Моррис Ренек - Сиам Майами

Зигги воспламенился новыми надеждами.

— Принесите ему раскладной стул.

— Получится возня, и мисс Майами заметит это.

— Этого я и хочу! — проревел сияющий Зигги.

Билетер побежал выполнять приказание, оглядываясь из опасения, что Зигги снова бросится за ним вдогонку.

На обратном пути Зигги столкнулся с Доджем.

— Извини, — безразлично бросил он. Зигги с нетерпением ждал счастливой перемены в Сиам. — Обрати внимание: сейчас Сиам еле живет, а уже через минуту взорвется, как фугас.

— Кажется, у меня прибавились еще два партнера, — без энтузиазма проговорил Твид.

Додж попытался вежливо привлечь внимание Зигги:

— Зигги!

— Шел бы ты домой, Стью. Ты расплатился с долгами. — Зигги сиял.

— Барни приехал сюда вместе с Селестой, — сказал Додж с нескрываемым злорадством. — Она привезла его в своей спортивной машине.

Зигги скрючило от предчувствия угрожающей Сиам катастрофы.

— Я только что послал его в первый ряд, чтобы Сиам увидела его… — Зигги отвернулся от ярко освещенной арены.

— Селеста, — серьезно сказал Додж, — станет краеугольным камнем его дела. Это будет огромная компания. Теперь Сиам у него в кармане. — Зигги отказывался слушать, но Додж продолжал: — Он вышибет нас из седла. Тебе ли не знать, как подвержены колебаниям наши клиенты! Он сделает с нами, что захочет. Когда наши клиенты поймут, что за лошадки уже жуют сено в его конюшне, у нас не останется шансов.

— Напрасно я сыграл с ним в открытую, — промямлил Зигги. — Не надо было открывать ему глаза на мир. Надо было представить ситуацию в том виде, в каком мне бы хотелось ее видеть. Вот она, плата за забвение идеалов.

— Ты сам дал ему в руки поводья, — язвительно сказал Додж. — Теперь он далеко ускачет. Он — живое воплощение твоих уроков.

Зигги негодующе посмотрел на Доджа.

— Как ты можешь игнорировать его грязные трюки?

Ответ прозвучал с таким напором, что Зигги усомнился, Додж ли перед ним.

— Наступил момент моей мести этой суке. Когда Сиам увидит его в партере, она станет петь, обращаясь к нему одному, раскрывая ему свое сердце. — Додж осклабился. — Благодаря тебе, Зигги, она раскроет сердце человеку, прекратившему существование. — Додж почтительно поклонился Зигги, отдавая должное его вкладу.

— Я его задержу! — крикнул Зигги, срываясь с места.

Твид и Додж схватили его за полы пиджака. Твид назидательно сказал:

— Хотите перечеркнуть ее успех? Если вы устроите свалку и она умолкнет…

— Я обязан испортить этому негодяю его подлую игру!

— Додж прав, — вразумлял Зигги Твид. — Теперь Барни многого стоит. Человек, добившийся таких результатов, достоин уважения. Давайте попытаемся обратить его дарование себе на пользу. Он нам нужен.

— Это вам он нужен. А я его придушу. — Зигги вырвался и помчался к калитке. Удерживать его было уже поздно. Вместо того чтобы кинуться со всех ног исправлять возможный ущерб, Твид и Додж спокойно наблюдали за Зигги, попятившимся назад, побледневшим, ошеломленным.

Перед ним возникла улыбающаяся Селеста, не предупрежденная о его ярости. Зигги, прежде с таким рвением осыпавший руку Селесты поцелуями, накинулся на нее, схватил за плечи и тряхнул.

— Как вы могли?!

Селеста не понимала, в чем состоит ее вина.

— Вы подписали с ним контракт?

— Да.

— Зигги, — раздался укоряющий голос Твида, — оставьте Селесту в покое.

Зигги уронил руки, признавая поражение.

— Я несколько недель подряд пыталась до него дозвониться, — оправдывалась потрясенная Селеста. — Я просила передать ему мои извинения за то, что тогда сбежала от него. Тогда мне не хватило закалки, чтобы понять степень его преданности.

— А потом он затащил вас в постель! — прорычал Зигги.

— Пока мне не выпало такого счастья. Я предупредила его о дне, когда заеду в его офис, и застала его там.

— А теперь, — продолжал Зигги с сарказмом, — он приехал сюда за Сиам?

— Да, если она захочет, чтобы он ее представлял. — Она никак не могла понять, чем вызвана его горечь.

— И после этого вы говорите, что все в порядке?

— Объясните мне мою ошибку.

— Молодое поколение лишено морали!

Она направилась к выходу на сцену; мужчины потянулись за ней. Селеста ожидала зрелища триумфа, но ее поразила выжидательная тишина.

— Что происходит? — спросила она у Зигги.

— Она готовится к кульминации. Вспомните, что произошло в кабаре в Джерси: там она заставила всех повскакать с мест.

— Что-то она задерживается, — забеспокоился Твид.

Сиам стояла, поджав губы, и интенсивно сопела носом, пытаясь восстановить дыхание.

— Никак не дает отмашку, — не выдержал Твид. — Не может, и все тут. Сделайте же что-нибудь! Что угодно, но подтолкните ее! — крикнул он Зигги.

Зигги на мгновение задумался. Его мохнатые горилльи лапы закрыли лицо. Потом он растолкал всех и, размахивая руками, завопил:

— Сиам, он здесь! Барни здесь!

Сиам отвернулась от аудитории, посмотрела на Зигги, но ничего не поняла. Она решила, что он приказывает ей петь.

— Вы делаете только хуже! — взвился Твид.

Сиам отвернулась от Зигги с намерением запеть, но в этот момент заметила в темном проходе партера знакомую фигуру. В лицо ударила горячая волна. Она не замечала, что плачет, пока от слез не затуманился взор. Внутри родилась новая сила, разорвавшая цепи горечи и насилия. Теперь, не испытывая больше страха, она чувствовала себя совсем беззащитной. Она не сумела отомстить, но благодаря этому обрела подлинную силу. Ее губы зашевелились, она произнесла про себя его имя, как бы напоминая себе о его существовании. Она была согласна на любое начало. Ее лицо озарила широкая, счастливая улыбка. Дирижер принял это за сигнал, и оркестр с воодушевлением заиграл музыку к финальной части выступления. Сиам запела о мужчине, которого не видела давным-давно; ей хочется, чтобы он поцеловал ее хотя бы разок, потом — чтобы поцелуй повторился, потом — чтобы он никогда не прерывался. Стадион услышал голос счастья.

Барни сразу понял, что искренний взгляд Сиам в любом случае, как он ни готовился, застал бы его врасплох. Его сердце ухало так громко, что он боялся переполошить соседей. Несколько минут назад билетер, пытавшийся всучить ему складной стул вместо нормального места, заработал гневную отповедь. Теперь он понимал, как наивно было надеяться, что ее искренний взгляд не настигнет его на любом, даже самом солидном расстоянии. Она оказалась права — он должен был ее увидеть. Наконец-то он снова повиновался только чувству, пусть и понимал рассудком все несовершенство мира, понимал, почему рушатся империи и загнивает общество.