Пэппер Винтерс - Разрушенные (ЛП)

Я нарушил гребаное обещание и принес апокалипсис в свою семью.

Деревья заскрипели.

Луна засияла серебром.

Я сжал свои зубы до боли, чертовски борясь с условным рефлексом.

«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».

Я никогда не буду свободен. Я должен умереть. Я должен убить себя.

— Роан! Роан!

Свободной рукой, я вцепился в свою голову, когда звук колоколов отдавался эхом в моих ушах.

Громче и громче.

Колокола и бой часов, и звуки трубы.

Каждое промывание мозгов, все препятствия и цепи начали распутываться.

Быстрее и быстрее, замок за замком.

Каждая частичка моего прошлого и мучений перестали существовать. Каждый переключатель и приказ, что делали меня послушной машиной, распались.

Ветер засвистел.

Лед заколол.

Свобода падала как дождь.

Каждый хомут и запрограммированные приказы выскальзывали из моей головы, падая у моих ног со звуком звякающего железа. Стоя на месте, едва дыша, в случае, если это просто сон, я ворвался в жизнь, когда все запятнанное и испорченное в моем уме вспыхнуло огнем и затем превратилось в пепел.

Солнце сияло.

Бабочки порхали.

Смех наполнил мои глаза.

Мой мир вращался и вращался. Выбрасывая меня из моего старого существования и оставляя без крова и плыть по течению.

Затем начался новый мир. Мир, о котором я никогда не надеялся мечтать. Мир, где мои мысли были моими собственными, и никто не мог лишить меня их.

Вихрь, который украл меня из больницы в прошлое, выбросил меня назад в реальность. Но она не была такой же, как прежде. Это не было тем же самым пространством или той же самой галактикой.

Мое прошлое ушло навсегда.

Мое будущее было чертовски ярким и ясным.

Птицы защебетали.

Любовь расцветала.

Блаженное счастье наполнило мое сердце.

Я открыл глаза.

Зел почти встала с постели, держась за живот, где были свежие швы. От паники ее лоб покрылся потом, а глаза были расширены от ужаса.

— Нет! Прекрати! Не причиняй ему боль!

Я бросился поймать ее, прежде чем она потеряла сознание и упала лицом об пол.

— Зел, нет!

Держа своего сына одной рукой, я подтолкнул женщину, на которой собирался жениться, на кровать и накрыл ее дрожащее тело простыней. Ее лицо было мертвенно-бледным от стресса.

Мое сердце не знало такой любви. Я никогда не верил, что могу быть так чертовски счастлив.

Я стоял в оцепенении, впитывая, как сильно люблю ее. Как много она дала мне.

Она выхватила Василия из моих рук, прижав его ближе. Слезы заполнили ее глаза.

— Черт побери, Роан. Ты почти довел меня до сердечного приступа. — Она полностью обхватила Василия, он начал плакать от ее сильной хватки.

Его вопли были музыкой для моих ушей, потому что не было ничего другого. Никаких приказов, никакого условного рефлекса.

Все, что было, это резкие вопли моего сына и рваное дыхание женщины, которую я обожал.

Я, черт побери, хотел смеяться.

Слезы катились по ее щекам.

— Какого черта ты делаешь? Боже мой. Я никогда не смогу доверять тебе? Ты никогда не будешь свободен? — ее тело тряслось от шока. — Как мы будем растить их вместе, если ты никогда не сможешь быть с ними? На что надеяться? Что…

Было несправедливо, что она была так растеряна, а я был на седьмом небе от счастья.

Схватив ее за подбородок, я дернул ее лицо к себе и поцеловал. Я целовал ее так, как всегда хотел. Всей своей душой.

Мне больше не нужно было бороться. Мне больше не нужно было следить за своими мыслями или оберегать ее от своих прикосновений.

Это был гребаный рай.

Двадцать восемь лет, и я наконец-то нашел то, чего всегда хотел.

Счастье.

Ее губы замерли под моими. Я пробовал соленый вкус ее слез и печали на моем языке. Отстранившись, я пробормотал:

— Не плачь.

Ее глаза расширились, когда она раскачивалась и кричала:

— Не плакать? Если я не буду плакать из-за того, что мужчина, которого я люблю, не может быть рядом со своим ребенком, тогда из-за чего мне плакать? Это безнадежно. Все кончено.

Мой желудок скрутило от отчаяния в ее голосе.

— Я больше не могу делать это. Я больше не могу жить в страхе, что ты перевернешь вверх дном детскую или отнимешь жизни наших детей. Я хочу, чтобы ты ушел…

Кинжал прошел прямо через мое сердце. Не было никакого условного рефлекс, чтобы пробираться через туман гнева. Все влияло на меня в сто раз сильнее. Тысячу раз глубже.

Казалось, как будто открыть себя на совершенно новый уровень существования, где солнце сжигало мою кожу, а слезы растворяли мою волю, печаль Зел разрывала мое сердце на клочья.

— Нет. Все кончено, dobycha. Все кончено.

Она шмыгнула носом, опустив свои глаза.

— Я знаю, что кончено. Так и должно быть. — Рыдание сорвалось с ее губ.

Кое-что необычное случилось. Кое-что, о чем я не думал, что возможно. И вместо того, чтобы радоваться, она пыталась вычеркнуть меня из своей жизни.

Я не позволю тебе уйти. Никогда.

Отдернув одну ее руку от плеч Василия, я потянул ее на себя.

Ее губы приоткрылись. Она боролась со мной.

— Отпусти меня. Хватит. — Ее глаза сощурились. — Убери свои руки от меня, агент Фокс.

Я замер, напрягаясь, чтобы встретить волну условного рефлекса, которому привык подчиняться всю жизнь.

Ничего.

Божественное ничего.

Блаженное, черт побери, ничего.

Никакого натиска приказов.

Никакой изнуряющей потребности убивать.

Я улыбнулся и расцепил ее напряженные пальцы.

— Ты говорила, что доверяешь мне. Доверься мне последний раз. — Мой голос даже звучал по-другому. Менее грубый, менее связанный с прошлым, от которого я всегда бежал.

Зел застыла, затем позволила своей руке перемещаться. Она не отводила своего взгляда от меня, когда положила свою руку на мой лоб.

Я поднял голову, утопая в ее изумрудном взгляде.

— Что ты видишь?

Она покачала головой.

— Я не понимаю. Что ты пытаешься сделать?

Я убрал ее руку и положил на свою грудь, прямо над моим сердцем. Ее тело напряглось, чувствуя, как сердце бьется под ее кончиками пальцев. Ее страх окружил меня, но медленно крупицы надежды заполнили ее глаза.

— Что ты чувствуешь? — пробормотал я.

Она ахнула, подергивая пальцами у моей груди. Ее прикосновение отправляло бумеранг живости и тепла через мое тело. Помечая меня. Делая меня своим. Навсегда своим.

— Ты другой. — Наклонив голову, она сощурила глаза. — Что случилось? Что изменилось? Я не понимаю.