Сюзанна Форстер - Бесстыжая

– Больше всего я хочу узнать, как мальчик вытащил луну из воды. Наверное, это было какое-то волшебство, да?

Люк улыбнулся, пытаясь вспомнить легенду. Это была сказка про мальчика-индейца, который боялся дневного света и никогда не выходил на улицу. Когда первые лучи солнца пробивались в вигвам его родителей, он прятался под шкурами, служившими ему одеялом, и не выходил наружу до заката. Как-то раз мальчик увидел отражение полной луны в пруду и попытался вытащить ее оттуда. Но ему удалось взять только половину, и когда он глянул на небо, он увидел, что там сияет вторая половина.

– У него был волшебный мешок из оленьей шкуры, – объяснил Люк, – который дал его отцу шаман племени.

Мэл вздохнула.

– Тогда меня не удивляет, что мне не удалось ничего достать. Да, сейчас детям трудно. Никакого волшебства не осталось.

– Даже в лучших магазинах, – сочувственно поддержал ее Люк. – Но не забывай о том, что использование волшебной силы может быть опасным.

– Почему? Разве с мальчиком что-нибудь случилось?

– Да. Прежде всего, он пытался спрятать лунный свет от всех остальных, но луна была такая яркая, что просвечивала сквозь мешок. Отец нашел его и велел немедленно вернуть полумесяц в пруд, но мальчик не стал этого делать.

– А почему?

– Потому, что он впервые в жизни ничего не боялся. Он чувствовал себя полноценным и счастливым. – Ведь он же всегда думал, что родился не таким, как все, что ему не хватает чего-то очень важного. А потом он решил, что ему как раз не хватало полумесяца.

– И он не стал возвращать его в пруд?

– Нет, даже когда начались штормы и потекли потоки воды. Индейский мальчик избавился от своего страха, но все остальные были в ужасе. Его собственный отец был так напуган, что украл из мешка полумесяц и попытался водворить его обратно на небо.

– И не смог это сделать, да? В легендах всегда так бывает.

Люк ответил ей с кривой улыбкой.

– Ты права наполовину. Отец не смог отпустить луну и улетел в небо вместе с ней. Но к мальчику тут же вернулся страх, и он стал умолять отца отцепиться от луны.

– Да? И что было дальше?

– Отец отпустил полумесяц и упал на землю, став первой падающей звездой. Но лунный свет рассеялся по всей земле, и с тех пор луна бывает полной только раз в месяц. Все остальное время она ищет свой потерянный свет и собирает его по кусочкам.

– Неплохо, – пробормотала Мэл. – Но что было с мальчиком? Боялся ли он дневного света по-прежнему?

– Нет, но я думаю, что он тосковал по своему отцу.

– У этой истории обязательно должна быть мораль. Что-нибудь вроде «не вмешивайтесь в матушку-природу», да?

– Может быть, – согласился Люк. Ему хотелось рассмеяться над ее серьезностью. На самом деле, он придумал эту легенду сам, собрав кусочки всяких историй, которые он тайком читал в библиотеке их дома. Но до этого момента он не задумывался о ее скрытом смысле.

– Я думаю, что это может много чего означать, – сказал он вслух, в назидание скорее себе, чем ей. – Например, ничего не бояться. И знать, что для того, чтобы стать цельным человеком, тебе не нужно ничего, кроме того, что у тебя уже есть. Даже когда ты чувствуешь себя, как последнее дерьмо – извини, удобрение, – икогда в твоей груди бушуют драконы.

Мэл рассмеялась и тут же откинулась назад, закашлявшись так, что Люк в отчаянии принялся искать среди простынь ее ингалятор.

Когда приступ отступил, девочка снова уселась прямо и устремила на него взгляд своих голубых глаз.

– Скажите, вы мой отец? Мой настоящий.

Люк чуть не подскочил.

– Почему ты спрашиваешь?

– Моя мама говорила мне, что мой настоящий отец умер, но всегда отказывалась рассказывать о нем. И я ей не верила. Но когда она приехала после своего медового месяца с вами, то была такая печальная, и я спросила ее, любит ли она вас. И в том, как она мне ответила, было что-то такое… И я подумала…

Мэл вдруг оборвала себя, слегка пожав плечами. Сердце Люка бешено забилось.

– Как она тебе ответила?

– Она сказала, что когда-то любила вас. Но это слово – «когда-то» – она сказала особенно. – Девочка продолжала смотреть на него, не моргая. – Вы мой отец?

Люк вдруг понял, что очень хочет отвести взгляд – на цветастую простынку, в которую куталась эта хрупкая девочка с явно непобедимым духом, на обои – на что угодно, только бы не смотреть ей в глаза. Его поразило то, как ему хочется ей соврать, ответив на ее вопрос утвердительно и сказав, что он любит ее всем своим сердцем. Но это было невозможно. Это только усложнило бы все. Но что он скажет ей вместо этого? Правду? Правду она всегда успеет узнать. Сейчас, в отсутствие ее матери, делать этого было нельзя.

Он снова взял ее за теплую ручку и стал поглаживать большим пальцем тоненькое запястье.

– А тебе хотелось бы, чтобы я был твоим отцом?

Мэл облизала губы, моргнула и, не задумываясь, выпалила:

– Да, мне бы это понравилось. У меня никогда не было папы, чтобы с ним играть. Саймон совсем не годился для этого.

Люк кивнул, чувствуя, что в горле у него пересохло.

– Да, я думаю, это было бы здорово, – закончила она, глядя на него.

От ее доверчивого взгляда могли бы сдвинуться горы и зарыдать ангелы. Что уж говорить о сердце одинокого мужчины?

– Тогда я попробую, Мэл, – услышал Люк свой голос. – Я попробую стать твоим папой.

И вдруг девочка оказалась в его объятиях, хотя он и не мог сказать, как это произошло. Он не решался открыть рот, боясь, что заплачет, если выскажется, и просто держал ее, пытаясь сглотнуть странный комок в горле. Ее маленькие ручки гладили его спину, как будто Мэл чувствовала, что ему тоже нужно утешение.

Чувства переполняли Люка. Ему казалось, что раны его сердца открылись. Такой боли он не испытывал никогда, но в этом была и какая-то невероятная сладость, и облегчение. Такое облегчение, что ему не хотелось, чтобы этот поток эмоций иссяк. «Неужели это любовь? – спрашивал он себя. – Неужели это радость?»

Наконец Мэл прекратила эту пытку.

– А что будет с мамой? – спросила она с надеждой в голосе, уткнувшись щекой в его грудь. От нее пахло маргаритками и свежевымытыми волосами, лекарствами от астмы и мятными пастилками. Она пахла так, как пахнут маленькие девочки – потрясающе.

Люк справился с собой и отодвинулся от этого странного тоненького ребенка с завораживающими бирюзовыми глазами и маленькими рыжими, кудряшками. Жаль будет парня, который в нее влюбится. Сейчас это была смешная девчонка, которая, казалось, пришла ниоткуда – так же, как и он. Сирота. Но мальчик, который ее полюбит, – этот бедный, ничего не подозревающий дурачок, – никогда не узнает, что упало с небес и ударило его.