Жена напрокат (СИ) - Майер Аврора

Предложил ребятам её изолировать, то есть попросту убить. Ну а почему нет? Они на меня посмотрели диким взглядом, будто я нёс чушь. Мне так не казалось. Учитывая то, как у нас расследуются преступления, они в жизни не найдут её тело, если хорошенько припрятать. Зато сразу все проблемы отпадут… Кроме Ани, пожалуй. Но уже и так ясно, что моя импровизация всем только навредила, поэтому я теперь не уверен, что детскую психику нужно беречь. К тому же психолог сказал, что дети переносят смерть родителей гораздо проще, чем мы думаем.

Эдуард вполне серьёзно рассуждал на эту тему:

— Зачем вам это? Убить-то человека можно, но это повлечёт очень большие проблемы, да и посадить могут. Уж не говорю о том, что придётся брать грех на душу. Почему бы вам просто не представить, что это вторая няня? Да это супервариант! Вы просто сами ещё не осознали. К тому же Аня очень к ней привязалась и даже не видит разницы с настоящей матерью, нам очень повезло, что так всё сложилось.

— Очень уж дорогая няня получается…

Представил на мгновение, как это всё будет выглядеть. Ладно любимая жена, для неё ничего не жалко, а это какая-то проходимка, которая хочет влезть в мою семью наглым и бесцеремонным способом. Не стал озвучивать свою позицию. Споры бесполезны. Сейчас я в не очень адекватном состоянии. Так ненавидел эту женщину, что мне вот совсем её было не жаль. И грех бы на душу взял, ко всем моим прочим. Но смотря в мудрые глаза Эдуарда, склонялся к тому, чтобы пока сохранить ей жизнь. Может, она сошла с ума и не ведает, что творит?

— Хорошо, давайте попробуем ваш вариант. Если что, всегда можно прибегнуть к плану Б, — скрепя сердце сказал я, хотя всё моё существо противилось этому решению. Была маленькая надежда покончить с этой ложью и начать новую жизнь, но, пожалуй, убить человека — это и вправду чересчур.

— Всё верно, — одобрительно, по-отечески сказал Эдуард, довольный, что я прислушался к его мнению.

Составил с Тимуром новый договор, чтобы хоть как-то расставить рамки и условия. Хотя воспользоваться им в суде будет ох как не просто. Да он и не для этого, чистая формальность.

Ждал целый день, когда же Аня вернётся. Сколько можно там сидеть?

Она приехала только к вечеру. Счастливая, бегала по дому и сбивала всё на ходу, пропали серьёзность и взрослость. Наконец-то в доме царила нормальная обстановка, а не зловещая тишина, от которой хотелось выть. Меня преследовало двоякое чувство: я был рад видеть своего ребёнка счастливым и не хотел верить, что всё из-за этой Анфисы. Ревность и злость не давали полноценно радоваться вместе с Аней.

Вышел из кабинета и направился к выходу. Меня сразу же отловила дочь.

— Пап, ты куда?

— К маме. Сегодня весь день работал, только освободился, хочу побыть с ней.

Аня кинулась мне на шею.

— Папочка, мы такие счастливые с тобой! Не всем выпадает такой шанс. Мы должны теперь её беречь.

Я кивнул, хотелось побыстрее уйти. Ложь с ног до головы окутывала меня. Мне было опять стыдно и противно.

Приехал в клинику. Стремительным шагом пошёл в палату. Анфиса сидела и смотрела телевизор. Увидев меня, вздрогнула и вся напряглась.

— Вот условия. Ознакомьтесь.

Без лишних прелюдий протянул ей лист бумаги.

Окинув меня серьёзным и деловым взглядом, взяла договор и внимательно начала его читать. Минут через десять она вернула его мне. Спокойно и уравновешенно сказала:

— Меня всё устраивает.

Был, если честно, удивлён, потому что о деньгах там не было ни слова. Может, надеется воровать или считает, что мои миллионы автоматически станут её? Так это зря, уж об этом я точно в состоянии позаботиться.

Мы молча подписали филькину грамоту. Интересно она в курсе, что бумага не имеет юридической силы? Видимо, нет.

— Когда я могу вернуться домой?

Вот это скорость. Уже дом. Меня покоробило, когда она так сказала о моём доме. Она никакого отношения к нему не имеет!

— Точно не завтра. Есть ещё кое-какие дела.

— Тогда послезавтра, — твёрдо настаивала она, — мне нужно точно знать, чтобы я отменила рассылку. И верните мне мой ноутбук.

— Хорошо, завтра Константин вернёт. А выпишут вас только послезавтра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Анфиса

Леонид вышел, а сердце колотилось как сумасшедшее. Пока не чувствовала радости, только непреодолимое волнение, которое учащало ритм сердца до предела. В пору пить успокоительные. Так и пришлось сделать, иначе ещё одну бессонную ночь не пережить.

Следующий день был насыщенный: опять стилист, косметолог, тату-мастер. Аня приехала совсем на чуть-чуть.

— Мама, прости, дома столько дел, всё нужно подготовить к твоему приезду. Я совсем ненадолго. Но с завтрашнего дня мы не будем расставаться.

— Конечно, не переживай.

Я не чувствовала облегчения от того, что добилась цели. На душе было неспокойно. Спать на спине не могла, потому что одна из татуировок располагалась под кромкой волос на шее. Жутко болело, когда прислонялась к подушке. Вторая тату скрывала шов от кесарева сечения, которого, конечно, и не было вовсе. Ещё немного я стала похожа на Ольгу Громову, скоро от меня самой ничего не останется…

Беспокойная ночь. Тревожное утро, сулящее глобальные перемены в жизни. Профессиональный макияж и укладка.

Вскоре пришёл Леонид. Он был невероятно хорош, я боялась поднять на него взгляд и нечаянно встретиться глазами. Но даже на расстоянии и без визуального контакта чувствовала его негатив, который возвращал меня из красивой сказки в суровую реальность и не давал насладиться приятными моментами.

Вскользь осмотрев меня, он сказал недовольным тоном:

— Сейчас мы выходим. У входа ждут репортёры. Прошу без самодеятельности. Просто улыбайся и молчи. Потренируйся, — добавил он с сарказмом.

Щёки загорелись от волнения, теперь ясно, к чему такой шум. Какая может быть самодеятельность? Я даже выходить на улицу боюсь, за два месяца не была там ни разу. Душа трепетала от страха, но пути обратно уже не было.

Вошла Аня. В её руках была аккуратно упакованная одежда. Белоснежный брючный костюм и чёрный топ из тонкого шёлка. Ко всему прилагались туфли — классические лодочки на шпильке красного цвета. В таком наряде можно идти на красную дорожку. Мои глаза расширились до предела.

— Аня, что ты? Я же всего лишь выписываюсь из больницы.

Дочь хлопала глазами и не понимала, о чём это я. Решила не развивать эту тему. К тому же мои слова у Леонида вызывали очередную волну недовольства.

Принялась переодеваться. Удивительно впору мне пришлась вся принесённая одежда, только туфли оказались маловаты. Но это совершенно мне не помешало выглядеть шикарно. Глянув в прихожей на себя в зеркало, ахнула. Мне даже не нужна была фотография, я была вылитая Ольга Громова. Часто моргала глазами и не верила в реальность происходящего.

Вышла из палаты. Почувствовала, как с одной стороны за руку меня взяла Аня, её прикосновение было уже родным и близким. С другой стороны на моей талии остановилась рука Леонида. Было настолько непривычно и странно, что хотелось убрать её, чтобы она мне не мешала свободно передвигаться. Но как я ни старалась это сделать незаметными движениями, она лежала на мне как приклеенная. Мы не спеша, словно по прогулочной аллее, направились к выходу. В лифте были втроём. Леонид не сводил с меня холодного пристального взгляда, от которого было неуютно. Он будто хотел меня пристыдить и уличить во лжи. Не собиралась с ним играть в гляделки и поддаваться на его провокации, мне это ни к чему. Мы словно с разных планет, и нам друг друга не понять. Хорошо, что рядом была Аня. Когда я её обнимала, чувствовала почву под ногами и уверенности сразу прибавлялось.