Чужой. Сердитый. Горячий (СИ) - Тиган Линетт

— Он всё сделал сам. Не правда ли, хороший расклад? Спас меня, чтобы сдохнуть самому, — не смотря на слова, которые цепляют не только отца Максима, я продолжаю, желая довести начатое до конца — лишить Виктора контроля над собой. — Я считаю, что смерть от утопления в ледяном озере намного хуже любой другой. Представьте, как легкие наполняются водой, из-за чего они горят, сжимают и словно рвутся внутри тебя. Представьте, как он начал захлебываться и пытаться вылезти, но сил уже не стало. Представьте, как он сожалел, что…

Пистолет, который мой несостоявшийся убийца наводит на мой лоб — глухо щелкает. Я с осознанием происходящего не сдерживаю задорного смеха. Не ирония ли судьбы? Чертовски верно — она!

Виктор, гонимый своим бешенством, замахивается с пистолетом в руке. Несколько четких движений, чтобы откланяться и выбить пистолет из рук Виктора — выходят превосходно. Ни один урок Вадима не прошёл мимо меня и только благодаря ему я всё ещё жива.

Пистолет оказывает в моих руках, и я поднимаюсь на ноги, заставляя Виктора отступить на шаг назад. Из-под рукава вытаскиваю полную патронную обойму, которую успела выхватить до моего скользящего сальто на бальное бедро, и теперь с чувством полного превосходства, направляю пистолет на человека, которого ненавижу больше всего на свете.

— Видимо, клеймо карать за грехи теперь принадлежит мне… Не так ли, Виктор Николаевич? — я смотрю в глаза самого дьявола, и сейчас я понимаю, что больше ни доли страха, ни сомнений. Жизнь этого ублюдка в моих руках.

Он знает, что я могу и хочу выстрелить, поэтому не решается со мной спорить. Иначе, если бы не эта чертова заминка в доме — его бы уже не было в живых. Интересно, что он предпримет сейчас, за шаг до своей смерти, глядя в глаза своему палачу?

Ничего.

Виктор ничего не делает и не проявляет эмоций, превратившись в громадную и холодную глыбу льда.

— Стреляй, — приказывает мужчина, прикрывая глаза, видимо, ожидая пулю. Но я различаю его ухмылку и ликование…

Клянусь, я готова была выстрелить, если бы на горизонте не замаячили фары машины. Полицейская сигнализация слышна на всю округу. Настороженно перевожу взгляд с глаз Виктора и обратно, мысленно прокручивая в голове самые отборные словечки своего лексикона.

— Стреляй, если хочешь отсидеть за убийство, — он не сдерживает довольного смешка, а меня от досады и раздражения начало трясти.

Это мой шанс! Это мой реванш! Это справедливо, в конце концов!

Машины подъезжают быстрей, чем ожидалось, противно скользя шинами по трассе. Не позволяю себе даже прищуриться, когда держу на мушке голову Виктора Николаевича. Нельзя его так просто отпускать! Он выйдет меньше, чем через сутки, а затем вырежет всех, кто мне дорог и меня саму!

Из машины выбегают полицейские, а с ними я слышу такое родное и знакомое — «Яра!».

Я тяжело сглатываю, но не шевелюсь. Взгляд не отвожу от напряженного Виктора, который, несомненно ощущает мою внутреннюю борьбу.

— Ярослава, — Вадим оказывается рядом со мной, тщетно пытаясь привлечь моё внимание. — Он того не стоит. Опусти пушку. Мы о нём позаботимся. Я клянусь.

— Чем ты клянёшься, Вадим? У него есть возможность выкупить свою свободу не только в вашем отделении, но и в стране! — срывающимся голосом, говорю я. — Я больше не хочу спать по ночам и вздрагивать от того, что это чудовище находится поблизости!

— Яра, это было раньше, но не сейчас. Закон на нашей стороне, как и свидетели, и наши союзники. Теперь им не уйти от правосудия. Эти твари проведут свою жизнь в тюрьме, там же и сдохнут, — говорит Вадим, но я отрицательно мотаю головой.

— Ты не знаешь, что говоришь… Ты не знаешь, на что он способен! — от желания нажать на курок — меня трясёт.

— Ярослава, — хриплый голос отца — единственное, что привлекает моё внимание. Я перевожу взгляд, замечая с какой болью даются ему шаги и даже слова. Его придерживает Андрей, обеспокоенно разглядывая напряженную обстановку. — Опусти пистолет, — ласково просит отец, оттеснив Вадима, став ко мне ближе.

— Не могу! — слёзы подкатываются к глазам. — Он стрелял в тебя! Ты в своём уме? Ты хоть можешь предположить, сколько на его руках смертей? Ты даже не представляешь, через что они заставили меня пройти!

— Моя любимая девочка, — отец мягко опускает ладонь на моё плечо, — доверься нам, своей семье. Мы больше никогда не допустим подобных ошибок. Каждый должен нести наказание за свои поступки по справедливости, но не ты, — он тянет руку к пистолету и с нажимом опускает его. Сдаюсь под его напором, ощутив, как по холодным щекам полились горячие слезы.

— Моя доченька. Моя умница. Моя крошка… — нашептывает отец, отбирая у меня пистолет и притягивая к своей груди, обнимая. Неожиданно крепко он прижимает меня к своей груди, но напряженное тело выдает болезненные ощущения.

— Папа… — всхлипываю я, пытаясь отстраниться и не доставлять ему дискомфорта. Отец крепко прижимает мой лоб к своему плечу, а в воздухе раздается оглушающий выстрел, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.

Ошеломленно поднимаю голову, когда отец даёт слабину и заглядывает в мои глаза.

— Ты… — неверующее качаю головой.

— Я никогда бы не позволил нести тебе это бремя, — шепчет он мне в ответ и целует в лоб, прижимая к себе. — Всё закончилось. Теперь — навсегда.

Сзади меня накрывают ещё одни тёплые объятия — Вадим, а сбоку вклинивается Андрей с подбадривающей полуулыбкой, стирая с моей щеки слезы.

— Если вы ещё хотите в больницу — самое время! — изрекает Кирилл, когда мы все дружно вздрагиваем, испытующе глядя на отца.

Папа не прав — ещё не всё закончилось…

Я нервно дергаюсь, когда Андрей прикасается к моему плечу. Брат протягивает очередной стаканчик кофе, который я беру дрожащими руками. Киваю в знак благодарности, устало потирая переносицу.

Операция отца длится уже больше пяти часов. Доктора не дают никаких гарантий, избегая моих вопросов. Вместо разговоров, меня заставили пройти в процедурную и обработать раны. Точнее, Андрей и Вадим буквально завели меня в процедурную и усадили перед врачом, не давая мне отмахнуться.

Сейчас, когда я обогрета и в безопасности, моё сердце беспокойно трепещет в ожидании результата операции. Я знаю, что отец сильный, но я не переживу, если…

— Тебе уже достаточно, — Вадим предупреждающе смотрит в глаза моего брата, отбирая у меня стаканчик кофе. Отпивает сам, недовольно поджимая губы. — Хочешь пройтись? Ты сейчас изведешь себя до состояния своего отца.

Я отрицательно качаю головой, не желая больше покидать коридор возле операционного отдела.

— Прекрати, Леди. Иди погуляй немного. Напрягаешь своей болезненной физиономией, — поддерживает Вадима угрюмый голос Кира, который отходит от стены и подбирается к нам поближе.

— Не твой отец сейчас в операционной без гарантий выжить! — огрызаюсь я. — Никуда не пойду. Сами прогуляйтесь и не действуйте мне на нервы.

— Крошка, — Вадим перехватывает мою руку, переплетая наши пальцы, — с ним всё будет хорошо. Состояние тяжелое, но стабильное.

— Ты с каких пор стал всезнающим доктором? — взрываюсь я от негодования. — Господи, просто помолчите, пожалуйста… — стараюсь не срываться на близких, устало прикрыв глаза.

Трое мужчин отворачиваются от меня, поджимая губы. Я, поставив локоть на ногу, роняю голову, зажмурившись. По вискам колотит головная боль, не утихающая после нескольких обезболивающих. В теле слабость и хочется есть, но от вида еды меня подташнивает. Глаза щиплет от слез и недосыпа, но спать я себе запрещаю.

— Он сильный, — говорит Андрей, сев рядом. — Отец тебя не оставит так просто, — хмыкает брат, заставив меня едва уловимо улыбнуться.

— Я хочу в это верить… Иначе придётся оживить Гордеева и снова его прикончить! — горячо утверждаю я.

— Тише, мелкая. Всё кончено, — Андрей пытается вбить мне это в голову, вот только я не могу поверить в этот бесспорный факт. Сколько раз я думала, что это конец? — Но дальше нас ждет много волокиты с юристами и судом. Стоит уже сейчас об этом подумать.