Барбара Виктор - Новости любви

Однако как только я кладу трубку, тут же теряю самообладание. Хотя секунду назад убеждала Гидона, что пока могу держать себя в руках. Я закрываю лицо руками и начинаю рыдать. Меня душат слезы отчаяния. Ко мне подходит Крис.

– Мэгги, – говорит он нежно и осторожно, – мне очень жаль…

Я прижимаю его руку к своей мокрой щеке.

– Это все из-за Мириам, из-за сегодняшнего обмена пленными. Я расстроена, но скоро приду в себя.

Он вытирает мои слезы кончиками пальцев.

– Может быть, Гидон прав?

– Нет!.. Скажи, куда мы должны ехать.

Я едва не начинаю снова плакать, но вовремя спохватываюсь.

– В одиннадцать нам нужно быть в министерстве, а оттуда вместе с другими иностранными журналистами нас отвезут на аэродром «Рамат Давид»… Слушай, ты поплачь, не сдерживай себя. Может, тебе станет легче.

– Именно так я и стараюсь делать. Но не хватает времени. У нас столько работы, – отвечаю я, улыбаясь сквозь слезы.

– Ты права, – говорит Крис. – Здесь единственное место в мире, откуда во все концы света разлетаются новости.

Я молчу, а Крис пробует подыскать более безобидную тему для разговора.

– У тебя на голове творится бог знает что. Перед съемками тебе не мешало бы причесаться, ведь мы будем снимать только твое лицо…

Наступает самый тяжкий момент во всей моей жизни. Я жду, когда мы наконец отправимся делать репортаж о возвращении шестерых израильских солдат.

Все иностранные журналисты, аккредитованные в Израиле, съехались на военный аэродром «Рамат Давид», расположенный на севере страны. Лучи мощных прожекторов были направлены на три сверкающих белых аэробуса компании «Air France», – все три с красными крестами на бортах. Тяжелые транспортные самолеты приземлились на дальнем участке аэродрома. Под небом, усеянным звездами, они выглядели мрачно и почти сюрреалистично.

Наступила полночь, и обмен пленными должен был начаться с минуты на минуту. Ждали прибытия последнего автобуса с палестинцами из ливанского лагеря для перемещенных лиц под Ансаром. Прибытие этой партии пленных должно было завершить сложную процедуру переговоров, кульминацией которой станет освобождение шестерых израильских солдат.

В среде представителей иностранной прессы установилась праздничная атмосфера. Журналисты шутят, болтают друг с другом, пьют кофе из термосов, которые передаются из рук в руки. Я чувствую себя абсолютно лишней среди этого радостного ожидания, я просто не в состоянии к этому присоединиться. Время от времени я поглядываю в направлении огороженной площадки, где томятся в нетерпении родственники солдат. Я хотела бы быть там, среди них. Вместе с ними считать минуты до того момента, когда весь этот кошмар наконец закончится.

Дик стоит около меня, засунув руки в карманы брюк цвета хаки, и вытягивает шею, чтобы увидеть, что происходит за проволочным ограждением, которым обнесена взлетно-посадочная полоса.

– Когда палестинцы прибудут, – нервничая, объясняет он, – они тут же погрузятся в самолеты и без промедления улетят. Нам придется находиться здесь в общей сложности около четырех часов, потому что самолет, на котором повезут израильтян, вылетит из Женевы, только когда отправят палестинцев. Таким образом, нам придется снимать два отдельных эпизода.

– А сколько палестинцев будет отправлено отсюда? – спрашиваю я, прохаживаясь около него.

– Около трехсот пятидесяти человек. Остальных повезут по морю из Ливана.

К нам спешит Крис.

– Подождите! – кричит он, задыхаясь.

Мы останавливаемся и смотрим, как он подходит, совершенно заморенный.

– Мне только что сообщили, что израильтяне летят на двух самолетах. Три солдата на одном и три на другом. Поэтому у нас будет еще пятнадцатиминутный перерыв между эпизодами.

Вдруг толпа начинает волноваться. Вдали показываются автобусы, которые заезжают в ворота.

– Будь наготове, – приказывает Дик. – И вставь в ухо наушник. Если кто-то из них захочет сделать заявление, мы тут же начнем трансляцию. Ты повторишь это по-английски для наших телезрителей.

– Кому это нужно? – бормочу я про себя, заводя вокруг шеи петлю провода и вставляя в ухо миниатюрный приемник.

Они всегда и всюду говорят одно и то же. Это длится годами. С этой точки зрения вся их революционная риторика и слова о родине, как и обещания Израиля найти решение, которое восстановит мир на этих землях, давно потеряли всякий смысл. С тех пор как я стала невольной участницей этой борьбы, с тех пор как потеряла любимого человека, меня почти не трогают подобные заявления.

Ринглер, с мини-телекамерой на плече, энергично работает в толпе локтями, пробивая себе дорогу к автобусам.

– Поехали, Саммерс!

Камера фиксируется на моем лице, и я начинаю репортаж.

– С вами Мэгги Саммерс. Я веду репортаж с израильского военного аэродрома «Рамат Давид», где в торжественной обстановке начинается обмен 1034 палестинцев на шестерых израильских солдат.

Я чувствую, что несу несусветную чушь.

– Палестинцы выпрыгивают из автобусов. На них одинаковые бело-зеленые спортивные костюмы. Один за другим они выстраиваются на взлетной полосе, и представители Красного Креста снимают с них пластиковые наручники. Бывшие узники поют боевую песню ООП, их сжатые кулаки взлетают вверх, когда они строем направляются к ожидающим их самолетам.

Внезапно я теряю остатки всех иллюзий.

– Из тех, кого сегодня освобождают, примерно половина – женщины, члены ООП, которые были задержаны в Ливане во время войны и которых теперь усаживают в самолеты вместе с несколькими сотнями мужчин. Другая часть узников должна быть погружена на корабль в ливанском порту. Как только первый этап обмена пленными завершится и эти самолеты поднимутся в воздух, трое израильских солдат прибудут сюда на специальном швейцарском самолете, за которым сразу же последует другой швейцарский самолет с другими тремя солдатами на борту.

Я чувствую боль и ярость, но мне не полагается плакать. Внезапно я слышу голос в миниатюрном приемнике, который вставлен в мое ухо, и меня извещают о том, что трансляция вот-вот начнется. Дик по своему приемнику получает, естественно, такое же сообщение и делает мне знак, чтобы я придвинулась поближе к одной из освобождаемых женщин, которая собирается сделать заявление для прессы.

– Меня зовут Лейла. Я была в Бейруте, когда меня арестовали. У меня был ручной гранатомет, и я участвовала в военной операции против Израиля.

Моего мужа убили у меня на глазах за день до того, как меня схватили. Когда я находилась в израильской тюрьме, у меня родился ребенок. Я была приговорена к пятнадцати годам заключения, но сейчас я покидаю мою родину, я свободна и лечу в Ливию.