Сильвейн Рейнард - Искупление Габриеля

Доктор Рубио выпустила Джулии воды и убеждала ее начать тужиться. Эпидуральная анестезия гасила боль лишь частично. У Джулии по-прежнему сильно болел низ живота.

Медсестра Сьюзен держала Джулию за одну ногу, Габриель – за вторую. Во время каждой схватки Джулия тужилась. Доктор Рубио и Габриель уговаривали ее продолжать, но все это давало минимальные результаты. Кончилось тем, что акушерка подтвердила самый сильный страх Габриеля: Фаршированный Блинчик упрямо лежала поперек и находилась слишком высоко, чтобы ее можно было извлечь акушерскими щипцами.

Джулия, услышав об этом, слабо застонала и повалилась на спину. Она предельно устала.

– Что это значит? – сжимая кулаки, тихо спросил Габриель.

Доктор Рубио скривила губы:

– Это означает, что мы должны безотлагательно делать ей кесарево сечение. У ребенка растет частота сердечных сокращений. У вашей жены держится высокая температура. Все это указывает на возможность инфекции. Я соберу своих хирургов, но действовать надо немедленно.

– Я нормально себя чувствую, – сказала Джулия.

Но каждый видел, до чего она устала. Кесарево сечение представлялось ей желанным избавлением от боли.

– Вы уверены, что по-другому нельзя? – спросил Габриель, нервозно стискивая руку жены.

– Мистер Эмерсон, поверьте, другой возможности у нас действительно нет. Я не могу извлечь ребенка, находящегося в поперечном положении.

– Кажется, я уже говорил вам, что я профессорЭмерсон! – огрызнулся Габриель, и это наглядно показало, в каком никудышном состоянии у него сейчас нервы.

– Дорогой, успокойся. У нас все будет хорошо. – Джулия улыбнулась одними губами и тут же закрыла глаза, приказав себе продержаться. У нее не прекращались схватки.

Габриель пробормотал слова извинения, поцеловал Джулию в лоб и успел прошептать ей на ухо несколько ободряющих слов. Вскоре палата Джулии стала очень шумным и беспокойным местом. Пришел анестезиолог и сразу же начал задавать вопросы. Медсестра шепнула Габриелю, что ему нужно переодеться в специальную одежду для хирургических операций.

Ему не хотелось даже на минуту расставаться с Джулией. Он столько времени просидел возле ее постели, держа ее за руку и кормя кусочками льда. Но операционная требовала стерильных условий, и он был вынужден подчиниться.

Джулия протянула ему руку. Габриель схватил ее и поднес к губам.

– Я не жалею об этом, – прошептала она.

Габриель отпрянул. Должно быть, обилие вводимых лекарств затуманило ей разум.

– О чем ты не жалеешь, дорогая?

– О своей беременности. Когда все кончится, у нас будет дочь. У нас будет семья. Навсегда.

Габриель натянуто улыбнулся и снова поцеловал Джулию в лоб:

– Я вернусь через несколько минут. Держись.

Джулия улыбнулась и закрыла глаза, сосредоточившись на дыхании. Очередная полоса схваток была совсем близко.

Джулия старалась думать только о дыхании. О глубоком, ровном дыхании, помогающем унять боль схваток. Она дышала, не открывая глаз. Ее подняли с койки, куда-то повезли… Когда Джулия открыла глаза, она уже лежала на операционном столе. Доктор Рубио трогала на ее животе место будущего кесарева сечения.

– Я чувствую ваши пальцы, – призналась испуганная Джулия.

– Вы чувствуете надавливание?

– Нет. Вы щиплете мне кожу.

Габриель сидел сбоку от Джулии. Ширма не позволяла ему видеть ни ее живот, ни пальцы гинеколога.

– Тебе больно? – спросил он.

– Нет, – испуганным голосом ответила она. – Но я продолжаю чувствовать боль. Боюсь, что и надрез я тоже почувствую.

Доктор Рубио повторила проверку, щипая и растягивая кожу на животе Джулии. С нарастающей тревогой Джулия утверждала, что ощущает каждое прикосновение гинеколога.

– Необходимо применить общую анестезию, – сказал анестезиолог, торопливо готовящий все необходимое.

– Это повредит ребенку, – возразила доктор Рубио. – Дайте ей что-нибудь еще.

– Нельзя. С нее хватит эпидуральной анестезии и добавочных порций обезболивающего. Я настаиваю на общей анестезии.

Джулия посмотрела на анестезиолога. У него были добрые, заботливые глаза.

– Простите меня, – прошептала она.

Анестезиолог потрепал ее по плечу:

– Дорогая, не надо извиняться. Я делаю это постоянно. Постарайтесь расслабиться.

Хирургическая бригада занималась своим делом. Габриель задавал им вопросы, которых они, возможно, даже не слышали.

Джулия стиснула ему руку, словно прося не терять самообладания. Ей требовалось его спокойствие. Сейчас она погрузится в сон, а Габриель должен внимательно наблюдать за ней.

Джулия едва обращала внимание на действия медиков, она едва слышала распоряжения анестезиолога. Но она слышала шепот Габриеля, обещавшего, что он будет рядом, когда она проснется. Потом она провалилась в темноту.

Доктор Рубио чертыхнулась и принялась спешно отдавать распоряжения своей команде.

– Что случилось? – спросил Габриель, не выпускавший руку Джулии.

Гинеколог лишь кивнула в его сторону и приказала:

– Мужа роженицы вывести из операционной!

– Что? – повторил Габриель, вскакивая на ноги. – Что у вас происходит?

– Я велела удалить его отсюда! – сердито бросила доктор Рубио одной из медсестер. – И позовите дежурного хирурга. Немедленно!

Медсестра начала выпроваживать Габриеля.

– Что происходит? Я вас спрашиваю! – закричал он, обращаясь к врачам.

Ему никто не ответил.

Медсестра взяла его за руку и потащила к двери.

Габриель взглянул на Джулию. Она лежала с закрытыми глазами. Бледная. Неподвижная.

Так выглядят мертвые.

– Вы поможете ей? – в отчаянии спросил Габриель.

Медсестра толкнула вращающуюся дверь и вывела его в комнату ожидания.

– Подождите здесь. Скоро кто-нибудь выйдет и все вам расскажет. – Она ободряюще кивнула и вернулась в операционную.

Габриель рухнул на стул. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать хоть какое-то объяснение. Джулию вовсю готовили к кесареву сечению, и вдруг…

Габриель сорвал с лица хирургическую маску.

Им овладели паника и страх. Перед глазами и сейчас было лицо Джулии и ее распростертые руки, словно она лежала на кресте.

Габриель не понимал, каким образом оказался в Селинсгроуве. Он сошел с заднего крыльца, собираясь двинуться в лес. По этой дороге он ходил тысячи раз и мог пройти даже в полной темноте. Но сейчас был день.