изабель недоуменно уставилась на два овечьих пузыря, которые он держал в руках.

— Они набиты порохом, — пояснил незнакомец. — Иначе вы будете маяться до тех пор, пока ваше тело не выгорит дотла.

Ее сердце испуганно замерло, а потом снова забилось так, словно хотело вырваться на свободу. Изабель следила, как он привязал к ее ногам пузыри с порохом.

— Господи, помилуй, — прошептала она. И вдруг закричала, не в силах побороть ужас. — Господи, помилуй меня!

Вокруг костра выстроились солдаты. Они словно возникли ниоткуда. Изабель передернуло при виде их каменных физиономий, и она поняла, что ее час пробил. Сейчас она умрет.

Вот один из мужчин поднес к костру пылающий факел, и огонь резво побежал по кругу. Языки пламени с шипением лизали хворост.

— О Господи! — закричала Изабель. — Я не хочу умирать!

Поздно, слишком поздно она поняла, что не хочет умирать, особенно такой жестокой смертью! Ведь Том всегда дразнил ее трусихой! Пламя поднималось все выше, и она вспомнила о своем ребенке и Дугласе. Никогда больше она не увидит Дугласа, никогда не прижмет к себе своего сына и не увидит, как он растет и становится мужчиной…

— Я раскаиваюсь! — закричала Изабель.

В ответ толпа загоготала и заулюлюкала, злорадно склабясь, плюясь и тыча в нее пальцами. Но Изабель было не до них: пламя уже подобралось к ее ногам. Оно причиняло ей такую боль…

— Я раскаиваюсь! — кричала она, обращаясь к солдатам, но даже если они и слышали ее мольбу, то не подавали виду.

А потом пламя поднялось так высоко, что Изабель не могла ни думать, ни молить о пощаде. Она могла лишь кричать и кричать от боли.

Внезапно она увидела, как в толпу на всем скаку врезался всадник, мечом прокладывавший себе дорогу. Изабель снова закричала, умоляя Дугласа прийти скорее.

Он явился, чтобы спасти ее, и надежда вспыхнула в ее сердце так же ярко, как погребальный костер у ее ног.

— Изабель! — кричал он, топча конем нерасторопных зевак.

Однако гвардейцы не дремали, и вот уже из спины и из груди Дугласа торчат две стрелы. Но он упрямо двигался вперед.

Он готов был умереть ради нее, и Изабель знала, что он не может погибнуть, потому что любит ее, и потому что он лучше и честнее всех на свете, и потому что он должен позаботиться о ее сыне. Но как она может остановить и спасти его? На ее глазах третья стрела нашла свою цель, и Дуглас рухнул с лошади, которая взвилась на дыбы и умчалась прочь.