Белва Плейн - Золотая чаша

– Привет! – воскликнул он, смеясь.

– Господи, ты снова дома! Ты не голоден?

– У меня во рту не было ни крошки с самого утра.

– Тогда я сейчас встану и приготовлю тебе что-нибудь. В доме мало что есть, кажется, только яйца, но я посмотрю.

Отужинав на кухне, – он на своем старом месте и она на своем, – он расположился в кресле и раскрыл газету. Она села за письменный стол и начала писать.

Какое-то время спустя Дэн отложил газету и поднялся.

– Что ты пишешь?

Она прикрыла лист бумаги рукой.

– Ничего особенного. Пару недель назад я начала писать поэму о Фредди. Мне хотелось рассказать о его мягкости, доброте… в общем я пыталась, но из этого ничего не вышло. У меня есть любовь и решимость, но нет таланта. Какая скука, подумала я, когда прочла то, что написала.

– Тем не менее, дай мне взглянуть. Можно?

– Я ее разорвала. А сейчас пишу о себе, пытаюсь, излагая на бумаге свои мысли, лучше понять себя. Я подумала, что это мне в какой-то степени поможет.

– Тогда, может, ты разрешишь мне взглянуть на это?

– Тебе, возможно, не понравится то, что ты там прочтешь.

Однако она убрала руку и через ее плечо он прочел:

«Несмотря на всю свою внешнюю веселость, он в сущности одинокий человек, несостоявшийся музыкант и разочаровавшийся реформатор. Думаю, он считает себя неотразимым, видя, как женщины оборачиваются и смотрят ему вслед. Но я должна помнить, что в сущности все это не имеет для него никакого значения, я это знаю».

«Что же до того, что произошло давно, думаю, все было точно так, как он и сказал, хотя, может быть, он и женился бы на ней вместо меня, если бы у него была такая возможность… но я также должна помнить, что все эти годы он любил только меня».

«Да, я все еще испытываю горечь, когда думаю об этом; не такая уж я великодушная».

«Мы не владеем никем и ничем. Наши дети вырастают и уходят от нас, и иногда они умирают раньше нас. И, однако, мы продолжаем жить. Так как все, что у нас есть – это немного лет. Так давайте же брать то, что есть, так как мы не можем сделать большего. У меня был сын. У меня было желание достичь во всем совершенства. Что было, то было. У меня также был возлюбленный, большой человек, храбрый и добрый, и он сейчас снова со мной. Не хотелось бы мне когда-нибудь вновь остаться без него. Я…»

На этом слова обрывались.

Дэн поднял ее со стула и прижал к груди. В глазах у него блестели слезы.

– Помогло тебе то, что ты изложила все это на бумаге?

– Думаю, да.

– Тогда порви этот лист и выброси его. О, Хенни, Хенни, мы начнем все сначала.

На улице, возле ресторана, Пол распрощался с Хенни. Совершенно расстроенный, он провожал ее глазами, и его так и подмывало последовать за ней. Мгновение он стоял в нерешительности, разрываясь между двумя одинаково сильными желаниями: догнать Хенни и уйти одному.

Сколько в ней озлобленности и горечи! Так это непохоже на ту Хенни, которую он знал всю свою жизнь!

А Дэн такой подавленный, притихший… На мгновение перед его мысленным взором отчетливо вспыхнула картина: Дэн стоит где-то на огромной высоте и вокруг него люди кричат, хлопают в ладоши; действительно ли он помнил все это или просто он слышал эту историю столько раз, что она стала казаться ему собственным воспоминанием?

Да, мужества Дэну было не занимать. Не побоялся же он сказать только что, когда они сидели в ресторане, что он очень виноват перед Хенни. Должно быть, между ними произошло что-то совершенно ужасное. На Хенни просто больно смотреть.

Даже смерть Фредди их не примирила, не свела вместе. Они так и продолжают убивать друг друга.

Но, спросил он себя, как могу я судить об этом? Что я, в сущности, знаю? Разве кто-нибудь, глядя на меня, может догадаться, что творится у меня в душе?

Мимо него прошел маленький мальчик с родителями. В руках он держал игрушечный парусник. Они направлялись в парк. Надо ему купить кораблик на этой неделе, а не ждать дня рождения Хэнка; большую часть жизни мы и так проводим в ожиданиях.

От Хэнка мысли его обратились к Анне: у нее был сын такого же возраста, как Хэнк. Однако ее мальчик не будет пускать свой кораблик в Центральном парке. Да и в той части города, в которой она жила сейчас, вряд ли существовало место, где можно было пускать кораблики. Внезапно ему вспомнилось название улицы, на которой она жила, и номер дома. Они были написаны на долговой расписке, присланной ее мужем. Он не собирался запоминать этот адрес на Форт-Вашингтон-авеню, но адрес как-то сам собой застрял у него в голове.

Он зашагал на восток к своему дому. День был довольно прохладным, и ветер раскачивал ветви деревьев. Но он любил такую погоду; одних она вынуждала укрыться в доме, зато другие выходили тут же на улицу, словно бросая погоде вызов. Высокий небосвод блестел как голубая глазурь. Чудесно в такой день поехать куда-нибудь за город. Выйти из машины на какой-нибудь проселочной дороге, прогуляться, а затем отправиться в старую сельскую гостиницу поблизости и пропустить там стаканчик. Конечно, не одному…

Он взглянул на часы; до вечера еще было далеко. Гараж, в котором он держал свой автомобиль, находился чуть дальше по улице, где он жил. Он остановился перед ним и несколько минут стоял в нерешительности. Конечно, он мог пойти к своим родственникам, которые принимали сейчас у себя приехавшего к ним в гости кузена; тот только что оправился от какой-то ужасной болезни. Мысль о полной народа, душной квартире подействовала на него угнетающе. День и без того был почти испорчен.

Внезапно решение пришло к нему само собой, и он вошел в гараж. Было важно, доказывал он себе, чтобы машина не простаивала. В городе ты так редко ездишь; последний раз он воспользовался ею, чтобы добраться до дома Альфи, и было это несколько недель назад.

Сев за руль, он надел шоферские перчатки и поехал на запад. Окно в машине было открыто, и лицо его обдувало ветром. Это было чудесно. Вскоре он выехал на Риверсайд-драйв. Слева от него засверкала покрытая легкой рябью водная гладь реки. Легкие облака появились на небе, которое еще минуту назад было абсолютно чистым; их принес ветер, таща за собой, как воздушного змея.

Посреди реки стояли на якоре три огромных серых боевых корабля. Будем надеяться, сказал он себе, что мы видим это в последний раз.

Он остановил машину у Клермонтинн, решив зайти и посидеть там какое-то время, глядя на реку, за стаканом вина, и тут же чертыхнулся, вспомнив о законе Волстеда.[64] Закон был глупый; вряд ли он долго просуществует, но пока из всех напитков ему могли предложить там только кофе и чай. Он повернул на север, решив проехать через Бронкс и дальше к Вестчестеру, чтобы взглянуть на простирающиеся там поля. Может, мысли его прояснятся при виде этих бескрайних полей?