Дневник на итальянском - Элиза Харрис

Я услышала всхлипы мамы, тонкий голос Корнелии, и удар собственного сердца.

— Не тяни так долго, у меня уже колено затекло! — ухмыльнувшись, всё так же широко улыбаясь, что ямочки проступали на его щеках, делал мне предложение руки и сердца самый любимы человек на планете. Мой человек.

— Да… — всё ещё не веря в происходящее, прошептала я. — Да! Да, я согласна! Конечно, согласна!

Безумие. То, что я влюбилась, как мне казалось, в самого не походящего парня за земле, было безумием. Как и то, что я не ошиблась. Моё сердце сделало правильный выбор, кода стало биться быстрее при его виде.

Джеймс не успел подняться с колен, как я налетела на парня, крепко сжимая его шею в кольце рук. Родные губы приникли к моим, сливаясь нежном, неспешно страстном, и долгом поцелуи. В таком, от которого срывало крышу. В тот момент, мы целовались, как ненормальные. У нас была впереди вся жизнь.

Мы вдыхали вкус счастья полной грудью. Не боясь однажды проснуться от сомнения, что ты всё сделал не правильно. С Джеймсом, из дня в день просыпаясь, я ощущала жизнь в каждом мгновении, не боясь крутых поворотов судьбы, которые способны снести с ног. С ним, я могла просто жить и не бояться порыва крышесносного ветра.

Настоящая любовь — это когда ни в чём не сомневаешься. Ничего не боишься.

С Джеймсом, я ни в чем не сомневалась. Рядом с ним, я ничего не боялась.

И только мы вместе, крепко сжав нашу любовь меж переплетенных пальцев, способны были идти по зову сердца. Идти по пути, выбранному самому.

Этот парень подарил мне возможность снова дышать, как прежде. Свободно. Глубоко. Полной грудью, и ничего не боясь. Быть уверенной в завтрашнем дне, с улыбкой вспоминать прошлое, и жить настоящим.

Настоящим, в котором всё подвластно нашим желанием. Ведь любовь, настоящая, та, от которой дух захватывает и сердце бьётся о рёбра, дарит возможность начать новую жизнь. И неважно сколько она продлится. Важно то, как и с кем ты её проживёшь.

Италия. Милан.

Подол нежно-лавандового платья неспешно развивался на ветру, кусая обнаженную кожу ног. На площади стоял гул, все куда-то спешили, по пути рассматривая невероятную архитектуру, высокие здания и толпы экскурсий.

Два дня назад я официально стала Эрикой Тёрнер. Женой самого несносного, самого самолюбивого и эгоистичного парня. У него самые нежные руки и умопомрачительные губы, которые зацеловывают меня до смерти.

Он сделал все, что бы я стала самой счастливой. За два дня. За одну ночь. За одно мгновение.

Всю свою жизнь я грезила об Италии, как о счастливом билете. Найти свою любовь и посетить страну вдохновения. А обрела ещё больше. Церемония бракосочетания прошла, когда лучи терпко впивались в наши спины, пока Итальянская гондола, качаясь на ветру, скользила по голубой глади. Венеция стала местом, где наши сердца навсегда обменялись тайным шифром.

Меня спросили:

— Согласна ли ты…

И боже, как же во мне бушевало нетерпение выкинуть ведущего нашей свадебной церемонии, когда он задавал такие глупые вопросы!

Конечно!

Конечно, я согласна стать его женой!

Это было какое-то безумие. Сладкое. С терпким вкусом белого сухого вина и Итальянской пиццы. И одурманивающего поцелуя.

Венеция.

Искушённый вкус счастья и свободы. Только мы вдвоём, а вокруг ни сомнения, ни страха, ни колебания.

Только любовь.

Я сидела за круглым столиком на открытой веранде, где официанты бегами между посетителями, разговаривая на ломанном итальянском. Было безумно интересно наблюдать за разными людьми, за их поведением и акцентами.

За одним столиком, мужчина в длинном плаще, с усами, и шляпой, по всему видимому, француз, что-то бурно обсуждал на итальянском языке, крича на собеседника по телефону. Бедный юноша официант, поднесший ему кофе, едва удержал блюдце, когда мужчина размахивал руками.

А за столом напротив, заказав большую пиццу и много традиционных сладостей, громко смеясь, сидела большая счастливая семья. Двое крошечных малышей, и две семейные пары: родители и их дети. Я вдруг ощутила, как безумно скучала по крошечной Корнелии, по маме, Кристиану…нашей семье.

Услышав недовольное бухтение, я обернулась, с улыбкой засмотревшись на парня, который большими шагами измерял площадь, ругаясь на ходу.

— Чертовы итальянцы! — упал на стул рядом со мной Джеймс, подняв солнцезащитные очки с глаз. — Они не понимают, что я говорю! Спрашиваю, где у них можно взять машину на прокат, они начинают выставлять чек за такси. Спрашивается, какого хрена я оббегал пол Милана, чтобы найти тачку, если можно было заказать через интернет…

— Ты никогда не отличался умственными способностями, — не удержалась от подкола я, и поймала на себе смеющийся взгляд. — Может, ты хотел развить свои тепографические способности?

— Ты не меняешься, — хмыкнул парень, и я вновь залюбовалась его ямочками на щеках.

Спокойная, размеренная музыка, что до этого играла в небольшом ресторанчике, где мы сидели, сменилась быстрой и ритмичной. Люди стали вставать из-за своих столиков, разливаясь на площади, где свободно ходили люди и бушевала жизнь полным ходом, соединяясь в танце. Бачата.

— Джеймс! — не отрывая взгляда от пары, которая великолепно соединяла тела в такт музыке, вскрикнула я.

Боковым зрением было видно, как брови парня нахмурились, и он приготовился к худшему.

— Даже не думай, — помотал Джеймс головой.

— Ну пожалуйста!

— Я не сторонник прелюдий, — фыркнул мой муж, — муж, черт возьми, кто бы мог подумать! — и я стукнула его по плечу. — В этом мы участвовать не будем.

— Ты должен мне танец!

И воспоминания перекинули нас обоих в тот вечер, когда перед расставанием, весь мир остановился.

— Ты бросил меня тогда в зале одну!

— А ты бросила меня одного в том чертовом городе!

Не удержавшись, я прыснула со смеха, услышав ругательства Джеймса. Мы были не исправимы. Наша жизнь казалась нормальному человеку слишком концентричной. Слишком непонятной и импульсивной. А нам в самый раз.

Я все таки вытянула в тот солнечный день в Милане, Джеймса танцевать бачату. Он неумело наступал мне на ноги, ругал все, на чем свет стоит, но когда наши тела прижимались друг к другу так, что дыхание становилось одним на двоих, я видела ту любовь в его глазах, ради которой отказалась от всего мира. Не зря.

Его любовь показала мне вселенную.

Его любовь стала для меня вселенной.

Никогда не